Васильевич подарил мне маленький сборник своих стихов еще лет десять назад. Тогда можно было свободно ездить в Донецк, наслаждаться его красотой. Не могу сказать, что я сразу бросился перечитывать стихи, написанные другом, так как в тот момент был очень занят. Хотя успел отметить о себе, что стихи достаточно красивые, талантливые. Поэтому сборник некоторое время пылился, прежде чем я принялся перечитывать его основательно.
А толчком для этого был телефонный звонок от Васильевича. К сожалению, бывший шахтер болеет, может, потому и решил определенным образом попрощаться, сказать самое главное. Поэт сказал одну знаковую фразу: «Мы готовы погибнуть под обломками, только бы ВСУ освободили эту территорию, вернули ее в состав Украины». «Много ли там таких, как вы?» — спросил я. «Да процентов 20% наберется...» Разумеется, после этой фразы ценность каждой шахтерской строки выросла десятикратно! Поэтому и стал я изучать поэтические произведения пожилого, но гордого человека несколько внимательнее, «аналитичнее».
Начинал писать Васильевич, конечно, по-русски. И это несмотря на то, что и дед, и отец его были украиноязычными. Более того, дед был еще и очень верующим, часто молился. О своих нелегких детских и юношеских годах, проведенных на Донбассе, Васильевич написал так: Вони святі, як образи мого намоленого діда» Именно на украинском языке вспоминает своего предка шахтер, хотя на работе был вынужден говорить по-русски. Да и писал он сначала типично для поэтов своего края:
«Лучи Октября озаряют знамя рабочего класса...»
Или:
Мужчины в глубоких забоях
Втрое сильней и добрее —
Шахтерская дружба как солнце,
В шахте светит и греет!
Это уже потом начнут появляться такие строки:
«В мені гудуть тисячоліття,
Нуртує скіфська кров і обпікає піт аратів»
Тогда уже и о годах ссылки Кобзаря он мог довольно хорошо написать: : «Палає степ піщано і пустельно, стрекоче спека коником в траві...» И вот все это теперь отрезать от Украины? Это же он о Шевченко так писал: «Серце, закуте в погони, жадало слів з України...» А теперь и сам тайком вынужден слушать исторические передачи канала «Культура». Это единственное, что кое-как ловится. И здесь определенное мастерство нужно, потому что сепары глушат.
* * *
Много это или мало — 20%? Сравним с неоккупированными территориями Украины. По данным последних опросов, 17% жителей Запорожья холодно относятся к России. А еще 15% — «очень холодно». Во Львове соответственно 17% и 58%. Итого 75%! Но ведь это Галичина. А вот в Мариуполе только 8% и 8%. В Северодонецке 10% и 7%. В Одессе 14 и 8%. То есть «восточные» показатели отличаются между собой несущественно. Конечно, холодное отношение к России не всегда означает теплое отношение к Украине, но думаю, что определенная коррелятивная связь здесь есть. Донбасс не существенно хуже других юго-восточных территорий.
* * *
Но вернемся к Васильевичу. Один, отдельно взятый человек. Шахтер. Сборничек такой маленький, что его в троллейбусе через час прочитать можно! Но, с другой стороны, это очень ценный интеллектуальный продукт. Если бы пришлось предметно говорить о представителях украинского шахтерства, об их интеллектуальном потенциале, о роли в нашей истории, сборник очень помог бы. Более того: его весь можно разобрать на цитаты. Надо осветить тему домашней педагогики? Пожалуста:
«Вибач, тату, за пізнє літо,
За гіркоти моїх провин
Я пролився на тебе світлом
Коли в мене вже був свій син...»
Это Васильевич так на старости лет переживал, что мало смог подарить тепла своему отцу, который его очень и очень любил и также был вынужден тяжело работать на шахте.
Дончанина так хорошо принимали молдаване, что не могли не родиться такие строки: «Я люблю твою грусть, Молдова, обогретую летом знойным, в теплых струнах вина молодого и в напевах чимпоя и дойны». Видите, даже в музыкальной культуре соседнего народа разобрался юноша, хотя ему было чуть больше двадцати. Отношение украинского шахтера к другим культурам и религиям? И это нетрудно найти:
Історією пахнуть Ялта, Феодосія,
Бахчисарай, прославлений
фонтаном
Бруківка, відшліфована віками...
До неба моляться султанські
мінарети,
Неначе втілені намази в камінь —
Достаточно толерантно и уважительно по отношению к крымчанам. Вот такой он, поэт-украинец. Отнюдь не шовинист. А что их там изрядно разбавили пришлым людом — это уже не Васильевича вина.
Во многих стихах дончанина просматривается философ. Вот рассказ о немце-кашеваре, который хоть и был оккупантом, но всегда пытался подкармливать украинских ребятишек. Экономил на воинах «Вермахта», выходит? Это стихотворение является подтверждением действенности закона бумеранга. Добро рано или поздно вернется добром и состраданием: : «Тепер я думаю: у фатерлянді були голодні кіндери: і Йогани, і Ганси». Ну, да, были. Особенно в 1945 году. Но чтобы анализировать и думать в этом ключе, нужно было поначалу представить себя на месте немца-кашевара. Видимо, и тот немного рисковал, кормя в 1942 году детей Донбасса и систематически урезая немецкую пайку. Вот и говорю: Васильевич это шахтер-философ! Он до сих пор гордится своим трудом:
«Довбав вугілля я, породу рив,
Слова солоні чув,
як щирі подарунки»
Все это, по мнению Васильевича, очищало его дух.
И уже потом этот очищенный дух надиктует ему строчки:
«Василь нам прапором державним майорить,
Петро — пігулкою червоної отрути!»
Речь идет о двух Симоненко: поэте Василии с его «Лебедями материнства» и прокоммунистическом лидере Петре с его промосковской позицией. Видите, далеко не все шахтеры являются ватниками.
Одни только эти строки чего стоят:
«У степу ще дикому, на донецькім кряжі, козачків чучикали славні предки наші. Степовою мовою, як могли, балакали, і вкраїнське слово квітло над паланками». А горькие, хотя и хорошо обдуманные, слова: «мы готовы погибнуть под обломками» придают еще большее значение его поэтическому слову.
