Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны... Примерно так и происходит, когда заходит речь о Вооруженных силах Украины и оценке оптимальных направлений их развития. Но что думают сами военные, непосредственно вовлеченные в этот процесс? Ведь именно они, зная реальное положение армейских дел, лучше других могут оценить все трудности в реализации оборонной реформы. Об армии и реформах «без камуфляжа» — в интервью с первым заместителем начальника Генерального штаба Вооруженных сил Украины, генерал-лейтенантом Николаем Пальчуком.
В ДУХЕ НОВОЙ ВОЕННОЙ ДОКТРИНЫ
— Армия нужна государству не как парадный атрибут, а как действенный механизм обеспечения национальной безопасности. Способны ли сегодня Вооруженные силы Украины выполнить те задачи, которые определены для армии и военного руководства существующими законами и документами?
— Задачи, которые определены Конституцией Украины перед Вооруженными силами Украины (ВСУ) по защите и обороне государства — решаемы. Но при этом нужно конкретизировать, о каких именно угрозах идет речь. Нами были проанализированы и просчитаны различные возможные сценарии вооруженных конфликтов, в которые может быть втянута Украина — именно втянута, мы сами никогда не начнем первыми. Как следствие, в проекте новой Военной доктрины отражено фактически три сценария, к которым должны быть готовы наши Вооруженные силы.
Не привязываясь к какому-то конкретному региону или району, мы исходим из возможности конфликтов низкой, средней и высокой интенсивности. Им соответствуют приграничный вооруженный конфликт, затем — локальная война, и, как максимум, региональная война, в которой государства или коалиции государств для достижения своих целей будут использовать все имеющиеся силы и средства. О широкомасштабной войне мы не говорим и практически исключаем такую возможность.
Исходя из таких разноуровневых угроз и проводится стратегическое планирование, создаются функциональные структуры в Вооруженных силах, определяется их боевой состав, возможности. Задачи локализации приграничного конфликта Вооруженные силы способны выполнить потенциалом Объединенных сил быстрого реагирования. Они, в принципе, уже сегодня готовы к этому. Защита национальных интересов в локальном конфликте будет решаться Передовыми силами обороны (при необходимости усиленных частью сил Основных сил обороны), в которые, кроме Объединенных сил быстрого реагирования, входят Стратегические неядерные силы сдерживания и силы специальных операций. До 2005 г. Передовые силы обороны и по уровню оснащенности, и по состоянию техники, и по наличию запасов, и по выучке личного состава будут готовы к выполнению этих задач в полном объеме.
Что же касается региональной войны, то тут нужно будет время для развертывания Основных сил обороны и проведения ряда других серьезных мероприятий. С их подготовкой пока есть определенные сложности, которые вызваны крайне ограниченными бюджетными средствами на проведение реформы в ВСУ. В настоящее время львиная часть сил и средств — как для боевой подготовки, так и для модернизации вооружений и техники, направляется именно на Передовые силы обороны (1). В результате уже к концу этого года в составе ПСО у нас будут полностью боеготовыми 13 общевойсковых батальонов, столько же артиллерийских дивизионов и батарей, 7 авиационных звеньев. А в 2005 г. мы будем вести речь о полностью боеготовых бригадах и полках. Не в столь далеком будущем наступит черед и Основных сил. Мы рассчитываем, основываясь на разработанных Кабмином Украины прогнозах экономического развития государства и показателях финансирования оборонных нужд государства на период до 2010 года, что с 2006 г. будут значительно увеличены средства — как на закупку вооружений, так и для решения иных комплексных задач обеспечения обороноспособности Украины. Этот фактор, а также то, что в этот период будет наращиваться процесс дальнейшего сокращения боевого и численного состава ВСУ и появляющиеся в связи с этим возможности с каждым годом все больше выделять средств на ВВТ и подготовку личного состава — дают нам серьезные основания с оптимизмом смотреть в будущее и делать соответствующие выводы, про которые говорилось ранее.
К тому же здесь также следует четко понимать одну очень важную деталь: на «пустом» месте критическая ситуация не возникает. В обязательном порядке будет определенный угрожающий период, во время которого напряженность нарастает, все увеличиваясь в размерах. За это время предпринимаются все необходимые упреждающие действия — и по перенацеливанию средств, и по аккумулированию ресурсов. Такой пример: в трех последних военных конфликтах (Персидский залив, Югославия, Афганистан) на развертывание сил уходило от 2-3 месяцев до полугода. Так что это дает мне основания говорить о том, что ВСУ, адекватно реагируя на развитие обстановки, будут способны выполнить поставленные задачи.
— Теперь, выходит, можно констатировать, что новая Военная доктрина (с ее принятием в парламенте) конкретизирует задачи ВС по трем уровням масштабности угроз. И это дало возможность целенаправленно готовиться к противодействию таким разномасштабным опасностям...
— Именно так. И хотя новая доктрина пока не принята, именно такая идеология уже заложена в Государственную программу реформирования и развития ВСУ, утвержденную Президентом Украины в 2000 году. Все прекрасно понимают, что ставить перед государством и его силовыми структурами задачу быть готовыми к обороне одновременно на всех направлениях и против любого противника — это утопия. Теперь наш посильный и адекватный угрозам максимум — противостояние агрессии на одном оперативно-стратегическом направлении. Для понимания, что это такое, скажу: если мы условно поделим территорию Украины на четыре части, то одна четвертая примерно как раз и будет таким оперативно- стратегическим направлением. Теперь мы четко знаем, что от нас требуется. А раз так — можно определить оптимальные пути решения поставленных задач. Поэтому мы так смело пошли и на реформы, и на показатели боевого и численного состава войск (сил), что заложены в проекте Концепции модели ВСУ образца 2010 г., и на те же сокращения.
Если ранее по Закону о численности ВСУ мы выходили на рубеж в 375 тыс. в 2005 г. то теперь речь идет о том, чтобы в 2010 г. иметь 240—260 тыс. Т.е. если раньше нам нужно было сокращать численность ВСУ на 5 тыс. год, то теперь нужно по 10 тыс. и больше. На рубеже 2006—2007 гг. у нас практически не будет боевых частей и частей боевого обеспечения сокращенного или кадрового состава. Все они будут частями постоянной готовности. Правда, с разной укомплектованностью: 90—100, 70— 80 и 50—60% от штатов военного времени в зависимости от конкретного места и роли той или иной воинской части в функциональных межвидовых объединениях.
Будет также сокращена лишняя, избыточная инфраструктура. Мы выводим из боевого состава большое количество техники — по некоторым показателям уменьшаем почти в два раза. Эти шаги дадут и экономический эффект. Но при одном условии. Если за сокращением сразу не будет «урезаться» и финансирование ВС. К сожалению, подобная практика имеет место. Так в 1998 г. численность личного состава сократили на 2%, а объемы финансирования после этого уменьшились на 4% в долларовом эквиваленте, с учетом инфляции и покупательной способностью гривни. В 1999 г. сокращение было на 11%, а финансирование армии уменьшилось на 35%. В два последующие года тенденция не изменилась. В результате получается замкнутый круг. Мы сокращаемся в надежде высвобождаемые средства пустить на развитие ВВТ и боевую подготовку, а оказываемся в еще худших условиях, чем были до этого. Как итог — около 85% всех средств, выделяемых для ВСУ, расходуется на содержание личного состава. Традиционно этот показатель не должен превышать 45% — 50 % .
— Можно ли утверждать, что ВС выполнят свою задачу, если в течение, например, трех-четырех месяцев вынуждены будут противостоять значительно превосходящему по силе противнику. До того момента, пока не дадут результатов политические усилия по урегулированию...
— В принципе, я не могу представить себе ситуацию, когда может образоваться или коалиция с агрессивными для Украины намерениями, или будет такая армия, которая в несколько раз будет превышать наш военный потенциал. При таком подходе мы можем говорить о двух гипотетических вариантах. Или это блок стран НАТО. Или Россия с Беларусью. Мы рассматриваем НАТО как стабилизирующий фактор в Европе, — к тому же, в Альянс не принимают государства, которые имеют территориальные проблемы с соседями. Что же касается России и Беларуси, то я даже гипотетически не могу представить проблем между нашими государствами такого масштаба, для разрешения которых нужны будут именно силовые действия.
В то же время я убежден, что Вооруженные силы Украины уже после 2005 г., не говоря об их возможностях после завершения реформ, будут способны противостоять определенное время и превосходящему противнику — пока наши политики и международное сообщество будут искать политические пути выхода из кризиса.
— Рассматривает ли Генеральный штаб в случае агрессии против внеблоковой Украины какие-то государства как своих потенциальных союзников?
— Это даже задекларировано в проекте Военной доктрины. В нем говорится, что Украина, в случае вооруженной агрессии, пользуясь правом на индивидуальную и коллективную оборону, не исключает возможности получения военной помощи от других государств и оставляет за собой право присоединения к военным блокам или вступить в союз с каким-то государством или группой государств. Убежден, что в любых условиях Украина найдет союзников.
— В процессе согласования текста доктрины из него исчезло положение, весьма схожее с американским принципом о готовности силой защищать права наших граждан и государственную собственность, где бы она ни находилась. Подкорректировали и положение, в котором говорилось о возможной угрозе со стороны подразделений иностранных государств, которые временно находятся на территории Украины.
— Доктрина — это не продукт деятельности только Генштаба, над ней работала созданная Указом Президента Украины специальная межведомственная рабочая группа. Так вот, и дипломаты, и специалисты-международники не считают целесообразным фиксировать в Доктрине некоторые детали. Но всякая политика эффективна тогда, когда за ней стоит сила. Что же касается второй части вашего вопроса, то известны примеры, когда провокационные действия вооруженных контингентов других государств создавали серьезные проблемы для страны, их принявшей. Но это мы относим к внутренним угрозам, так как они находятся внутри страны.
— Мы говорим об угрозах, которые могут возникнуть в ходе международных учений? Или о тех войсках, которые дислоцируются на нашей территории на временной, но долгосрочной основе...
— Формы и способы могут быть различными. В истории есть примеры, когда под видом миротворческой деятельности, участия в совместных маневрах или учениях происходило накапливание воинских контингентов. А потом эти контингенты брали участие по выполнению тех или иных задач на территории самого государства. Другой вопрос — делалось это в интересах легитимного правительства или в интересах сил оппозиции.
— Вы имеете в виду маневры сил НАТО перед началом компании против Югославии?
— Не только.
— Тогда, может, Филиппины или Сомали?
— Давайте сначала посмотрим, как дальше там будут развиваться события.
ВОЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ.
КОЛИЧЕСТВО КАК ОТСУТСТВИЕ КАЧЕСТВА
— Новая Доктрина дает идеологические основы для формирования новых подходов к определению той же оптимальной численности ВС. Но когда ранее Генеральный штаб обосновывал численность армии в парламенте, то тогда за основу брались три критерия. Это усредненное для Европы соотношение между численностью армии и населением страны, процент ВВП, выделяемый на оборону, и количество военнослужащих на километр государственной границы. Независимые эксперты тогда еще удивлялись — ведь ни один из этих подходов на самом деле не учитывает индивидуальные особенности государства. Но зато никогда не брался за основу, казалось бы, самый логичный подход. Определить сколько и каких вооружений нам нужно для обороны (активной, пассивной — как решат), а под эти вооружения уже подогнать численность. Ведь ясно, сколько людей нужно для обслуживания одного танка или одного ракетного комплекса...
— Сейчас действительно, не очень корректно вычислять численность армии из того, сколько военнослужащих должно приходиться на сто километров границы. Или даже по отношению к количеству населения. Какие же критерии мы берем за основу в настоящее время и какие закладываем при определении боевого потенциала ВСУ в будущем?
Основа основ — эта характер современных и будущих военных конфликтов и задачи, какие стоят перед нашими Вооруженными силами. От этого мы должны отталкиваться, определяя требования к вооружениям, которые позволят нам эффективно решать задачи в ходе этих конфликтов. Из возможностей вооружения — как производная — и структура, и численность самой армии, и способы ведения боевых действий. Это действительно идеальный путь. Но его можно достаточно быстро реализовать лишь тогда, когда армия создается с чистого листа. И когда в бюджете есть средства на все новое и нужное...
В наших реалиях, в первую очередь, мы должны учитывать статус Украины как внеблокового государства. Это наша нынешняя специфика, и все более-менее разумные эксперты это прекрасно понимают. Во-вторых, это определенные Конституцией задачи перед ВСУ. Ведь реально никто — кроме ВСУ и Пограничных войск — заниматься обороной страны в ее буквально военном понимании — вести боевые действия, не будет. Третье — чтобы ВС Украины по численности личного состава, по количеству вооружений и техники не вызывали обеспокоенности и тревоги у наших соседей и международного сообщества в целом. То есть мы говорим об оборонной достаточности. Еще одно условие — поддержание баланса между нашими Вооруженными силами и силами соседей. С учетом всех возможных вариантов — коалиций, союзов, блоков.
Но при всем желании мы не можем выпрыгнуть из собственных штанов. Есть аксиома — чем хуже технически, технологически оснащены армии, тем больший в них удельный вес Сухопутных войск. К сожалению, мы пока не далеко ушли от этого. Чтобы изменить такой расклад, нам нужны современные вооружения, нам нужна полноценная, полномасштабная боевая подготовка, нам нужна профессиональная, на контрактной основе армия. А все это стоит денег, и очень больших. Приведу такие цифры. Минимальная потребность на реализацию Государственной программы вооружений и военной техники на период до 2010 года исчисляется суммой в 34 млрд. грн. Государство же смогло выделить около 15 млрд. грн. Или, к примеру, стоимостные показатели реформирования ВСУ: так чтобы расформировать механизированный полк, нужно 2—3 млн. грн. Для расформирования механизированной дивизии — 10—15 млн. грн. (все зависит от ее состава). Чтобы переформировать, например, механизированную дивизию в бригаду нужно 3—.6 млн. грн. А таких, или меньших за объемом мероприятий нам ежегодно надо проводить около сотни. Посчитайте: какие необходимы для этого суммы. Это мы опять выходим на те проблемы, о которых уже надоело и говорить, и напоминать — средств на реформирование и развитие выделяется недостаточно. И все это отражается как на темпах оборонной реформы, так и на боеготовности армии в целом. Но мы реалисты и пытаемся найти выход и из такого положения и уверены, что в ближайшие несколько лет реальный боевой потенциал ВСУ будет значительно повышен.
— За счет чего это будет сделано в условиях, когда из года в год численность вооружений, личного состава ВСУ будет неизменно сокращаться и вполне логично, что и боевой потенциал соответственно уменьшаться?
— Вы обратили внимание, что я вел речь о реальном боевом потенциале ВСУ. А он в настоящее время значительно ниже расчетного, который складывается из нормативных боевых возможностей вооружений, уровня полевой, воздушной и морской выучки личного состава, эффективности управления войсками (силами) и оружием, а также из некоторых других факторов. Иными словами — расчетный боевой потенциал — это максимум возможного. На самом деле состояние различных видов ВВТ позволяет только на 40—60 % реализовать заложенные в них боевые возможности. Недостаточный уровень выучки личного состава также не дает возможности полностью их реализовать. Следует также признать, что состояние системы управления войсками (силами) и оружием не в полной мере отвечает современным требованиям.
Но, постепенно сокращая в 1,5—2 раза количество ВВТ и численность личного состава, мы будем иметь возможность высвобождающиеся средства направлять на приведение в состояние боеготовности модернизацию и закупку новых образцов ВВТ сначала для ПСО, а затем и для ОСО, привести до нормативной интенсивность боевой подготовки войск (сил). Это как раз и дает возможность нарастить реальный боевой потенциал, максимально приблизив его к расчетному. Создание единой автоматизированной системы управления войсками (силами) и оружием, по нашим расчетам, дает возможность еще в 1,3—1,5 раза увеличить боевую мощь ВСУ.
— После Ирака в мире не было конфликтов, где бы с одной стороны принимало участие более 100 тыс. военнослужащих. Если взять численность Объединенных сил быстрого реагирования ВСУ, добавить к ним Стратегические неядерные силы сдерживания и Силы специальных операций, сделать корректировку на военные штаты, то где-то получим примерно те же 100 тыс. Это случайное совпадение?
— Еще два-три года назад, когда мы уточняли наши взгляды на характер конфликтов, в которые может быть втянута Украина, то одновременно пытались соотнести их интенсивность с необходимым количеством личного состава и вооружений. Вот здесь, например, нам нужно будет 300 танков. А вот при таком сценарии — уже 1000. Теперь мы от этого отошли. Мы говорим только о качественных показателях и масштабах.
Что же касается цифры в 100 тыс., то вы на нее вышли эмпирическим путем. Но она, на мой взгляд, в несколько уменьшенном виде соответствует действительности. Опыт показывает, что ни в одной стране мира, — даже когда решалась судьба государства, — все вооруженные силы непосредственного участия в боевых действиях не принимали. Я согласен, что 100 тыс. — эта цифра, близка к той, которая может быть вовлечена в активные действия. Но важно, что в той цифре — какой потенциал и реальные возможности «сотни»? А это, в первую очередь, Военно-воздушные силы — именно им принадлежит решающая роль в том или ином конфликте, естественно, при взаимодействии с другими видами. Это — вполне очевидно — войска Противовоздушной обороны, вес которых, исходя из новых реалий, существенно повысился. Тут, естественно, и системы управления войсками, и высокоточное оружие...
Упреждая возможный ваш вопрос, а для чего же тогда содержать армию численностью 240—260 тыс., отвечу — в эту численность входят военно-учебные заведения, учебные центры, военкоматы, арсеналы склады, базы, комендатуры и т.д. и т.п. Без сомнения, в это число будут входить и боевые части, предназначенные для замены потерявших боеспособность частей действующей армии, развертывания на новых направлениях, прикрытия государственной границы и для выполнения других задач.
— Какую роль в изменении «военного» соотношения количество—качество для Украины сыграет Государственная программа развития вооружений?
— Министерство обороны и Генеральный штаб приложили много усилий для завершения разработки этого важного документа для комплексного подхода к решению задач обороноспособности. Поверьте мне на слово — в эту программу заложен очень солидный задел. В ней нам удалось увязать много важных задач. Первое — это обеспечение Передовых Сил обороны. Но самое главное то, что даже в это крайне тяжелое в финансовом отношении время, на период до 2005 г. мы до 50 % средств закладываем в научные и научно-исследовательские работы, направленные на разработку и производство перспективных образцов вооружений. Для модернизации также используются ноу- хау, которые нарабатывались под новые образцы вооружений. Ведь очевидно, что в силу известных причин в ближайшие годы мы не сможем в существенных количествах закупать современные образцы ВВТ. Поэтому не всегда целесообразно пускать в серию, к примеру, новый перспективный танк. Но сделанные под него «наработки» при их внедрении в модернизированные образцы смогут существенно повысить общий потенциал бронетехники в масштабах всей армии. С 2006 г. они получат достаточное выражение. Если сегодняшний Су-24 по своим возможностям — это бомбардировочный полк времен Второй мировой войны, а ракета «Точка-У» заменяет как минимум артбатарею, то дальнейшее развитие высокоточного оружия, средств разведки даст возможность, не снижая боевого потенциала, пойти на существенные и количественные сокращения.
Но я не устаю повторять на всех встречах, что Государственная Программа развития вооружений и техники на период до 2010г. — это не панацея от всех бед. Она раз и навсегда не решит всех проблем ВС по их оснащению современным вооружением. Как бы парадоксально это не звучало. При высокой динамике развития событий и технологического процесса, и с учетом особенностей нашей методологии, мы не можем прогнозировать на больший срок ни возможности нашей экономики, ни военно-политические или военно-стратегические аспекты. 2010 г. — это та искусственная, можно сказать, обозримая граница, куда мы сможем заглянуть и более-менее рельефно представить реалии будущего. Это тот срок, в течение которого мы сделаем минимум ошибок. Но при этом хотел бы заметить, что Государственная Программа развития вооружений и техники — это не догма. Ее показатели будут постоянно уточняться на каждый год и на более отдаленную перспективу, как это, кстати, делается и с государственной Программой реформирования и развития Вооруженных сил Украины.
— Но о каких вооружениях мы говорим в первую очередь? О тех, которые должны обеспечить потенциал Сил сдерживания — те же оперативно-тактические ракеты. Или о вооружениях для усиления потенциала Противовоздушной обороны?
— Не первое. И не второе. Только комплексный подход. Генеральным штабом четко определены приоритеты. И они утверждены Президентом Украины. Это создание автоматизированной системы управления войсками и оружием. Это разведка, без нее никуда. Это авиационные, противовоздушные комплексы, системы РЭБ, ракетно-артиллерийские комплексы, высокоточное оружие. Я назвал шесть приоритетов, хотя там их одиннадцать. Но это шесть главных китов, на которых мы будет опираться.
Никто не скажет, что, имея только сильную противовоздушную оборону, мы выполним все задачи по обеспечению обороноспособности государства. Тут можно вспомнить в свое время часто цитируемого классика, что «оборона — это смерть вооруженного восстания». Развивая оборонный «зонтик» в виде Противовоздушной обороны, мы с особым вниманием относимся и к такому компоненту, который способен превратить в пыль надежды противника получить какие-то преимущества от агрессии, решить спорные вопросы с Украиной силовым путем. А это, прежде всего, ВВС, высокоточное, повышенной мощности оружие и т.п.
— Нужно ли в таком случае иметь отдельную доктрину, или открытую Концепцию применения тех же Стратегических неядерных сил сдерживания, где были бы четко прописаны условия применения этого отрезвляющего потенциала?
— Это очень чувствительный вопрос. Планы применения Стратегических неядерных сил сдерживания являются документами особой важности. Они будут применяться только по решению Верховного главнокомандующего. По отдельному распоряжению. А Концепция их применения заложена в самом их названии. Когда же впервые формулировалась идея создания неядерных сил сдерживания, то мы исходили из того, что Украина четко будет придерживаться как международных договоров в области контроля над вооружениями, так и конвенций, определяющих порядок ведения боевых действий. То есть — война ведется с армиями противника, с комбатантами, а не с мирным населением. К тому же, я убежден, что существование и развитие Стратегических неядерных сил сдерживания — это намного гуманнее, нежели ядерные военные потенциалы, которые имеют ряд государств. На мой взгляд, через 20—30 лет все больше государств будут переходить именно к идеологии и практике создания неядерной сдерживающей компоненты в составе национальных армий. Так как все понимают, какие последствия влечет за собой применение ядерного оружия.
Наличие Стратегических неядерных сил сдерживания, их боеготовность и боевые возможности — это то, о чем должен знать эвентуальный противник. Может быть, они никогда не будут применены. Так как те же ядерные силы в иных государствах. Но мы должны иметь такой потенциал, который бы действительно удерживал врага. И это не нужно скрывать.
— Нужно ли иметь в составе Стратегических неядерных сил сдерживания и ракетный, и авиационный компонент? Или можно ограничиться чем-то одним?
— Надеяться только на один вид оружия — не совсем правильно. Да, у нас авиация всепогодная. Но могут возникнуть условия, когда авиацию применить невозможно. Ракетный компонент тоже имеет ограничения — для его применения в широком спектре задач нужно иметь очень развитые средства разведки. Мы надеемся иметь в обозримом будущем и морской компонент. Так что лучше иметь несколько составляющих, которые в целом станут для врага действительно универсальным средством отрезвления.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КУРС ГЕНШТАБА
— По дополнениям к Закону «О Вооруженных силах Украины», вступившим в силу в декабре 2000 г., армейские части, которые ранее готовились для отражения лишь внешней агрессии, могут привлекаться и для выполнения задач внутри страны. В том числе и во внутренних конфликтах. Означает ли это, что в Украине созрели предпосылки для пересмотра соотношения сил между армией, пограничниками, Внутренними войсками МВС и войсками министерства чрезвычайных ситуаций. Ведь выгоднее и дешевле иметь одно подразделение с универсальной выучкой, нежели два — в разных силовых структурах.
— Если мы сделаем небольшой экскурс еще в советскую историю, то раньше все эти или схожие структуры входили в понятие ВС СССР. В составе военных округов был отдельный компонент — Гражданская оборона. В наших условиях, я считаю, нужно исходить из существующего правового поля. Очень сложно иметь какой-то один военный организм, который бы качественно и эффективно выполнял весь спектр задач. Просто-напросто все можно «завалить» — уж очень разная специфика. Да, я сторонник теории, что ВСУ не должны выполнять внутреннюю функцию, которая выходит за рамки чисто военного, оборонного назначения и замыкается на милицейские, полицейские задачи, с необходимостью решения задач внутренней разведки и контрразведки.
Но другая сторона медали в том, что потенциал ВСУ, в том числе законодательно, не в полной мере используется для решения задач, которые могут возникнуть внутри Украины. За армией закрепили возможность участия в ликвидации стихийных бедствий, техногенных катастроф и так далее. Сейчас мы принимаем участие в планировании антитеррористических действий. Мы можем много сделать, не выходя на задачи полицейского характера.
— Достаточно ли полномочий у Генерального штаба, чтобы планировать оборону страны с привлечением всех силовых структур Украины?
— Абсолютно достаточно. Это отражено и в Законе об обороне, и в Законе о ВСУ. Это зафиксировано и в существующем положении о Генеральном штабе, и в новом положении о ГШ, которое скоро будет представлено на утверждение Президента Украины. И реально у нас спланировано применение всех силовых структур для решения задач обороны.
— В чем будут состоять главные отличия новых положений об МО и ГШ от ныне действующих документов?
— Самое главное отличие в том, что, если в прошлой и пока действующей редакции Генеральный штаб был структурным подразделением Министерства обороны, то по новому положению он таковым не является. В проектах новых документов четко определены функции МОУ, ГШ ВСУ, который подчиняется МОУ и является высшим органом управления ВСУ. Две такие ветви. Генштаб определяет потребности ВС и обосновывает их. Министерство обороны обеспечивает эти потребности. А планирование обеспечения войск в ходе учебы и боевых действий — это уже опять задача Генерального штаба. В структуре Министерства обороны появится департамент военной логистики. А в Генеральном штабе образуются новые управления — оперативного обеспечения; тылового, технического и медицинского обеспечения; морально-психологического обеспечения. Главное управление разведки в перспективе также войдет в состав ГШ. Эти структуры будут созданы и в МО, и ГШ до 2004 г., что станет еще одним важным шагом к переходу на гражданское Министерство обороны.
— Будет ли Министерство обороны иметь право на оперативное управление войсками, если во главе МО будет стоять гражданский человек?
— Нет. В соответствии с Законом о ВС, если министр обороны — военный человек, то он и в мирное, и в военное время является Главнокомандующим ВС. И пока в переходной период это так. Но через несколько лет — мы это четко понимаем — министром обороны будет гражданский человек. В таком случае начальник ГШ становится Главнокомандующим.
— Какой же тогда статус гражданского министра во время военной кампании?
— Это военная политика. Это военное строительство. Всестороннее обеспечение нужд ВС. Это кадровая политика. Но не управление. Это функция ГШ — кстати, как рабочего органа Ставки Верховного Главнокомандующего.
— С вашей точки зрения, это нормально, когда Генеральный штаб соединяет управленческие и планирующие функции?
— Это не только нормально, а абсолютно правильно. Иначе и быть не может.
— Понятия «Генеральный штаб» в высших штабных органах ведущих западных стран не существует. Так, в США, ФРГ, Великобритании штабы выведены из командной структуры вооруженных сил. Их полномочия сводятся к стратегическому планированию, выбору направления развития армии, разработке планов боевой подготовки. По сути, они представляют собой консультативные органы при первом лице государства. А в США оперативная цепочка управления проходит от Президента, через гражданского министра обороны (у которого, кстати, разведка, а не у штабных структур), и потом — до командующих объединенных командований, минуя Комитет начальников штабов.
Если у нас Генштаб, то мы наследуем «прусскую» систему управления войсками. А опыт германских войн говорит о том, что тогда ГШ сумел сделать внешнюю политику зависимой от расчетов генералов, сумел — при аморфности военного министерства — навязать свое мнение по целому ряду важных вопросов, увлечь страну милитаризацией. И все равно проиграть. То же самое ждало и Японию с ее Генштабом...
— Но ведь Советский Союз выиграл войну с Германией тоже имея Генеральный штаб, в чем-то схожий с немецким. К тому же, нужно учитывать, что ни в Германии, ни в Советском Союзе во время Второй мировой войны Минобороны не играло той роли, которая предусматривается сейчас. Так что, наверное, некорректно говорить о том, что прусская система неэффективна. Но скажу, что нам не нужно копировать американскую, французскую или нынешнюю немецкую модель и определять полномочия главных штабных структур исходя из их опыта. Мы должны исходить из своих особенностей. Из своих принципов деятельности штабных структур, которые соединяют централизацию с децентрализацией. А создание в Украине Оперативных командований как раз и есть воплощение идеи о персональной ответственности за оборону на том или ином направлении, о всестороннем обеспечении и управлении из одного центра — из штаба Оперативного командования. В нашем случае Генеральный штаб определяет боевые задачи этого Оперативного командования, создает необходимую разновидовую группировку сил и средств, готовит ресурсы. А функции непосредственного планирования и управления войсками при проведении оборонительной кампании в своей зоне ответственности — на плечах командующего войсками ОК. Генштаб «не лезет» в управление ОК.
— Но если разразится малейшая «заварушка», то все нити управления, как мне кажется, сразу будут стянуты в Генштаб...
— Так будет только в том случае, если повторятся ошибки военного прошлого. Почему во время Второй мировой на фронтах появились представители Ставки Верховного главнокомандования? От недостатка опыта командующих и командиров на местах. Когда всех и вся нужно было страховать. Поэтому наша задача — это воспитать командующих войсками ОК как полководцев, ответственных перед народом за свою деятельность.
В ПОИСКАХ ПОЛКОВОДЦЕВ
— Если мы говорим о большей самостоятельности и ответственности командующего войсками ОК с его вертикалью управления, то как быть с той вертикалью управления, которая тянется к Главнокомандующим видами ВС? Где в случае военной операции начинаются и заканчиваются полномочия Главнокомандующего видом и Командующего войсками ОК? Чем будет заниматься, например, тот же Главнокомандующий Сухопутными войсками?
— Что касается вертикали, то в ходе боевых действий она наиболее четко прописана по линии Генеральный штаб — Оперативное командование. Главкомат Сухопутных войск полностью выпадет из этой цепочки — он не занимается ни вопросами планирования, ни оперативного управления в ходе операции. На Главкомате Сухопутных войск лежат функции территориальной обороны и подготовки резервов.
Что касается Войск ПВО. Если ОК имеет границы своей ответственности и ни одно из них не отвечает за всю территорию государства, то Войска ПВО решают именно общегосударственную задачу, которая выполняется по их индивидуальному плану. Мы ведь не можем исключать, что даже в ходе приграничного конфликта противник не попытается нанести удары по объектам в глубине нашей территории.
Военно-воздушные силы. У нас так сложилось, что в полосе ответственности двух ОК есть по авиационному корпусу. И командующий войсками ОК совместно с командующим авиакорпусом и планирует, и руководит через командующего корпусом авиаподдержкой действий сухопутных частей. Что касается ударного компонента ВВС — отдельной группы авиационного назначения — то тут задачи планирования и применения осуществляются под эгидой ГШ Главкоматом ВВС. Так как эта оперативная группа решает задачи в интересах всех Вооруженных сил.
Главкомат Военно-морских сил у нас действует достаточно самостоятельно — при выполнении задач во взаимодействии с Южным ОК по прикрытию действий сил этого ОК с моря. В то же время, с преобразованием 32-го корпуса в Войска береговой обороны на Главкомат ВМС будет полностью возложена задача по обороне Крыма.
При трехвидовой структуре ВС появятся свои нюансы, но скажу, что роль ОК возрастет. Более того, я лично сторонник того, чтобы назвать их Оперативными командованиями Вооруженных сил. Тогда все, что на территории ОК находится, будет непосредственно или оперативно подчиняться командующему войсками ОК ВС. В этом случае Командующий войсками ОК действительно сможет и будет отвечать за все — в том числе и за вопросы противовоздушной обороны на своем направлении. Положение об ОК должен утверждать Президент как Верховный главнокомандующий. Этим поднимется и статус Оперативных командований, и расширятся полномочия и права их Командующих не только по отношению к военным формированиям, расположенных на территории ОК, но и в отношении органов местного самоуправления — в особый период.
— Командующим войсками ОК нужно будет уметь строить эффективную оборону с учетом возможностей не дивизий, а бригад, которые приходят им на смену. Как на сегодня реализуется «бригадный» подряд. Каковы преимущества?
— Как не странно, за бригады тоже пришлось повоевать. Далеко не все сразу оценили рациональность такого подхода. Хотя, казалось бы, ясно, что дивизии создавались для участия в широкомасштабной войне, когда планировались сплошные фронты — как обороны, так и наступления. Последний раз такое было в ирако-иранской войне. Теперь же сложно представить, что в современных конфликтах возможны такие сплошные фронты. Дивизии нужно 8—12 часов, чтобы выйти на маршрут, выстроиться в колонну, она растягивается на 100—150 км. Это очень удобная мишень для воздушного поражения.
Дивизии вымирают как динозавры. На их место приходят бригады — мобильные, управляемые, компактные, многоцелевые. Бригада полностью соответствует современной идеологии быстрых и маневренных действий. Механизированная бригада — по нашей схеме — в своем составе будет иметь три отдельных механизированных батальона, отдельный танковый батальон, бригадную артиллерийскую группу (БрАГ) и обеспечивающие подразделения. БрАГ будет состоять из 4-х дивизионов. Фактически это артиллерийский полк в составе бригады. Раньше в составе бригады был только один артдивизион. Если взять боевой потенциал дивизии, которая по штатам военного времени начитывает около 14 тыс., за единицу, то три бригады по 3,5—4 тыс. каждая будут иметь суммарный потенциал, в 1,5 раза больший, нежели «старая» дивизия. Это просто арифметический подсчет, исходя из потенциала вооружений в составе бригад. Я не говорю тут о тех преимуществах, которые появляются за счет мобильности и управляемости бригад. А эти выгоды в условиях быстротечных боевых действий переоценить невозможно... Изменится также структура механизированных и танковых батальонов. На практике они станут боевыми тактическими группами. В каждом батальоне, например, механизированном — кроме мехрот, будет танковая рота, минометная батарея, инженерно-саперный взвод, разведывательный взвод, зенитный взвод, свои подразделения тыла. Эта батальонная тактическая группа будет способной действовать самостоятельно — в отрыве от главных сил. Также будут изменены и органы управления, обеспечения. В этом году в Сухопутных войсках предусматривается перевести на новые штаты 8-й корпус быстрого реагирования. Изменения коснутся и двух танковых дивизий — 17-й и 30- й. В 2003 г. их уже не будет. На их базе будут образованы танковые бригады. После чего в Украине будет три таких «бронированных» единицы — в Новоград-Волынском, в Кривом Роге и существующая — в Гончаровске. — Поспевает ли национальная военная наука за тем, чтобы отражать новые реалии в нормативных документах? — Для ВС разработаны и приняты «Основы подготовки и ведения операций ВСУ». На выходе в этом году — Основы применения Оперативного командования, корпуса. Но если раньше стратегия считалась более инертной, нежели тактика, то теперь разительные и быстрые изменения происходят именно в стратегии. К ней нужно подтягивать и тактику. Так что в некоторых вопросах теория военного искусства, теория строительства ВС с учетом нынешних реалий опережает нормативное обеспечение этого процесса. Еще один нюанс, который требует пояснения. Та же Программа реформирования и развития ВС, которая была утверждена в 1997 г. не давала четкого ответа о контурах, формах, способах боевых действий. Как следствие — наука и практика не были сориентированны на глубинные изменения. В ту Программу не были включены ряд идей, которые вошли в действующую. А ведь еще тогда закладывалась идеология бригад, оперативных направлений, предлагалось отказаться от авиадивизий и перейти на авиабазы. Это было одной из причин, почему Программа уточнялась в ходе реализации, а некоторые решения вошли в уже утвержденную Советом национальной безопасности и обороны Концепцию Вооруженных сил образца 2010 г. Думаю, уже не придется повторять фразу, что генералы готовятся к войнам прошлого. Эта армия будет вполне способна противостоять новым угрозам и вызовам.
