Нет страха, нет отчаяния. Читаю в глазах лишь: «Так нужно, мы нужны друг другу». Невероятные люди...
Прийти и поддержать этих людей — самое малое, что мы можем сделать.
Экран транслирует заседание Рады. 20 февраля 2014 года.
Мы с подругой принесли объявление о поиске мальчика, который, вероятно, может быть на Майдане. Передали на сцену.
Выходит ведущий, кажется, Нищук, но боюсь ошибиться, они друг друга меняют. Он зачитывает обращение майдановцев. Мы стоим под сценой. Такое впечатление, что ты дышишь переменами.
Вдруг люди расступаются и проговаривают: Герои! Герои! Герои!
Я их вижу, но не верю. Гробы плывут на руках людей. Это так, будто кто-то из близких умирает, и ты не можешь поверить в то, что это произошло именно здесь и с тобой.
Священники отпевают погибших. Люди крестятся. Но не все. И я среди не всех... Иногда священники говорят мудрые вещи. И в Луганске мне говорили... Ну, достаточно воспоминаний. Сегодня одна ночь одним кадром.
«Пальцами я закрыла ему артерию на шее... мы вместе приехали из Харькова 1 декабря. Такой хороший парень... Таких людей очень мало. Потом мы не знали, что с ним и как. В среду встретили утром, встретили его возле отеля «Козацький». Мы обнимались. Так радовались, что все наши живы. А сегодня я узнала, что его уже с нами нет...», — девушка со слезами на глазах уже не в силах сдерживать рыдания. Парень пытается ее обнять. Она бьет его изо всех сил кулачками. Отвожу взгляд.
Нужно что-то делать. Идем и спрашиваем у людей: «Что нужно делать?» На полевой кухне находится место и для нас. Холодные руки постепенно привыкают к такой же холодной пище. Люди подходят, начинаем разговаривать, настроение немного оживляется.
Слезы только подступают, когда приходят ребята с баррикад. Хочется их расцеловать. Вместо этого отпаиваю молоком.
Приходят молодые люди с яблоками, бананами, конфетами, готовыми бутербродами, вареной картошкой. Благодарим.
Подошла девушка в шлеме с битой. Для нее — сладкое и вкусный польский сыр.
Еще девушка в медицинском халате и в шлеме. Подошла и молчит. Предлагаем все, что имеем. Она говорит: «Я не знаю, что мне нужно». Ее губы дрожат. Здесь явный шок. Она побежала куда-то, и я жалею, что не побежала за ней...
Приходит перекусить журналист из Израиля вместе со своими украинскими новыми знакомыми. Моав его звать. Общаемся. Новые друзья его оставляют. Приходит еще один англоязычный киевлянин. Произношение — экселент, без акцента. К нашему разговору присоединяется венгр — волонтер. Он «лав Юкрейн». И мы любим Венгрию.
Вот вижу мужчину немного под хмельком. Что-то кричит о Веймарской республике. Закопченный весь. По-видимому, прогнали с баррикад, потому что паникерам там не место. «Не ругайся!», — останавливают его ребята. Но пьяница паникует снова. Не понимаю, жалеет ли он погибших, или переживает о том, что сам остался жив. Модный и шустрый парень начинает с ним спокойно общаться, говорит, что — психолог и готов его выслушать. Они уже куда-то идут. Дальше.
Подходило двое бомжей по очереди. Один сказал, что до 18 февраля жизнь на Майдане ему казалась Эдемом.
А вот ребята из Украинского дома. Им больше сала подкладываем в бутерброды.
Люди принесли и консервацию, и варенье, и соленое сало в банках, и мед, и соки, и продолжают нести...
Возвращается старый знакомый Моав. Людей уже меньше, а бутербродов много. Наша помощь, кроме стояния на месте, уже не нужна. Отправляемся на Михайловскую. Моав с нами.
Объясняю ему, что в Михайловском соборе люди ищут защиту. Пыталась по-английски ему объяснить, что мы идем туда помогать, потому что там ночуют все раненные. Он понял, что мы идем туда ночевать. «Нет!» — говорю. Мы идем занимать голову и руки хоть каким-то делом. Чтобы не оставаться наедине. Со своими мыслями.
Сортируем медикаменты, немного замерзли. «Пожалуйста, — еще одни волонтеры предлагают, — свитер, носки, рукавицы». Веселее стало! После чая и таблеток от горла жизнь наладилась.
Дальше нас снова ожидают бутерброды. Вернее, их приготовление. Знакомимся с Юлей из Франковска. Украинка — будто с картинки. Сдержанная, достойная, уверенная, изящная, работящая. Черноглазая, с длинной косой. Учится на журналиста. Желаю тебе, Юля, роскоши работать честно и с удовольствием.
Часы показывают 5 утра. Садимся возле бочки греться. Вспоминаем детство. Рядом студенты мечтают, кем бы они хотели работать: переводчиками на BBC, писателями:
«Ты хочешь, как наши преподаватели, написать книги, а потом не ставить зачет тем, кто не купил их?».
«Нет, я хочу, чтобы ко мне приходили студенты и спрашивали, где можно достать вашу книгу».
Философствуем о жизни и смерти, о воспитании детей. О политике ни слова.
Появляется мужчина в шлеме. Спрашивает, есть ли девушки? Мы идем куда-то. Такие важные, закатываем рукава, собственно, я думала о тряпке с ведром. А мужчина в шлеме подводит нас к палатке, откидывает покрывало, которое заменяет двери, а там... обогреватель и место для сна!
Но какой уже сон? Скоро на метро и в душ. Подошла женщина. Оксана. Разговаривали и о Голодоморе, и о Киргизии, и о коллективизации, и о женской красоте...
Приходит Вова, настраивает мне wi-fi. Эмигрант, живет в Бельгии. Это он договорился о бельгийской помощи для Майдана.
Рассветает. Выхожу. На столике книжки современных украинских писателей. Вау! Знакомые лица: Кузьма, Карпа, Жадан, Горовой...
Не, я точно здесь не пропаду.
Главное, не поддаться эйфории.
P.S. Так я провела первую ночь на Майдане. Дома, то есть на Луганщине, эту историю не рассказываю. Не хочу лишний раз портить нервы людям и так виновна и невиновна, гордая и подавленная, эмоциональная и безразличная. Мне кажется, что с тех пор прошло не два года, а двадцать... Главное, чтобы только была у нас всех жизнь.