Правда жизни нередко превосходит любой вымысел. Вот одна из таких историй. Июнь 1941 года. Киевская школьница Светлана Томилина, дочь видного ученого-демографа Сергея Аркадьевича Томилина, включается в бессонную работу по спасению раненых, доставляемых с фронта. Палаты и перевязочные военного госпиталя. Светлане нет и семнадцати, но изнанка бодрой песни — «Если завтра в поход» — сурово раскрывается перед ней воочию... Покинуть город семье не удается, в дни эвакуации профессор Томилин переносит операцию по поводу ущемленной грыжи. Наступает время оккупации. В 1942-м новые власти открывают «медикохохшуле» — подобие медицинского института, и Светлана поступает туда. Впрочем, это лишь ловушка для молодежи. Студентов под надзором нового начальства отправляют на сельхозработы. На мерзлых полях, среди стерни, девушка заболевает тяжелым дерматитом — «стернянкой», как именуют в народе недуг. Вскоре эрзац-институт закрывают, и Светлана оказывается на «бирже труда». Немецкий врач в связи с инфекционными поражениями ног дает ей отсрочку от отправки в Германию на три месяца. Но они быстро истекают. Надо официально работать, и Томилина устраивается продавщицей в магазин по сбыту гончарных изделий. Потом, покинув родительский кров, проявив характер, уезжает во Львов, чтобы продолжить учебу в сохранившемся медицинском институте. Страсть к нелегкой профессии врача уже не оставляет ее, но стать доктором ей не суждено. 24 февраля 1945 года Светлану задерживает СМЕРШ, советская военная контрразведка. Дело в том, что подруга познакомила Томилину с молодыми людьми из Югославии, очутившимися во Львове. А они вели разговоры о «демократической республике», и кто-то донес на вольнодумцев.
Камера на Лонской, где находится изолятор, перевод в Киев, следствие, приговор — восемь лет исправительно-трудовых лагерей по политической статье. Хотя профессор Томилин, создатель системы санитарной статистики в УССР, ничем себя не запятнал и ему разрешают возвратиться к научной работе, это не влияет на положение дочери. Попытаться помочь можно лишь косвенно... Как раз тогда нарком здравоохранения УССР И.Ф.Кононенко письменно дает ученому такую характеристику: «Руководя статистическим отделом Наркомздрава, профессор Томилин впервые организовал государственные демографические исследования на Украине. Оставаясь в Киеве, спас архив медицинского факультета университета и медицинского института. Выдвинут ученым советом Наркомздрава к избранию членом-корреспондентом АМН СССР».
Впрочем, в Медицинскую академию Томилина не изберут и дочери он больше не увидит. Проживет, подвижнически трудясь, еще семь лет... А ее «архипелаг ГУЛАГ» лишь начинается, сперва — относительно мягко. Светлану Томилину (а она достаточно квалифицированная медсестра) направляют на работу в больнице при Лукьяновской тюрьме. Понятно, под стражей. Больница переполнена, случаи тяжелые, но это не худшая участь. Такому повороту, вспоминает Светлана Сергеевна, содействовал Л.Медведь, один из руководителей Наркомздрава Украины того времени, человек честного и смелого нрава. Очевидно, проникнувшись бедой семьи.
Но пора рассказать, каким образом я познакомился со Светланой Томилиной-Васнецовой. В Киеве, в одном из ведомственных зданий управления здравоохранения города, в Георгиевском переулке, формируется музей истории медицинского дела и медицинской статистики в столице, и в его составе — мемориальная комната С.А.Томилина, необыкновенно яркой фигуры в украинском здравоохранении. Энтузиаст начинания — начальник отдела истории медицинской статистики Киевского городского научного информационно-аналитического центра медицинской статистики врач В.Нековаль собрал здесь уникальные материалы о благородной деятельности выдающегося исследователя, к чьим трудам обращалась Лига Наций, историка, блестящего врача-фитотерапевта. С успехом прошли уже четыре раза Томилинские чтения. Вот здесь, среди экспонатов, я увидел справку НКВД от 1953 г. об освобождении Светланы Томилиной из лагеря, но оставлении категории ссыльной, затем справку прокуратуры о реабилитации, всмотрелся в фото, на котором в 1954-м запечатлены Светлана Томилина и ее покойный муж Виктор Васнецов, внук знаменитого художника, в Норильске в день скромной свадьбы. Виктор Тимофеевич Нековаль дал мне номер телефона Светланы Сергеевны, договорился о моей встрече с ней. И вот я у нее дома, на одной из улиц Печерска. За чаем движемся назад по невероятной нити жизни. Сейчас С.Томилиной идет 85-й. Образование она все-таки завершила. В 1968 году, еще до официального оправдания в 1991-м, окончила вечернее отделение биологического факультета Киевского университета им. Т.Г.Шевченко. Одновременно работала лаборантом, сперва в Институте эпидемиологии и инфекционных болезней, а затем в Институте проблем онкологии. В 1973 г. защитила диссертацию на ученую степень кандидата биологических наук.
Однако мы слишком быстро пролетели над временем.
— В тюремной больнице под Киевом, — вспоминает С.Томилина, — я не согласилась при вызове в оперативную часть, скажем так, стать «информатором». После отказа меня шантажировали ордером на арест отца, но я и тут не поддалась. Понимала — последствия будут плохими. Спустя несколько дней ночью меня отправили на пересылку. Последовал лагерь под Красноярском, потом — порт Дудинка. Вот тут-то я и увидела Виктора Васнецова...
Но что привело в лагеря талантливого инженера-конструктора? Он ведь из легендарной династии.
— Виктор Васнецов был арестован в Праге, после майских дней 1945 года, где жил с родителями и окончил политехнический институт. Как «эмигрант-пособник врага», был осужден на длительный срок и отправлен на север. А встретились мы совершенно случайно. В Дудинке мне вновь в силу обстоятельств вменили обязанности медицинской сестры на морском причале. Здесь работали и вольнонаемные. Однажды вечером, в свободную минуту, я занималась английским с одной из таких молоденьких учетчиц порта, учившейся в вечерней школе. Я и сама не очень-то хорошо ориентировалась в английском, освоив ряд слов по случайно попавшему ко мне словарику. В нашем доме в ходу был французский, которым мои мать и отец владели в совершенстве. Вдруг услышала вежливое, но чуть ироничное замечание по поводу моего произношения. Это был заключенный Васнецов, направленный из особого, так называемого инженерного, блока на причал как технический эксперт по приемке прибывшего оборудования. Его инженерные знания оказались нужными и здесь. Обратила внимание, что Васнецов не острижен наголо. Это было чем-то вроде льготы для «спецов». Английским он владел безукоризненно, окончил в Праге английскую гимназию. Не могу сказать, что влюбилась. В условиях лагеря такое увлечение — вообще утопия. Но искра симпатии как бы засияла и мысленно соединила нас. А Виктор потом мне признался: «В первую же минуту, когда я тебя увидел, во мне, несмотря на всю неопределенность и туманность будущего, промелькнула уверенность: эта девушка станет моей женой».
Потом, однако, вновь наступила разлука на годы, без какой-либо надежды. Светлана Томилина была отправлена в Норильск, работала лаборанткой в больнице, естественно, в том же статусе осужденной. Знала лишь, что Виктора в числе других узников запроторили на лесоповал, в лагерь под Минусинском, где сконцентрировали всех «иностранцев», а оттуда — в Потьму. Приветы доходили чудом, ведь переписываться Томилина и Васнецов не имели возможности.
— В Норильске меня снова принялись вербовать в «сексоты». И опять я отказалась. Расплата не замедлила последовать. Меня перевели на общие работы, на рытье котлована для насосной станции. Увидев, что с подачей мерзлой земли лопатой на одном из карнизов выемки я из-за неумения не справляюсь и задерживаю выработку «живого конвейера», меня поставили на тачку. Шли и шли холодные тяжкие дни. Но тут разразилась эпидемия гриппа, и меня, как и других проштрафившихся медиков-заключенных, были вынуждены вернуть к прежнему делу — разъездным фельдшером на лагпунктах.
В 1953 году окончился срок. Томилина продолжала работать в больнице в Норильске, теперь как ссыльная. Каждый месяц должна была отмечаться в управлении НКВД. Угол ей предоставила семья пожилого инженера, также бывшего заключенного, оставшегося в Норильске. Сталинская атмосфера еще царила. И вдруг, уже в 1954-м, Светлана Сергеевна узнает: Виктор Михайлович работает под Норильском в очередной «шарашке», куда свезены инженеры-зэки. Светлане и Виктору удается наладить контакт, иногда даже тайком встречаться. Наконец Васнецова досрочно освобождают. Через несколько дней они вдвоем отправляются в Норильский ЗАГС, но запись брака удается со второй попытки, поскольку у Васнецова был только вид на жительство без гражданства. Спустя девять месяцев в Норильске рождается их сын, нареченный, по традиции Васнецовых, Михаилом. Ныне Михаил Васнецов, кровинка двух славных родов, способный инженер-оптик, доктор физико-математических наук, работает в Институте физики НАН Украины. Династию теперь продолжают его дети. Но это иной роман...
Что же происходит дальше? В 60-х Светлана Сергеевна возвращается в родительскую квартиру, обвинения и ограничения с нее сняты. Но прописку каждый раз дают лишь временную. А Виктор, внук великого живописца, чьи работы являются прекрасным духовным ликом Владимирского собора в Киеве, все мается, ему категорически отказывают в прописке по месту жительства жены.
— Однажды в Москве, вскоре после освобождения, Виктор Михайлович попал в Музей Васнецова, — вспоминает Светлана Сергеевна его рассказ. — Стоял в сторонке, за шкафом, слушал, как экскурсовод комментирует картину, где он изображен с дедом. Кто-то спросил, какова доля внука. «Работает в Заполярье», — сухо прозвучал ответ. «Мне хотелось крикнуть: вот я, рядом с вами, но, опасаясь неприятностей, сдержался», — рассказывал Васнецов жене. Шло и шло время. Знакомый адвокат посоветовал ему пойти на Старую площадь и на приеме в ЦК попросить о содействии в отношении прописки в Киеве. Его фамилия произвела определенное впечатление, ведь род Васнецовых сделал для Родины так много...
«Понимаете, мы не вправе навязывать украинским товарищам в Киеве, как поступать; там свое жилищное законодательство, — сказали ему. — Попытаемся лишь что-то посоветовать».
Прошло несколько дней. С бьющимся сердцем Васнецов отправился в приемную обкома партии на нынешней Михайловской площади, связался по телефону с инструктором, к которому следовало обратиться. «Собеседования» с функционерами проходили лишь в таком формате.
— Идите на Крещатик, в паспортный стол! — буркнули ему. Как обычно, здесь была уйма людей, и большинству отказывали, нередко многократно. Но Васнецову выдают, как он выразился, «розовую бумажку». Так выглядел бланк с разрешением на прописку, отказный был белым.
Началась новая полоса. Спустя годы Васнецовы построили кооперативную квартиру. Ведь помимо инженерной работы, Виктор Михайлович занимался переводом технической литературы на чешский и с чешского. Умер в 1991 году от инсульта. Ему было 73. За годы «второй жизни» Виктор и Светлана не раз бывали в гостеприимной для них Праге.
В одной из своих ярких работ С.Томилин приводит сведения о замечательном английском враче Довере, вывезшем с необитаемого острова матроса, оставленного там капитаном и проведшего четыре года в полном одиночестве. Эта быль легла в основу книги Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». Круги жизни Светланы Томилиной и Виктора Васнецова, пожалуй, не уступают этой интриге, потрясшей мир.
