БОЛЬШЕВИЗМ НАИЗНАНКУ
«Оппозиция» в один голос заявляет: Кучма не хочет демократии! Какое лицемерие! Разве не является очевидной истина, что одним прыжком перескочить из системы тоталитаризма в демократию (как бы это кому-то ни хотелось) невозможно. Противоречия, о которых говорилось, в значительной степени связаны, в первую очередь, с этим обстоятельством.
Не думаю, что кто-то может отрицать очевидное: предыдущий период, невзирая на неоднозначность его оценок, оставит заметный след в системном обновлении всех сфер общественной жизни, в том числе его демократизации. Ценой невероятных усилий удалось не только демонтировать главные основания тоталитарной системы, покончить с однопартийной системой и идеологическим монополизмом, но и утвердить основные компоненты демократического строя: свободные выборы, распределение между тремя ветвями власти, многопартийность и парламентаризм, идейный и политический плюрализм, независимые средства массовой информации, региональное и местное самоуправление. Все это не пришло само собой. Это хорошо знают и нынешние «оппоненты». Однако все это пока что только институционные атрибуты демократии, напоминающие скорее всего пустые и полупустые чаши, которые еще следует наполнить конструктивным содержанием.
В связи с этим очень важно учитывать, что демократическое обустройство общества, к которому мы стремимся, не может сводиться только к утверждению фундаментальных основ представительской демократии элитарного типа, то есть только к известным принципам демократии XIX ст. Особенностью современной западной модели демократии является то, что она органически соединяется с принципами гражданского общества. Именно такое сочетание обеспечивает не только демократизацию системы политической власти, но и гарантирует максимальную реализацию прав граждан, в том числе права на частную собственность, социальные гарантии, защиту жизни и свободу личности. Мы обязаны учитывать и ментальность наших людей, которые на собственном опыте убедились, что значит на практике «политическая демократия» советского образца; ее полную дискредитацию и несоответствие принципам свободы и достоинства каждого человека. За годы экономического кризиса это несоответствие еще больше углубилось. Этого нельзя не учитывать.
Поэтому проблема демократизации нашего общества не может ограничиваться только электоральными основаниями, сводиться только к проблеме власти. Механическое ограничение демократии только такими подходами рядовой гражданин воспринимает как новый курс «большевизма наизнанку». Усиление политической аппатии и разочарование осуществляемыми преобразованиями объясняется, с моей точки зрения, именно этим обстоятельством. Из этого следует делать выводы. Нам необходима не формальная демократия , не демократия напоказ или демократия только для узкого круга людей, а реальная демократическая система, развитие которой возможно только на эволюционной основе . Для этого нужно время, а главное — объективные предпосылки .
ДЕМОКРАТИЯ И ЭКОНОМИКА
Ситуация, сложившаяся в государстве, еще раз убеждает в особой значимости экономических предпосылок демократизации общества.
Вряд ли следует забывать, что процесс утверждения современной европейской демократии имел длительную, более чем двухсотлетнюю историю, что нигде, даже в наиболее благополучных странах, он не проходил прямолинейно, что везде имели место кризисы и «откаты», и, наконец, что этот процесс приобрел устоявшиеся и необратимые формы только после того как сформировалась наиболее широкая прослойка среднего класса — основного социального носителя демократизации всех сфер общественной жизни, гаранта политической стабильности. Не случайным является и то, что Л.Эрхард — отец экономических реформ в послевоенной Западной Германии — сочетал процесс демократизации с реализацией на деле принципа «достаток для всех». Именно этот принцип был определяющим в утверждении социально- рыночной экономики, которая стала основной предпосылкой демократизации немецкого общества. «Общим ростом благосостояния, — отмечал Л.Эрхард еще в 1957 г., — экономическая политика делает ценный вклад в демократизацию Западной Германии».
Показательным является и то, что одним из ключевых инструментов демократизации общества в Западной Германии стала глубокая плюрализация частной собственности, демократизация производственной сферы, в частности, системы участия трудовых коллективов в корпоративном управлении предприятий, а также реализация на протяжении 60—70-х годов программы «народная акция» — создание экономических предпосылок диверсификации акционерного капитала и упрочения на этой основе позиций среднего класса. Ныне в странах Запада каждый третий взрослый житель является акционером. Как указывал Есоnomist (23 октября 2000 г.), в начале XXI ст. половина американских семей являются собственниками акций, тогда как в середине 80-х их было 25%, а в 50 е годы — всего 5%.
Известно, что нами по объективным причинам сделаны только первые шаги в формировании соответствующих экономических предпосылок демократизации общества. У нас сейчас акциями и земельными паями владеют 15 млн. граждан. Но нужно время, чтобы вышеназванный институт собственности начал работать. В условиях экономического кризиса обеспечить это было невозможно. В связи с этим политическая общественность и общество в целом должны выявлять значительно большую взвешенность и реализм во всем том, что касается демократизации общества. Мы имеем горький опыт в экономике, когда стремление к искусственной имплементации тех или иных форм рыночной инфраструктуры обращалось для нас негативным результатом. Это же касается и механического копирования западного законодательства, которое, не имея в условиях нашей экономики соответствующего объективного обоснования, оказалось деструктивным. Демократизация — очень тонкий процесс; он может стать конструктивным только в случае, если для этого сформирован крепкий фундамент. Историей доказано, что демократия утверждается в обществе только тогда, когда она вырастает из его глубинных основ, из экономических и социальных предпосылок, из демократических традиций народа, мировоззрения и ментальности граждан. Наивно думать, что мы можем быть в этом исключением.
Вот одно из доказательств в пользу сказанного. В 1991 г. была опубликована книга известного американского ученого, директора Института стратегических исследований Гарвардского университета С.Хантингтона, которая называется «Третья волна демократизации в конце двадцатого столетия». Очень значимым в этой книге, с моей точки зрения, является то, что автор связывает этапность демократического процесса, его углубление, с экономическим развитием, ростом богатства нации, благосостояния людей. По его данным, в 1989 г. из 24 стран с уровнем доходов на душу населения более 6 тыс. дол. только 3 страны не имели демократического режима. В противовес этому из 42 наиболее бедных стран только 2 имели демократический строй; из 53 стран со средним уровнем доходов 23 имели демократический режим, 25 — тоталитарный, 5 — находились на стадии трансформации в сторону демократического устройства.
Не хотел бы делать из этого предвзятых заключений, однако для размышления читателям назову лишь такие цифры: в 2000 г. средний мировой уровень ВВП на душу населения составлял почти 6 тыс. дол., а у нас — немногим более 650 дол. Мы обязаны учитывать этот факт. Еще раз отмечаю: нам следует понять, что демократия, как указывал французский социолог Ален Турен, — это не только политическая система и справедливые выборы — это, в первую очередь, реальное освобождение человеческого субъекта. В отличие от демократии XIX и первой половины XX столетий, ныне в отмеченном дуалистическом сплетении понятий, указывал известный ученый, последняя составляющая является определяющей. Современная европейская модель демократии создана именно на такой основе. По изречению Нобелевского лауреата Ф.Хайека, демократия построена на согласии в обществе экономически свободных людей. Я бы очень хотел, чтобы именно эти идеи стали доминирующими в наших действиях, чтобы мы стремились, прежде всего, к утверждению действенных экономических, социальных и политических предпосылок реальной, а не показной демократизации общества, разрешению всего комплекса проблем, что должно на деле обеспечить свободное развитие и свободу личности. Все другие меры для меня, как и для моих коллег, с которыми я работаю, остаются просто непонятными. Искушение решить перечисленные проблемы методом «красногвардейской» атаки может только навредить. Здесь больше политического авантюризма, чем здравого смысла.
ДЕМОКРАТИЯ И ПАРЛАМЕНТАРИЗМ
Проблемы утверждения в Украине демократии — это, понятно, и многочисленные проблемы утверждения парламентаризма. По-моему, на каком- то этапе наш парламент остановился в своем развитии. Возможно, не совсем корректно обвинять в этом депутатов, ведь мы только овладеваем культурой парламентаризма, которая опять же формировалась на Западе на протяжении не одного века, опираясь на присущие каждому государству глубинные исторические традиции своего народа. И дело здесь не только в том, что нынешний парламент (несмотря на все декларации) может оказаться менее всего результативным в законотворческом процессе, то есть в той сфере деятельности, которая является для него определяющей. Меня беспокоит другое. Все идет к тому, что наш парламент, где ежедневно так много говорится о демократизации, станет уникальным в противоположном — в оппозиции народных избранников к своему народу, который является основным носителем демократии. Имею в виду проблему имплементации результатов всенародного референдума. Это также проблема отношений «демократии для избранных» и «демократии для всех». Меня очень беспокоит то, что ныне эта проблема искусственно отброшена назад. Возможно, в этом и есть главный смысл того, что теперь происходит?
Не могла, по моему глубокому убеждению, стать шагом вперед в углублении отечественного парламентаризма, а значит и демократизации общества, и искусственная «большевизация» парламента, состоявшаяся в начале прошлого года. Я намного осторожнее оценивал бы эту ситуацию, если бы на второй день после своего утверждения большинство предложило бы толерантный механизм реализации полномочий своих коллег, которые составляют меньшинство в парламентском зале; если бы по собственной инициативе того же большинства сразу был бы принят закон о парламентском меньшинстве и его правах. Этого, к сожалению, не произошло.
Уже сам этот факт свидетельствует о том, что мы пока что до конца не осознали очевидное: демократия, по своей сути, — это не бесконфликтный режим. Опять же попробую сослаться на авторитеты. Как пишет французский философ Поль Рикер, демократия представляет собой органическое «сочетание консенсуса с конфликтом». Мы же все время сознательно или нет стремимся к «приглаженной демократии». Между тем, признаком демократии является то, что она представляет политическую систему, в которой конфликты имеют открытый характер и согласовываются путем переговоров. Полностью устранить конфликты между различными социальными слоями населения, между поколениями, культурными вкусами людей, их морально-этическими взглядами и религиозными убеждениями — это химерная идея. В обществе, которое все больше усложняется (а это объективная закономерность общественного развития), конфликты не уменьшаются количественно и не смягчаются качественно, а, наоборот, умножаются и углубляются. Главное состоит в том, что они выражаются публично и что существуют правила их преодоления. Именно в этом плане конфликт тесно связывается с консенсусом, поскольку консенсус делает возможными переговоры. Известно, что мы пока что не смогли подняться к именно такому пониманию и принципу демократии — органического сочетания консенсуса с конфликтом.
Однако мы должны и в этом быть реалистами. Партиям и движениям, формирующим наш парламент, очень тяжело, а точнее, невозможно договориться относительно основных принципов создания государства, достичь в этих вопросах идеологического согласия. Но я и не ставлю так вопрос. В моем понимании, культура парламентаризма состоит в другом — в способности соответствующих субъектов договориться относительно средств реализации собственных идеологических устремлений, в признании общих норм и правил демократического поведения и их неуклонном соблюдении. Согласованность позиций должна касаться не целей политической борьбы, а ее средств. Глубоко убежден и в том, что парламент в принципе нельзя делить, как это у нас практикуется, на «демократов» и «не-демократов». Это значит ставить какую-то идеологию впереди. Это опять же «большевизм наизнанку», большевизм, который мы уже «проходили». Никакая идеология, даже и та, которая победила на выборах, не может стать законом для всех. Это входит в коллизию со свободой личности, отрицает возможности ее реализации. В развитии отечественного парламентаризма мы пока что далеки от воплощения именно таких принципов демократизма.
ДЕЕСПОСОБНОЕ ГОСУДАРСТВО КАК СУБЪЕКТ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ
Важно, наконец, понять и то, что демократия не может возникнуть из анархии. Главным субъектом ее утверждения может быть только сильное дееспособное государство . Перестройка основных институтов демократии и гражданского общества — это в условиях переходного периода определяющая функция государства. Мы и здесь еще не поднялись к именно такому пониманию поставленной проблемы. Как хорошо известно, наши действия уже на старте реформ сосредоточивались не на разрешении сложного комплекса проблем, связанных с созданием объективных предпосылок превращения административно-командного государства в правовое, демократическое, а в первую очередь, на ослаблении, а в некоторых аспектах и на полном демонтаже государственных институций в целом. Делалось это, по большей части, как я уже не раз писал об этом, вслепую, без всякого осмысления логики и последовательности действий. Мы существенно ослабили государство, сделали его во многих аспектах недееспособным, открыли на этой основе простор анархии и на фундаменте последней стремимся возвести здание современной демократической системы европейского образца. Однако реализовать подобные задания еще никому не удавалось.
Именно в связи с этим и предстает проблема неотложного внесения в соответствии с результатами всенародного референдума принципиальных изменений в Конституцию, изменений, без которых быстрое восстановление дееспособности государства будет оставаться и далее проблематичным. Нужен, как я это понимаю, дееспособный субъект реальной демократизации общественного процесса. Без этого, какую бы новую модель «ускоренной демократизации» нам не предложили (доморощенные модельеры или иностранные «заместители»), она будет оставаться неэффективной. В этом контексте требуется опять же не кривить душой, а четко сказать людям, что речь идет не только об отмене неприкосновенности народных избранников, не только о двухпалатном парламенте и возможности его досрочного роспуска, а в первую очередь, об упрочении президентской власти, утверждении эффективных атрибутов президентско-парламентской республики. Именно благодаря подобным конституционным изменениям в 1958 г. Франция смогла не только преодолеть политический и экономический хаос, но и утвердить себя как страну с наивысшими стандартами европейской демократии.
Я поднимаю эту проблему не в связи с последними событиями. Надеюсь, читателю известно, что я выступал (в т.ч. и в прессе) за утверждение институционных структур президентско-парламентской республики еще в 1995—1996 гг., будучи членом Конституционной комиссии. Все эти годы, в том числе и события последнего времени, убеждают меня в том, что в условиях переходного общества только такая форма государственного правления в Украине способна обеспечить экономическое развитие и реальное продвижение к полнокровной демократической системе.
По мнению Ф.Хайека, процесс создания демократической системы, как и дееспособного государства, может быть приравнен к труду настройщика пианино. В связи с этим очевидным является то, что при помощи булыжника решить эту задачу невозможно. Те, кто «одурманвает» молодежь, выводя ее на «штурм» законной власти, без всякого сомнения, преследуют совсем другие цели. Давайте будем и в этом откровенными...
