Прибегаю из школы домой и сразу заглядываю в кастрюли. Ищу что-нибудь перекусить, какие-то лакомства. Открываю холодильник, достаю кастрюльку с борщом. Наливаю в тарелку, приготовленную мамой.
Через двадцать минут я сытый и добрый человек. Быстро делаю домашнее задание на завтра. Потом включаю компьютер, ищу в Интернете нужную тему — о Голодоморе в Украине в 1932 — 1933 гг. Рука сама тянется к блокноту, который я оставила вчера на столе. Это обычный блокнот для записей. Но в нем мной записан необычный рассказ моей бабушки Марии. Точнее, это запись рассказа бабушки о том, что ей когда-то рассказала ее мама, моя прабабушка. Прабабушку тоже звали Марией.
Сначала я хотела назвать эту историю «Грустная легенда нашей семьи». Но моя бабушка возразила и сказала, что это бывальщина, ведь все так и было в действительности. Она — о Голодоморе. Не вообще, а в селе Варваровка на Кировоградщине. В нем в 1925 году родилась и жила моя прабабушка Мария. Она за свои 68 лет жизни, говорили мне мама Наталья и бабушка, почувствовала все неурядицы прошлого.
Вот эта история из детства моей прабабушки Марии:
«В Варваровке голод был страшный, — рассказывала мама дочери историю своего детства. — Правда, нашей семье было намного легче, потому что отец работал председателем колхоза. Поэтому у нас осталась наша буренка Зойка. Зойка давала много молока, которое мы хранили в погребе. Оно-то и спасло нас от голодной смерти. По соседству стояли опустевшие дома, их хозяева уже отправились в мир иной, который казался живым самым настоящим раем.
Вот в такие времена жили я и моя лучшая подруга Марийка. Такие две семилетние бойкие Маши. Любили бегать по селу наперегонки. Правда, надо было всегда убегать от дяди Павла: он занимался черным делом — похищал детей просто из-под носа родителей...
День начинался как всегда. Утром мы проснулись и выпили по стакану молока. Потом гонялись за бабочками, рассматривали «умершие» хаты. Сегодня почему-то добежали до окраины села. Там было жутко, тела людей лежали прямо посреди улицы. Рядом не пробегали ни кошка, ни собака, слышалось только одинокое пение птичек и негромкий плач. Нет — писк.
Прислушавшись к тонюсенькому щебету, мы поняли — в хате маленький ребенок. Хата была закрыта на ключ, и мы решили воспользоваться окном. Хата была просторная, но в воздухе почему-то стояла нестерпимая вонь. Мы пошли на кухню. На печи лежала бездыханная мать, а рядом с ней голодный младенец, закутанный в лоскутки старой ткани. Не знаю, сколько времени маленький «зайка» пробыл один без еды и помощи людей. Ребенок лежал и сосал палец. Это была девочка с ярко-белокурыми волосами и зелеными глазами. Мы не знали, что делать. Долго стояли и смотрели друг на друга, иногда переводя взгляд на малышку. Но одно мы знали точно — не надо выносить ее во двор. Она лежала и скулила, словно уговаривая нас принести молока. Мы раскумекали, что без него малышке осталось жить несколько дней. В доме нашли пеленку и поменяли старую на новую. Чем-то это было похоже на то, как девочки играют с куклой. Однако это была не игрушка, а живое существо. Спеленав, положили ее на скамью и смотрели страху в глаза, хотя этот страх была девочка с зеленым внутренним светом. Она провалилась в сон.
Мы вылезли через окошко и побежали домой за молоком. Минуя хаты, обходя бездыханные тела знакомых, мы добрались до погреба, где нашли кастрюлю с молоком. Стаканов, черпаков, тарелок или ложек у нас не было. В наши маленькие светлые головы пришла грандиозная мысль — набрать молока в рот. Это был единственный выход. Так мы и сделали. Набрали его в рот, тихонько миновали мою маму, чтобы она не заметила и не начала расспрашивать. Так мы бегали по селу трижды в день. Девочке становилось лучше, а вот моя мамочка выследила нас.
В какой-то момент мы пришли кормить малышку, а ее в хате не нашли. Огорченные потерей, вернулись домой. А там уже лежала девочка в объятиях моей мамы. Так у нас дома оказалась Катруся.
Мы ее полюбили и относились как к родной сестре.
Закончился голод, шли годы, и все понемногу налаживалось. У нас была эдакая тройка «сестер» — две Маши и Катруся. Со временем объявилась родная сестра нашей подруги с просьбой отдать малышку ей. Ребенок, конечно, не понимал и не воспринимал родственницу. Мать не хотела отдавать Катрусю. Она оттягивала время, но в конце концов пришлось переступить через себя.
Тяжелым был день разлуки. Все плакали, но думали, что ей там будет лучше. Два года не было ни одной весточки, а на третий пришло приглашение на похороны. Оказалось, вся их семья задохнулась от угарного газа. Не знаю почему, но мне показалось, что на ее судьбе было написано: «Смерть от руки родственника». Никто не обвинял умершую семью, все просто плакали и не могли забыть эту девочку с ее волшебным характером и фантастическими глазами. Мы очень привязались к ребенку и не смогли простить себе! Наша мать пережила потерю наиболее тяжело...»
На этом стоит точка в моем блокноте.
...Голод свирепствовал тогда, в 1932—1933 гг., на большей части Украины с ее плодородными землями. Обычные крестьяне были в безвыходном положении. Зря они пытались достучаться до партийцев.
Раньше я знала об этом благодаря школе, Интернету, но не видела в своем воображении четкую картинку. Хотя и стремлюсь развивать воображение, ведь мечтаю стать журналистом. Нет, я не представляла, как все это было всего два поколения назад. Причем с моими близкими тоже! А теперь я думаю о том, что могу радостно встречать день и смотреть на солнце веселыми блестящими глазами, а когда-то дети и взрослые встречали день голодным и серым взглядом.
