Шел 1987-й год. Это было простое советское время, памятное для всех партийностью, атеизмом, обязательными политзанятиями с предъявлением парторгу конспектов по заданной теме… А я была простой советской служащей — редактором в книжном издательстве. Отношение к религии — как у всех! —вкладывалось в расхожую формулировку: «Есть ли Бог на свете, нет ли Бога на свете — это науке неизвестно» (Прости, Господи! — не ведали тогда, что творили!). Но… к нашей чести будь сказано: гены, заложенные многими поколениями глубоко верующих предков, частенько напоминали о себе и поворачивали душу к Богу. Что же касается лично меня, то моя прабабушка Миннехан в мои нежные четыре месяца отроду отнесла меня к местному мулле и обратила в ислам, глубоко пренебрегая моим петербургским происхождением и «партийной совестью» моих родителей. А позже и молитвам обучить успела…
Cейчас об этом можно говорить открыто и спокойно, но в пору нашего детства о религии предпочитали молчать, так как верующих не принимали в пионеры или в комсомол, без комсомола не принимали в институт, без партийности не было профессиональной работы в прессе, издательствах, культуре и т. д. Короче, вся страна находилась в замкнутом круге единственной возможной идеологии…
И можно ли было нас называть лицемерами? Были, конечно, такие, которые тогда свято верили в коммунизм, а сейчас так же свято верят в Бога. Однако большинство людей были дуалистами, т. е. сочетали в себе материализм с идеализмом и вели двойную жизнь в сложившихся идеологических обстоятельствах. Трудно, конечно, сейчас глубоко верующему человеку объяснить, что значит молиться втайне, — но так действительно было, и это часть нашего исторического опыта…
А теперь снова возвращаюсь в 1987-й год, когда в моей жизни произошло событие, полное тайного смысла. Оно заставило меня круто пересмотреть всю прожитую мною жизнь и повернуть ее в нужное, правильное русло.
В конце апреля, как раз перед праздником солидарности всех трудящихся, в издательстве распространяли «горящие» путевки в Самарканд — Бухару с заездом в Педжикент и с экскурсией в горы! Почему нет? Правда, далековато и дороговато, но иногда хорошо отойти от рабочей рутины и окунуться в беззаботное созерцательное существование, когда на тебя не давят рабочие планы и служебные обязанности. Семья согласилась и снабдила деньгами на семейные покупки.
И вот я с несколькими коллегами — любителями восточной экзотики — отправилась в далекое путешествие самолетом, о котором сейчас не осмелилась бы и помыслить…
А там все было прекрасно: немыслимое сочетание глубочайшей древности и современности, экзотики и туристического комфорта, восточной мудрости и весенней свежести. Прекрасная погода сопровождала нас постоянно. И вдруг в последний день нашего пребывания в Самарканде (мы собирались вечером полюбоваться цветомузыкой на площади Регистан) небо беспощадно затянулось тучами. После обеда — свободное время, а на улице вот-вот грянет гром!..
Что в таких случаях делают туристы? Вот именно: собираются тесной компанией… А мне вдруг стало неуютно в гостинице. Решила я нарушить компанию и прислушаться к своему внутреннему голосу: куда поведет, туда и пойду.
Взяла зонтик — и пошла. Ведет меня мой внутренний голос, а я — за ним. Через какое- то время смотрю — я возле центрального базара. Помню, что рядом расположено что-то значительное. Раскрываю карту — ой, старинный мавзолейный комплекс Шахи-Зинда! Вот куда меня привело в последний вечер в Самарканде. Там должно быть еще открыто: сейчас только три часа с небольшим.
И я пошла в нужном направлении. Но… как только я ступила на улицу, ведущую к святыне, начался не просто дождь — на меня обрушились потоки воды с ураганными порывами ветра. Сейчас, когда уже все позади, даже приятно вспоминать, что я нашла тогда в себе силы преодолеть взбесившуюся стихию. Почти тропический ливень, резкие порывы ветра выворачивают зонт из рук, потоки грязной воды почти до колен, и — ни одной подворотни, где бы можно было спрятаться.
Ну, наконец! Знакомый вход, портал. Хоть здесь можно укрыться. Слева от входа — касса, но по случаю ливня здесь никого нет и все открыто. Покричала — никто не отзывается. Наверное, так надо. Пошла дальше без билета. Поднялась по 36-ступенчатой лестнице, оглянулась назад и вперед — ну ни души вокруг, я одна под дождем среди мавзолейной роскоши. Вспомнила, как в первый раз пришла сюда с группой, — и сердце мое тогда сжалось: бедная святыня Востока, истоптанная тысячными толпами любопытствующих (и я среди них!). Зато сейчас — никого, а мавзолеи, омытые ливнем, как будто задышали мне навстречу. И, странное дело, — мне захотелось поздороваться с каждой реликвией. Понимаю, что глупо… и иду дальше. Ведет меня мой внутренний голос вдоль галереи великих усыпальниц в святая святых Шахи-Зинда — к мавзолею «Живого царя» — самого Куссама ибн Аббаса, который при жизни был объявлен святым за проповедь и насаждение ислама в Самарканде еще в 60-е годы VII века, в доарабские времена.
И вот я у цели. Мощеная дорога закончилась круглым двориком со сводчатой аркой, я стою перед заветной резной дверью. И я открыла старинную резную дверь, переступила заветный порог.
Внутри было почти темно, но глаза скоро привыкли. Вокруг — предельно просто и скромно. Сначала предбанник (прости, Господи, не знаю, как его назвать), за ним под куполом — небольшой зал, почти половину которого занимает возвышение за деревянной оградой. Я встала перед этой оградой, прикоснулась к ней. А что делать дальше — не знаю… Откуда пришла подсказка — не знаю, но я встала на колени и стала читать все молитвы, которые знала и помнила.
Вышла — над головой солнце сияет, тучи расступились над святыней Шахи-Зинда. Пошла я назад по мавзолейной галерее — и уже не стеснялась приветствовать каждый памятник на своем пути. Так пошел для меня новый отсчет времени…
