Прочел статью Владимира Саенко «Интеллектуал марксисту — не товарищ» («День», №62) и предлагаю продолжить тему.
Революцию 1917 г. в России, которую теперь называют большевистским переворотом, совершили массы рабочих и крестьян по призыву и под началом интеллектуалов — диссидентов того времени. Победив, они установили в стране «диктатуру пролетариата», ликвидировав практически весь бюрократический аппарат царских времен. Главный критерий, по которому подбирались новые руководящие кадры — степень участия в революции и пролетарское происхождение. У Ленина есть высказывание, которое очень часто цитируется: «кухарка сможет управлять банком». По критерию преданности партии подбирались и делали карьеру начальники всех уровней. Но и этого не всегда было достаточно.
В книге Ханны Арендт «Происхождение тоталитаризма» есть такие строки: «Тоталитаризм у власти непременно замещает все перворазрядные таланты, невзирая на их симпатии к нему, фанатиками и дураками, недостаток умственных и творческих способностей у которых остается лучшей гарантией их послушания». Карьеру делала серость. Она заполняла все поры партийного и государственного аппарата. Она утверждала и давала жизнь дорогостоящим, в большинстве случаев, ненужным проектам. Она раздавала награды, награждала сама себя, накладывала взыскания. Ни в одной стране мира не было столько награжденных и отмеченных почестями сколько в СССР. Ни в одной стране мира не было столько заключенных, как в СССР.
Серость подбирала себе преемников по принципу «не умнее меня». Н.А. Вознесенского, председателя Госплана СССР в годы войны расстреляли только за то, что он был слишком умный. В городах и даже деревнях способные люди зачастую прикидывались дурачками, зная, что в таком обличье легче выжить. Сам Никита Хрущев в своих воспоминаниях отмечает подобный аспект сталинского бытия. В письме Сталину из Италии 27 ноября 1929 года Максим Горький назвал новую генерацию кадров «двуногим хламом... бездарными людьми сомнительной ценности».
Диктатура пролетариата породила в СССР новую, невиданную в истории иерархию и структуру власти. Власть знала без малейших сомнений, что надо делать для успешного продвижения к «светлому коммунистическому будущему», и это свое «знание» всеми возможными средствами воплощала в жизнь. По указанию сверху мы постоянно что-то прославляли: сталинские пятилетки, очередные съезды партии, освоение целины, строительство Байкало-Амурской Магистрали, войну в Афганистане, поворот сибирских рек. Мы постоянно против чего-то боролись. Против кулачества, против буржуазии, против вражеской идеологии... Мы вели беспрерывную, решительную, бескомпромиссную, упорную повседневную, неустанную и еще черт знает какую борьбу. В этом проставлении и этой борьбе должны были принимать участие все от мала до велика, от академика до дворника. Тот, кто рьяно и громко участвовал в этих кампаниях, имел шанс сделать жизненную карьеру независимо от уровня интеллекта. А тот, кто уклонялся или позволил себе высказать сомнения по поводу целесообразности этих акций, мог до конца жизни оставаться изгоем в своей стране.
Серость силой навязывала свою модель общества «друзьям». «Над нашими заводами, сельскохозяйственными и другими предприятиями вознеслась целая туча ненужных учреждений и неспособных бюрократов», — заявлял нынешний президент Чехии Вацлав Гавел на митинге, организованном по случаю 22-й годовщины вторжения войск Варшавского Договора в Чехословакию.
Серость вырабатывала незыблемую систему представлений о прошлых и текущих событиях. Было так, как скажет партия! Для манипуляции общественным сознанием придавалось новое значение старым устоявшимся понятиям. Ни малейшей критики даже между строк! Серость выискивала идеологическую крамолу в каждой метафоре и даже там, где ее не было. В течение одного дня она могла повернуть оглобли в обратную сторону, и весь громоздкий аппарат, все средства информации без всякого зазрения совести, не задумываясь, меняют политический курс. «Сталин и Мао слушают нас», — гремело из репродукторов по нескольку раз в день, и вдруг... Китай — враг номер один.
Именно серость сделала реальностью идеи, до которых не додумались в своих романах-утопиях Оруэлл, Замятин, Ефремов. Производили обуви больше, чем Европа, Япония и США вместе взятые, а купить пару туфель было невозможно. Больше всех в мире производили комбайнов, тракторов, грузовиков, а урожай пропадает в поле. Больше всех — цемента, кирпича, шифера, а построить дом не из чего. Посевные площади в три раза больше, чем в Канаде, и в Канаде же закупали хлеб.
Серость транжирила национальное богатство государства на все четыре стороны. Она инициировала и поддерживала все «народно- освободительные войны» в Африке и Латинской Америке. Она довела страну до полного разорения и, в конце концов, — развала.
