Шел 1941 год. Фронт непрерывно приближался к селу, в котором жила наша семья (с. Рыжово Барвенковского р-на Харьковской обл.). Однако работа в совхозе все лето не прекращалась — косили, везли зерно на элеватор, собирали другие сельскохозяйственные продукты. А в том году было что собирать — уродило хорошо, особенно пшеницы. Нечем было только вывозить собранное.
Вскоре на восток поехали семьи руководителей совхоза и тех, кто имел в глубоком тылу родню. Пусто стало в селе. В поле на току и на току в селе остались сотни тонн добротной пшеницы, которую растаптывал бродячий скот. Как и все, мы тоже решили сделать запасы зерна. Поймав двух бродячих лошадей, я, четырнадцатилетний подросток, и мой младший брат Ваня запрягли их в бричку и начали заготовку.
Утром 20 октября, после многодневных боев между нашими и фашистскими войсками, мы вышли на улицу и увидели немцев, которые ходили по селу. Это были разведчики. Они дали три зеленых ракеты — и через несколько минут в село заехала одна машина, потом вторая, потом все село заполонили машины с камуфляжем на бортах, с солдатами в желтых шинелях. Это были венгры. Они въезжали во дворы, выскакивали из машин, бежали в сараи, в дома и лезли на чердаки, хватали кур, сало, яйца, вытягивали из хлевов свиней, резали их и здесь же опаливали. Тихое село наполнилось криками солдат, кудахтаньем кур, визгом свиней. Так для обитателей села начиналась оккупация. Ни у кого тогда и в мыслях не было, что до окончательного освобождения 12 сентября 1943 года село трижды будет переходить из рук в руки. В это время прекратится товарно-денежный оборот, и сельчане будут вынуждены выживать, кто как может.
...Пройдет не одно десятилетие после войны, однако память о тех тяжелых временах окажется долгой. При заострении международной обстановки или когда возникали неурядицы в государстве, пожилые люди в первую очередь запасались самым необходимым — спичками, солью, мылом. В годы войны в селах их достать было почти невозможно. Огонь сначала мы добывали, как в первобытные времена: били терпугом по граниту, искры летели на вату, но гореть она не хотела. Тогда кто-то подсказал: чтобы вата легко загоралась, нужно переварить ее в подсолнечном пепле, а затем хорошо высушить. С лета 1942 года мы уже использовали для добывания огня небольшие 22-миллиметровые снаряды, начиненные белым фосфором: позади снаряда откручивали небольшую крышечку — и белый фосфор сам загорался на воздухе. Когда закрывалась крышечка, фосфор переставал гореть. Это было очень удобно.
Трудно в годы оккупации было в селе и с едой. Запасы, сделанные нами перед оккупацией, сгорели вместе с хатой во время бомбардировки. Сельчане дали нам немного пшеницы, картофеля и масла. Но этого было мало. Чтобы прокормиться, ходили в поле, собирали остатки подсолнухов, кукурузы, выкапывали у мышей запасы пшеницы.
Осенью 1942 года, после второй оккупации села, фронт перемещался все дальше к востоку. Мы остались в глубоком немецком тылу. Посеянные весной пшеницу и кукурузу оккупанты решили забрать себе. Полицаи и староста выгоняли в поле все работоспособное население села — от 12 лет и старше. В поле все незаметно «молотили» колоски и несли пшеницу домой — других возможностей сделать запасы хлеба на весь год не было. Женщины учили нас, чтобы никто не старался быстро собирать урожай. Так все и делали — работали медленно, а «молотили» для себя быстро. Ближе к осени немцы начали принуждать сельчан пахать землю. Они откуда-то привезли ярма для коров. Если весной, когда еще в селе были наши войска, женщины тоже не очень хотели впрягать своих коров в ярмо, то при немцах они проклинали тех полицаев, которые заставляли их впрягать в ярмо своих кормилиц.
Никаких магазинов в селе во время войны не было, поэтому добывали зерно, мололи его, пекли хлеб жители села сами. Почти ежедневно приходилось сидеть за маленькой самодельной мельницей, насыпать в нее зерно и крутить этот механизм руками. Эти мельницы приносили нам люди из Харькова, из Донбасса и меняли их на зерно и другую пищу. Кроме мельниц, они приносили зажигалки, обувь, одежду, посуду, разные изделия. Эти голодные и утомленные люди издалека тянули свои тележки с нехитрым имуществом, меняли его на еду и опять тянули их домой по бездорожью в любую погоду. Нередко плохие люди, особенно полицаи, забирали у них ценные вещи или пищу.
Вообще во время войны жители села жили тем, что кто где-то достанет. Как только кто-нибудь узнавал, что где-то появилась какая-то «добыча», все бросали домашние дела и бежали на ее распределение. Кто замешкался, тому уже не доставалось ничего. Несли в хату все, что попадало под руку и что могло когда-нибудь пригодиться.
В марте 1943 года село в третий раз оккупировали фашисты. Наши войска оказались не готовы к обороне и оставляли технику, продукты, снаряжение, где придется. Около дома я увидел брошенную солдатами большую покрытую брезентом бричку. Около брички уже стоял один из соседей, Виктор, и пристально смотрел на нее. Бричка была полна «чего-то». В это время на улице появились немецкие танки. Они стреляли из пушек и пулеметов по нашим войскам. Как только прошли первые танки, в село на машинах ворвались немцы и начали потрошить все, что бросили наши войска и что было у сельчан (свиньи, куры и др.) Еще продолжалась стрельба, а Виктор не выдержал и побежал к бричке. Я и Ваня тоже ринулись туда, чтобы схватить с брички одежду или еду — что попадется.
К бричке уже бежали женщины. Думать, что хватать, уже не было времени. Я схватил заднюю коровью ногу, Ваня поддал ее, и я, качаясь от такого груза, поспешил домой. Женщины хватали из брички мясо, узлы с крупой и все, что попадало под руку. Все это несли домой почти бегом, чтобы успеть еще что-то схватить. Две женщины ругались из-за красивых хромовых сапог. Одна из них держала один сапог, а вторая — другой, и спорили, которая из них схватила сапог первой. По улице с грохотом мчались фашистские танки, немцы прочесывали еще сады и дома, выискивая наших солдат, еще шла стрельба, а женщины стояли и спорили о каких-то сапогах, не обращая внимания ни на танки, ни на немцев, ни на наших только что убитых солдат, которые лежали в мокром грязном снегу. Пока эти женщины ругались и тянули сапог одна у другой, подошел немец и забрал сапоги себе. Женщины сразу же перестали ругаться и ринулись хватать то, что осталось на бричке.
Так сельчане в войну и добывали себе еду и одежду, так и выживали. Где-то немного зазеваешься — и останешься «с носом»: все разметут другие, не считаясь ни с какими страхами или запретами. Вот такая она, война!
