В ынесенная в заголовок пословица ассоциативно присоединяет вторую: «Народ скажет, как завяжет». Собственно, к размышлениям подталкивает вот это слово «пана». На мой взгляд, за ним стоит не «аристократ», «шляхтич», более изысканно — «нувориш». Поскольку слово «пан» употреблено иронически, то пословица, записанная, вероятно, в ХIХ веке, несколько устарела в отношении аксессуаров. «Породу» в наше время определяют не «халявы», а «мерседесы»!
Сейчас модно разглагольствовать на темы элиты: необходимость, отсутствие, потеря, истребление и т. п. Правда, отсутствует само определение — что такое «элита», из кого состоит или должна состоять? Если под этим собирательным понятием имеются в виду высокие должностные лица, безразлично где — в государственной администрации, науке, искусстве, — то все хорошо, вакансии заполнены. Но ясно, что имеем, повсеместно, что-то не то.
Математики часто употребляют выражение «необходимое, но недостаточное условие». Я склонен считать, что абсолютно необходимым для представителя элиты является высокий культурный уровень, а достаточным — профессиональный вышкол. Посмотрим в ретроспективе, как эта формула срабатывает в отношении нашей элиты, во всех ее смыслах. Что, собственно, было определяющим для нее.
Русское дворянство, из которого в «золотой век» — эпоху Пушкина — формировалась элита, пыталось выделиться среди «массы» прежде всего французским языком. Считалось, что свой — грубый, недоразвитый, не дает возможностей изысканно выражаться о высоких материях. Следовательно, определяющей чертой тогда был язык общения в кругу «своих». Отмечу, в то же время, что для подпанков из малороссов «панским» был все-таки русский. Как это выглядело — мотив достаточно обыгранный в нашей литературе.
Однако на момент «серебряного века» русской культуры (синхронно — эпохи «Украинского возрождения») иностранные языки, которыми неплохо овладевали в классических гимназиях, утратили свою сакральную миссию. Империя говорила на русском языке. А определяющим признаком элиты в ту пору стали манеры — умение двигаться, кланяться, жестикулировать (и не двигаться — например, сидеть, стоять), в общем, вести себя. К этому прибавлялся языковый этикет — способ, умение владения своим же языком. Вспомните замечание киевлянина Александра Вертинского в его песенке «Пани Ирена»: «И акцент Вашей польской изысканной речи»? Но ведь определяющим во всех случаях был не язык как таковой, а стиль речи!
Здесь, а медиа таки приносят иногда что-то полезное, вспомнил телепередачу Евгения Киселева. Его со съемочной группой занесло как-то во Францию, где он навестил потомков Романовых. И также, что было очевидным и для нас — телезрителей, обратил внимание на стиль и характер языка участников передачи. Как будто понятный русский, но какой-то не такой, какой можно услышать на просторах от Балтики до Охотского моря. Для тех мест более характерным является говор, который изучал и записывал, сидя в лагере на Соловках, будущий академик Дмитрий Лихачев. В других терминах — «феня». Но это уже эпоха, обломки которой мы застали, среди которых барахтаемся и до сих пор.
Итак, наша элита должна была бы выделяться, кроме должностей, еще и по языковому признаку. Но она не только не пользуется им изысканно, но иногда вообще пренебрегает национальным (государственным) языком! Для нее панским (на смех соседям!) является тот, на котором говорит толпа на многочисленных базарах, включая ненормативную лексику (и с полтавским произношением в придачу). Все это неплохо воспроизводит Верка Сердючка.
Роюсь в памяти, часто ли (и вообще ли) приходилось слышать мне аристократический украинский язык? Чистый, натуральный, бытовой — среди простых людей где-то на Волыни или Подолье — да, а чтобы систематически интеллигентный в столице — что-то не припоминаю. Может, не повезло? По-видимому, я поздно родился, потому что в первую треть ХХ века такие стили речи еще существовали. Во вторую треть они вымирали (их добивали). А сейчас мы разводим руками и приговариваем: «Маємо те, що маємо»! Но продуктивнее было бы задуматься над тем, чего мы не имеем.
Если опереться на плетень, который отмежевывает нас от Европы, и бросить взгляд на все стороны, то разница пейзажей не бросится в глаза. На востоке Украины, хотя плетня там нет, картина отличная. Цитирую из книги М. Цапенко «По равнинам Десны и Сейма» (М., Искусство, 1967, 1970). Автор, в частности, делится впечатлениями о путешествии: «В России — вытянутые вдоль дорог типично русские темные деревянные избы, растительности в деревнях мало, но зато к самым деревенским околицам примыкают леса, большей частью хвойные… В общем, типично русские деревни…
Но за время езды на автомашине, как по волшебству, все меняется. Украинские села раскинуты широко, они образуют сложную и запутанную сеть сельских улиц со своеобразными сельскими площадями. Эти села буквально утопают в зелени, и, конечно, всюду вишни, тополя, по низинам — верба, а около белых хат — столь милые украинцу мальвы всех цветов. И лишь изредка на горизонте синеет лес».
Это я веду к тому, что по уровню бытовой культуры мы уже близки к Европе. С манерами и языком дела хуже. Но самое плохое то, что мы потеряли образцы для наследования.
Помните совет В. Маяковского юношам, которые задумываются, на кого быть похожим? Поэт подсовывал в качестве образца Ф. Дзержинского. О вкусах, как говорится, не спорят! Но тотальное истребление нашей интеллигенции отбросило нас к ситуации в России начала ХIХ века. Только все, кто выбивается в люди, стремятся говорить не по-французски, а «по-городскому», то есть известно как. Можно ли здесь чем-то помочь — не знаю, не уверен. Для начала нашей элите было бы неплохо, во всяком случае, осознать свое несовершенство, стремиться к чему-то высшему, большему. Но на первом плане — все те же «халяви». Может, именно поэтому не слишком заметны усилия тех, кто еще мог бы посодействовать делу, — отдельных гуманитариев. Не заметно и то, чтобы их уважали, считались с ними. «І так ми всі йдемо в одну громаду скуті…»
Что касается языка, то я бы обратил внимание на значение труда переводчиков. Создание современной лексики и языковых формул «естественным путем» — дело слишком долгое. Так мы можем, не создав новых языковых прослоек, потерять и те, которые есть сегодня. Профессиональные переводчики, готовя к выпуску произведения современных западных авторов и художников, лучше справляются с этой проблемой. Ведь мы просматриваем на телеэкранах вполне прилично дублированные украинской фильмы и сериалы о жизни современного Запада. Поэтому, как советовал тот же В. Маяковский: «Глазами жадными цапайте»! Тем более, «теле», кроме языка, демонстрирует и навыки поведения. (К сожалению, и негативные тоже, через те же боевики.) Все это упрощает нам задачу. Просто мотайте на ус достижения наших драгоманов!
А когда привьется, станет привычкой в совершенстве говорить по-своему, то вырастет и уровень государственнического мышления, культурный уровень и протоэлиты, и простолюдинов. Еще и в силу трансляции традиций и понятий, накопленных нашими предками в языке, литературе, искусстве в течение сотен лет.
