На этой неделе состоялось собрание Российской академии наук. Значимость ему придавало присутствие премьер-министра В. Путина. Но резонанс в СМИ вызвал не этот факт, а выборы в РАН. В этом плане материал известного российского журналиста Леонида Радзиховского весьма поучителен. Еще и потому, что заставляет задуматься: а какие вызовы и угрозы существуют у нашей Академии наук? Именно к этому разговору мы бы хотели пригласить украинских ученых. Ждем ваших откликов.
Большинство журналистских комментариев по поводу выборов в РАН сводятся к беззлобному зубоскальству: мол, ха-ха, навыбирали каких-то «кнутов» (один из крупнейших в мире специалистов по программированию — Дональд Кнут из Стэнфордского университета избран иностранным членом РАН), шредеров да губернаторов ишаевых.
Я понимаю, как такая «подростково-задорная журналистика» должна злить академиков — она злит даже меня, не имеющего к РАН ни малейшего отношения.
Между тем, все это далеко не так смешно. Или, если угодно — УЖЕ смешно, в том смысле, что, когда нечего делать, остается только «ржать».
Ну, для начала пара слов о тех самых «мальчиках для журналистского битья».
С Кнутом разобрались. По-моему, кстати, благообразное «академик Глазьев» куда смешнее.
Ишаев. Ясно, каковы его НАУЧНЫЕ заслуги. Неясно другое — каковы заслуги хабаровского губернатора перед Дальневосточным отделением РАН, по которому он избран. Во вполне уважаемой американской Академии наук и искусств в Бостоне (вторая по значению академия в США) есть специальное отделение. Туда без лицемерия принимают «за филантропическую деятельность» — это и в названии отражено. Там много крупных бизнесменов, среди них, кстати, Сорос (вот уж кто более чем достоин быть членом РАН! В 1990- е он реально сыграл гигантскую роль в спасении российской науки — и вкладывал, кстати, свои личные миллионы, сотни миллионов). Если Ишаев помогает отделению (а не отдельным его членам!), то что ж — нормально его избрать. Но по-честному: в такое вот «филантропическое отделение», не менее почетное, чем любое другое (Нобелевская премия мира не менее же почетна, чем за науку, и Горбачеву или Картеру не дали же — в знак глубокого уважения — премию по физике!).
Что касается «друга Герхарда», то это, конечно, вполне позорное избрание. Когда-то Ельцин наградил Ширака орденом «За заслуги перед Отечеством I степени» (да еще и орденом N 1), простодушно пояснив, что заслуга «друга Жака» в том, что тот прочитал по-русски «Евгения Онегина». Но все-таки тогда не дарили другу звание академика РАН... Впрочем, и тут есть определенная традиция. Во многих странах политиков легко выбирают в академии. Черчилль был членом Королевского общества (самая престижная академия наук мира — АН Англии). А во Французской академии (правда, не в Академии наук) вообще заседали чуть не все маршалы Франции, сейчас эту Академию украшает экс-президент Жискар д’Эстен. И я, хоть и не знаю его биографию, но не думаю, что тут научные заслуги больше, чем у строителя Балтийского газопровода.
А в XVIII—XIX веках членами Российской императорской АН были Фридрих Великий, Фридрих-Вильгельм III, Фридрих- Вильгельм IV, Вильгельм I «и прочая, и прочая, и прочая». Поскольку мы в XXI веке, как умеем, копируем-пародируем благородные императорские фарфоры, то стараемся и в этом вопросе тоже...
Ладно, Бог с ними, с мелкими анекдотцами.
Перейдем к тому Большому анекдоту, которым являются эти выборы. Да — честно сказать — в большой мере и сама Академия.
Известная история — которая, видимо, почти буквально соответствует действительности: в 1934 году министр науки и образования Третьего рейха обергруппенфюрер SS д-р Руст спросил ректора Геттингенского университета Давида Гильберта: «Правда ли, что ваш университет сильно пострадал от изгнания евреев?». На что великий математик отрезал: «Нет, неправда. Университет не пострадал. Университета больше нет».
В чем разница между этой ситуацией и ситуацией в РАН сегодня?
Во-первых, из России никто никого не изгонял. Просто с конца 1980-х скрытый кризис советской науки (как и всей системы) перешел в стадию «открытого кровохарканья», и в начале 1990-х науку кормить перестали, а двери клетки открыли — «никого не держим!». В такой ситуации «изгонять» — только зря силы тратить...
Во-вторых, из Германии изгнали действительно только евреев. И хотя уехало еще некоторое число «арийских ученых» (например, знаменитый математик Г. Вейль, у которого жена была еврейкой, или создатель волновой механики великий физик Шредингер, ненавидевший фашизм), но это были исключения. К позору немецких ученых, практически все они остались на родине. Из СССР—РФ в 1989—1992-м (этап, когда «мозги хлынули потоком») уехало, конечно, немало евреев, в том числе составлявших золотой фонд российской науки, но отнюдь не только они. Сейчас среди российских ученых, постоянно работающих в США и Европе, — С. Новиков, В. Воеводский, А. Линде, А. Окуньков, В. Захаров, Л. Горьков, Н. Крылов, Р. Сюняев, Р. Сагдеев (это я перечисляю только ученых экстра-класса), которых никто не «заподозрит» в еврейском происхождении.
В-третьих, Гильберт был НЕПРАВ. Да, немецкая наука очень много потеряла от изгнания евреев (а Гитлер конкретно потерял атомную бомбу, которую эти люди сделали в США и которую они бы, скорее всего, могли сделать и в Германии — так что, изгнав еврейских ученых, Гитлер поневоле спас человечество). Но немецкая наука осталась очень мощной наукой. И тогда, в 1930— 40 годы, и сегодня.
Конечно, если «до Гитлера» немецкая наука была «первой в мире» (а за ней шли Англия и США), то теперь ситуация кардинально изменилась. Безраздельна и абсолютна научная гегемония США, да и в Европе немецкая наука уступает английской. Так что Гитлер только «чуть-чуть» ослабил немецкую науку — и она от этого не оправилась и через 70 лет. Как известно, Толстой говорил, что искусство отличается от неискусства всего лишь «на чуть-чуть». Вот это «чуть-чуть», отличающее науку №1 от науки со всеми последующими номерами, Гитлер и срезал.
Но вот по отношению к РФ слова Гильберта — которых, к сожалению, никто не посмел произнести — гораздо больше похожи на правду.
КАТАСТРОФА. Она случилась именно потому, что ученых не выгоняли ни по расовому, ни по классовому, ни по идеологическому принципу. Не было ни сожженных «еврейских книг», ни «философских пароходов». Люди просто сами — тихо, мирно, оставляя квартиры в Москве, российские паспорта и часто даже должности в своих НИИ — уезжали.
Это была самая страшная селекция.
Не расовая, повторяю. Не идеологическая. А сугубо ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ. Кто чувствовал в себе силы работать по специальности на мировом уровне — тот и уезжал. А кто не чувствовал — тот оставался (и часто уходил в бизнес).
Нет, я, понятно, не говорю, что это правило без исключений.
Ни один дурак не скажет, что академики Гинзбург или Алферов, Фадеев или Маслов, покойные Басов и Прохоров — ученые не мирового уровня. Очевидно, что в любой стране мира их бы с руками оторвали. Как оторвали академиков РАН Гельфанда и Абрикосова, Арнольда и Синая, Новикова и Сагдеева, Горькова и Сюняева, Захарова и В.В. Иванова, член-корреспондентов Манина и Полякова, ученых, не удостоенных чести попасть в РАН — Маргулиса, Зельманова, Громова, Концевича, Окунькова, Воеводского, Дринфельда, Дынкина, Каждана, Бернштейна, Суслина, Крылова, Смирнова, Баренблатта, Варшавского, Каца, Клибанова, Пятецкого...
Я могу перечислять еще довольно долго. Эти имена, как правило, ничего не говорят публике. Вполне понятно — они не хоккеисты, не Ксюша Собчак и не чиновники. Все это ученые мирового класса. Критерий, по которому я, не будучи специалистом ни в одной науке, набрался наглости их так называть, прост и достаточно объективен.
Эти люди — лауреаты самых престижных международных премий уровня Нобелевской (Филдсовской, Хейнемана, Дирака, Планка, Вольфовской, Киото, Больцано, Кроуфорда, а Абрикосов — нобелевский лауреат), члены Королевского общества, Национальной АН США, Французской АН. То есть люди, которые входят в мировую научную СВЕРХЭЛИТУ. Всего ученых такого уровня в мире, т.е. в США и Европе (еще чуть-чуть в Японии, Канаде, Австралии), — порядка трех-четырех тысяч. Но ТОЛЬКО ОНИ (их коллективы, их школы) делают НАУКУ. Остальные — миллионы — чертят свои диссертации по лекалам, созданным «первыми тремя тысячами»...
Ученых ТАКОГО уровня в России осталось, в том числе среди 1300 членов и член-корреспондентов РАН, — по пальцам пересчитать. Нобелевские лауреаты Гинзбург и Алферов, лауреат премий Планка и Дирака Фадеев, член Королевского общества Шафаревич, а также лауреат Филдсовской премии Перельман, который даже не удосужился документы в РАН подать и знай себе преподает математику в средней школе Петербурга... И еще пять-шесть человек такого же уровня, имеющих похожие заслуги сегодня или имевшие их вчера.
И все. Например, лауреатов Филдсовской премии (высшая премия математиков) в России — один. Тот самый «нелюдимый Перельман». За границей — семь(!) лауреатов этой премии — выходцев из России. Маргулис, Зельманов, Дринфельд, Воеводский, Окуньков, Новиков, Концевич.
Да, многие из наших лучших ученых, члены РАН Арнольд, Новиков, Синай, Захаров, Сюняев, стараются жить на два дома. Они профессора западных университетов девять месяцев в году, но два-три месяца проводят в Москве (особенно активен, пожалуй, Арнольд — один из величайших математиков мира, преподающий в Париже, но регулярно бывающий в Москве). Спасибо и на том. Но, конечно же, это «не то»: их школы в основном переехали на Запад.
В свое время ходил такой анекдот про Г. Маргулиса — одного из крупнейших математиков, лауреата Филдсовской и Вольфовской премий, члена Национальной академии наук США и прочая и прочая. Уже многие его друзья, куда более слабые ученые, чем он, уехали, а он, имея приглашения на профессорскую должность в лучшие университеты мира, — упорно торчал в Москве. «Чего ты не едешь?» — на этот регулярно задаваемый ему вопрос медлительный Маргулис, подумав, отвечал: «Понимаешь, в МГУ такая ситуация... Я могу пройтись по нескольким этажам и поговорить со всеми нужными мне специалистами. Больше этого, пожалуй, нигде в мире нет...». А потом он подал заявление на отъезд в США. «Что же ты едешь?» — спросили его. «Понимаешь, — отвечал Маргулис, — такая ситуация, что сейчас, пожалуй, не с кем стало разговаривать...».
Верна эта байка применительно к профессору Йельского университета Маргулису или нет — я не знаю. Но в принципе здесь ВСЕ сказано.
До поры до времени есть плотность научной среды. Есть научная аура — такая, как была в Институте теоретической физики Ландау, на мехмате МГУ, в теоротделе ФИАНа. Потом она потихоньку размывается. А в какой-то миг — ее больше нет.
А значит — ничего нет. Есть — вывески, зарплаты (их сейчас резко повысили), интриги, статьи, диссертации, распределение средств, выборы в РАН и т.д.
Нет — того, «во имя чего» все это делается. Науки, так сказать... Была, да вся вышла.
Обидно.
Вот сейчас прошли выборы в РАН. Разных выбрали — более 150 человек! Есть среди них специалисты хорошие и плохие, начальники и нормальные работники. Никого не хочу обижать.
Но увы! Я внимательно смотрел список лауреатов сильных международных премий. Я не обнаружил в их числе российских ученых, которые бы: а) не были членами РАН и б) но при этом жили бы не на Западе, а в России и, следовательно, могли бы баллотироваться в РАН. Надеюсь, что я кого-то пропустил — но боюсь, что не пропустил.
А вот в те же самые дни, в мае, проходили выборы в Национальную АН США.
Среди 72 новых членов Академии (у нас выборы раз в три года, у них раз в год, соответственно, выбирают в два раза меньше людей) избран 60-летний Андрей Дмитриевич Линде, профессор Стэнфордского университета, один из крупнейших в мире физиков-теоретиков, лауреат премий Дирака и Клейна. Бывший сотрудник теоретического отдела ФИАН, доктор физ.-мат. наук, лауреат Ломоносовской премии АН СССР, с 1989 года — в Стэнфорде.
Боюсь, что один А.Д. Линде на «чисто научных весах» перевесит львиную долю уважаемых новых членов РАН.
Вот такие нанотехнологии...
Да! О названии статьи.
Надеюсь, ясно.
У нас свои достижения: Билан и академик Шредер. Неслучайное совпадение, а? У «них» — в то же самое время — свои достижения: полет на Марс и академик Линде. Тоже неслучайное совпадение, понимаешь...
Кому лучше? Никому. Всем отлично. Не будем завидовать друг другу — пусть победит дружба...
