Газета может существовать лишь при условии, что она воссоздает учение или чувство, которые разделяет определенное сообщество людей. Таким образом, она всегда играет роль печатного органа какой-то ассоциации, чьи члены являются ее собственными постоянными читателями. Алексис де Токвиль. «Демократия в Америке»
Цензура — один из инструментов самозащиты любых политических и рыночных игроков. Важно понять, что к ней прибегают даже те общественные организации, которые декларируют борьбу с цензурой среди своих целей. Вообще, определение цензуры нужно четко отделять от ограничений, связанных с определенной идеологической направленностью, от пиар-технологии или политической вежливости. Цензура — это прежде всего сознательное утаивание (со стороны правительства) от общественности (узлами которой являются СМИ) такой информации, которая способна существенно повлиять на процесс принятия решений и уровень общественной поддержки (в демократиях и слабых авторитарных режимах).
Почему проблематика цензуры настолько болезненна и всегда популярна? Потому, по крайней мере на мой взгляд, что трудно припомнить правительство или страну, где эта проблема не возникает. Причем, ниточки могут быть длинными и тоненькими. Обратимся к примерам.
Известно, что налоги с продаж табачных изделий — один из крупных сегментов поступлений в бюджет США. Несколько лет назад один из служащих компании- магната табачного рынка решил рассказать репортеру Си Би Эс онастоящих результатах опытов по определению вредности курения. Он был уволен за разглашение корпоративных секретов, а компания через посредников получила контроль над каналом. Правительство не вмешивалось — не трудно понять почему.
Недавно в одной из североевропейских стран правительство ушло в отставку из-за того, что годами скрывало судьбу своего миротворческого контингента в Югославии. Это еще можно считать хоть и противоречивым, но все же успехом борцов за право общественности «знать все». Ведь голландцы до сих пор игнорируют детали убийства предводителя ультраправых Пима Фортайна (он должен был стать премьером), а зеленое движение США декадами борется за рассекречивание случаев аварий на ядерных станциях — без особого прогресса.
Каждый человек, который знает историю и руководствуется здравым смыслом, понимает, что шанс преодолеть стену секретности вокруг отдельных вопросов правительственной политики — один из ста. Поэтому посмотрим на дело с другой стороны — с позиций политической необходимости.
Информационная история любого государства — это борьба между приоритетом краткосрочной правды и среднесрочной стабильности. У цивилизованных народов в основном побеждает долгосрочное примирение...
Потенциально табачные налоги способны обеспечить прогресс в медицине, увеличить доступность системы здравоохранения. Как для медика — это циничная позиция «адвоката дьявола», но ведь мы стремимся рассуждать как политики. Что могли изменить скандальные свидетельства инсайдера (своего человека)? Ведь самостоятельные люди в любых обстоятельствах — хозяева собственных решений, а судьба несамостоятельных — всегда печальна.
Если бы голландцы узнали, что Фортейна убил не защитник прав животных, а, например, арабский экстремист, то во-первых, победа нацистов была бы абсолютной, а тихая Голландия пошла бы по американскому пути. Там года два назад агенты ФБР ворвались в Новую Гавану (Майами) и избили дубинками граждан США, чтобы изъять мальчика, которого Билл Клинтон (противозаконно) решил отдать Кастро. Катастрофа с миротворческим контингентом может навсегда отвратить страну от участия в подобных проектах и когда-нибудь подобное решение может сыграть трагическую роль.
Вопрос цензуры — это один из фронтов общественного развития, на котором испокон веков соревнуются политическая необходимость и индивидуальная свобода. Примат индивидуальных прав встает над растущим благосостоянием общества и довольно быстро деградирует, превращаясь в банальный рыночный спрос — сенсация становится товаром. Поэтому было бы серьезной ошибкой несомненно включать самопровозглашенное право общественности «знать все» в коренные принципы справедливого правления, к формам которого относится и демократия. Пока существует общество, до тех пор будет существовать правительство, а значит — и политическая необходимость. Отсюда важен не сам факт цензуры, а критерии ее градации.
Если вы скрываете ядерную катастрофу, вы — безоговорочный преступник. Если вы скрываете объективный контекст определенного правительственного назначения — вы политик и действуете по собственному усмотрению. Если же вы скрываете подробности частной жизни политика, вы просто воспитанный человек.
Впрочем, в индустриальных обществах вообще трудно что-то скрыть. Главную роль в таких обществах играют средства массовой информации — и Украина не исключение. Именно здесь на авансцену выходит идеологическая направленность конкретного издания. Объясним это на примерах.
Если вы хотите увидеть свой материал напечатанным в «Нью- Йорк Таймс» — едва ли вам придет в голову рассказать о героической юности Осамы бен Ладена в рядах афганских антикоммунистов.
Если вы хотите «пробить» свой материал на «Аль-Джазиру» — не следует сравнивать крестоносца Буша с крестоносцем Ричардом Львиное Сердце.
В российские «Известия» вы не пришлете анализ приватизации в Санкт-Петербурге времен мэрства Собчака.
В польской «Культуре» вы натолкнетесь на вполне ожидаемые сложности из-за благосклонного отношения к лидеру «Самообороны» Анджею Лепперу.
Украинский «Пик» спрячет «под сукно» вашу статью о выгодах экономической интеграции с Россией.
Отечественная «2000» не напечатает материал о выдающейся положительной роли современного посла США в развитии украинской демократии.
Все это потому, что каждое издание имеет свою политическую позицию — даже если это «Команда» или «Спутник домашнего врача». Уильям Портер, более известный как О’Генри, когда-то издавал неплохую газету. Он обанкротился из-за того, что читатели никак не могли понять, какую же из двух американских партий он поддерживает. Если же вы хотите поразить общественность своим незаурядным материалом, то вышеупомянутые темы охотно начертают на собственных хоругвях, соответственно, — «Лос-Анджелес Сан», «Христианский обозреватель» (Christian Science Monitor), «Завтра», «Кіевскій телеграфъ», орган «Самообороны», «Украина молода», и т.п. Именно так ликвидируется проблема цензуры — необходимо правильно определить потребителя вашего аналитического или информационного продукта, не скрывая при этом собственных взглядов.
Это разумеется, если вы не живете при тоталитарном режиме. На мой взгляд, Украина такой страной не является — если бы я считал по-другому, то для заявления своей позиции воспользовался бы страницами «Товарища» или «Украинской правды». Что само по себе предусматривает наличие демократии, так как ночью в мою дверь не стучит «дистрибьютор» этих газет, как восемьдесят лет назад — «Искры». К счастью, газета «День» никогда не страдала узколобостью и крепко держалась третьей позиции, к которой в основном склонны интеллектуалы.
Применение цензуры в Украине не является систематическим, что указывает на такую правительственную «слабость», которая присуща демократиям. Попытки применения цензуры имеются со стороны всех политических игроков, что свидетельствует о «вынужденности» демократии, характерной для переходных режимов и не только в регионе.
Кроме того, цензура в Украине часто служит объектом сарказма — она приводит к противоположным результатам для ее инициаторов, ведь из золушек она делает принцесс, любая обычная халатность общественностью теперь представляется как всемирный заговор, а последний — может выглядеть просто героическим фрондерством.
Если за цензурой не стоит система, если она не защищает национальный (то есть — общий) интерес, если ее факт невозможно отличить от обычной ангажированности — это кое-что говорит об обществе в целом. Позволим себе длинную цитату, так как она весьма пророческая — известный исследователь демократии де Токвиль обрисовал подобное положение вещей следующим образом:
«В жизни народов иногда наступают периоды, когда древние обычаи разрушены, вера расшатана, уважение к прошлому забыто... но в то же время просвещение еще не получило распространения, а политические права еще ограничены и ненадежны.
В такие моменты родина представляется собственным сыновьям чем-то неуверенным и неверным. Они не связывают представления о ней ни с территорией, которая превращается в их глазах в бездушную землю; ни с обычаями предков, на которые они уже привыкли смотреть как на ярмо; ни с религией, относительно которой имеют сомнения; ни с законами, к составлению которых они не приобщились; ни с законодателями, которых они опасаются и презирают.
Утрачивая образ отчизны и все то, что ее символизировало, они закрываются в узком и невежественном эгоизме. Они уже избавились от предрассудков, но еще не признают и власти здравого смысла. Они не имеют ни инстинктивного патриотизма, присущего монархиям, ни рационального — достойного республик.
Они остановились посредине между тем и другим и живут в руинах и беспомощности».
Переходное состояние Украины не выпадает из алгоритма пророка демократий XIX столетия — и это, в первую очередь, отражается на настроениях СМИ. С одной стороны, они восхваляют успехи украинской экономики, а с другой, некритически цитируют американские филиппики относительно состояния нашей демократии, делая вид, что не понимают взаимосвязи между этими двумя вещами.
С одной стороны, судебный иск способен разорить газету, а с другой — весьма сложно доказать факт клеветы. С одной стороны, общество ждет «жареных» сенсаций, а с другой не хочет (на самом деле) истины и не ждет оптимизма. Поэтому вопрос о цензуре растворяется в неустойчивости более общих, более фундаментальных явлений и тенденций, а значит — становится объектом манипуляций и той лужей, в которую попадают все.
Нужно ли бороться с цензурой, с ангажированностью, с искателями правды? Я отвечу так: нужно бороться, но не «с», а «за» — плюрализм мыслей, профессионализм, здравый смысл и государственность. Кому-то может показаться, что я старался избежать присущей этой проблеме остроты для Украины или же не ощутил ее на себе. Но это — не так.
Во-первых, на мой взгляд, рациональному человеку неловко избирать лагерь между теми, кто спорит по поводу правил сервировки яиц.
Во-вторых, после недавней резкой шовинизации западных демократий, я лично сталкивался с прямым искажением своих тезисов некоторыми ультра-либеральными прозападными изданиями в Украине.
Я стараюсь уважать их позицию, но больше уважаю «День», за то, что тот всегда имеет свою. Именно поэтому я считаю, что человек и общество всегда сложнее полярности мнений, а «всемирный заговор» настолько коллективный, что в его ряды попадают просто все сплетники.
Отец американской литературы Марк Твен, получив горький опыт публичной политики, метко резюмировал: «Демократия только тогда станет идеальной, когда каждый человек станет аристократом». Так же и разновидности цензуры прекратят существовать только тогда, когда у всех будет общая позиция. То есть — никогда.
