Вооруженные силы Украины выбили боевиков из н.п. Чернухино, — об этом сообщает группа «Информационное сопротивление». В целом же ситуация в зоне АТО продолжает быть крайне напряженной. Так, в районе Дебальцево, Счастья, Станицы Луганской, Трехизбенки и Крымской российско-террористические войска занимаются перегруппировкой сил. Как рассказал во время брифинга спикер РНБО Андрей Лысенко, со стороны Стаханова и Снежного наблюдается накопление техники для атак на Дебальцево. «За день российские наемники 13 раз обстреляли опорные пункты и блок-посты сил АТО, а также предприняли пять неудачных попыток штурма», — передает слова Лысенко Интерфакс Украина. Кроме того, из-за обстрелов боевиков в Авдеевке и Дебальцево погибли 7 и ранены трое мирных жителей. По словам же спикера РНБО, террористы пытаются захватить Дебальцево для принуждения Киева к подписанию нового мирного соглашения на условиях Москвы.
Накануне встречи международных представителей в «нормандском формате» в этот четверг в Минске, все более острой становится дискуссия и о возможных вариантах урегулирования конфликта на Донбассе. Так, часть западных политиков, среди которых Ангела Меркель, Франсуа Олланд и Джо Байден, выступают за исключительно дипломатические методы его разрешения. В то время как другая группа политиков и экспертов высказывается за предоставление Украине вооружений для отражения агрессии России.
Но готова ли Украина самостоятельно отражать атаки российско-террористических войск на Донбассе, пока работает международная дипломатия? Готов ли украинский военпром отвечать на вызовы, связанные с российской агрессией? Каковы факторы, влияющие на решение западных стран о предоставлении нашему государству вооружений? Обо всем этом «День» поговорил с народным депутатом Украины, координатором группы «Информационное сопротивление» Дмитрием Тымчуком:
— Когда весной начались боевые действия, мы убедились, что с советских времен у нас на бумаге осталось очень много боеспособных танков, БТРов, САУ и т.д. Армия сокращалась, часть техники продавалась, но в большей мере выводилась из боевого состава частей и перевозилась на базы хранения. Но единицы техники и на базах хранения и в боевом составе оказались не боеготовыми. Эта проблема состояла в тотальном воровстве — техника разукомплектовывалась, снималось и продавалось все, что можно было продать. Даже летом 2013 года тогдашний начальник Генштаба ВСУ Владимир Замана обратился к личному составу. В своем открытом письме он заявил о массовом разукомплектовании техники, призвал это прекратить и угрожал ответственностью командиров частей и подразделений. Это явление достигло глобального уровня, ведь я не знаю другой страны, где бы начальник ГШ открыто просил своих подчиненных не воровать.
Ныне с лета мы видим, что наша «оборонка» наконец раскачалась и начала решать проблемы восстановления боеспособности техники. Ведется работа по двум направлениям. Во-первых, ремонтные работы по восстановлению единиц техники и вооружения, которые повреждены в ходе военных действий. И второе — восстановление боеспособности тех образцов вооружения, которые были у нас на складах.
Но стоит учитывать, что фактически вся эта бронетехника — оружие вчерашнего дня. Современный театр военных действий насыщен противотанковыми средствами — с помощью ПТУРа или РПГ один боевик-наемник без особого труда может уничтожить единицу боевой техники. В этой ситуации необходимо проводить ее модернизацию — устанавливать на бронетехнику новую электронику, новые средства защиты, включая динамическую и активную. С этим также возникает проблема, ведь наша оборонная промышленность может производить необходимые средства, но она никогда не ориентировалась на заказы собственной армии. В годы независимости заказ от собственных Вооруженных сил составлял в сумме не больше 1/5 всего оборота ВПК. Соответственно, перестроиться с единичного на серийное производство не так легко — это требует много времени и миллиардные затраты. Например, киевское КБ «Луч» в состоянии производить современные противотанковые комплексы, но оно не ориентировано на серийное производство. Образцы вооружения могут производиться очень небольшими партиями. Чтобы производить сотни вместо десятков единиц оружия, нужны совсем другие технологические линии, что требует серьезных затрат. Поэтому на сегодняшний день нам нужна помощь высокотехнологичными средствами вооружения.
— Но канцлер Германии Ангела Меркель заявила, что она не верит, что передача Украине вооружений может помочь разрешить конфликт на Донбассе.
— То, что говорит Меркель, — фактически цитирование «Международного кодекса поведения в отношении поставок оружия» ООН. В нем несколько главных критериев касаются поставок вооружения в зоны конфликтов. Общая логика канцлера Германии правильна: если в стране есть внутренний конфликт, то поставка вооружений одной из сторон способствует его эскалации. Но в данной ситуации госпожа Меркель упускает очень важный факт: в Украине речь идет не о внутреннем конфликте, а об отражении внешней агрессии. А это совсем другая тема и другой разговор. По сути, Меркель, не конкретизируя, говорит, что это внутренний конфликт и если мир будет предоставлять Украине оружие, произойдет эскалация конфликта. Но наше государство обороняется от внешнего противника и чтобы делать это успешнее, нужны поставки вооружения.
Чтобы госпожа Меркель не могла спекулировать на этом вопросе, необходимо признать на уровне Европы и Запада то, что по отношению к Украине происходит военная агрессия России. Если Запад признает РФ страной-агрессором, как это недавно сделала Верховная Рада Украины, для всех этих спекуляций не будет почвы.
— Предоставляет ли Украина достаточное количество доказательств военного присутствия России на Донбассе?
— Я считаю, как раз в этом у нас большой провал. Наш Президент на Мюнхенской конференции с трибуны показывал российские военные билеты и паспорта, но этим надо было заниматься минимум с лета. Группа «Информационное сопротивление», начиная с апреля, рассказывала о том, что в Украине работают штатные диверсионно-разведывательные группы российского спецназа. И буквально неделю назад в США сказали, что российские военнослужащие находятся в Украине с весны. Но ведь даже в августе присутствие российских войск было всем очевидно.
Мы также задавали много вопросов украинским спецслужбам: почему они не показывали захваченных военнопленных россиян? Сейчас, конечно, спецслужбы РФ работают на Донбассе более тщательно — забирают у сотрудников и наемников документы, обезличивают своих военнослужащих, которые попадают на украинские территории. Но еще в августе — октябре сплошь и рядом их можно было идентифицировать. Первый же случай был летом, когда украинские военные захватили РСЗО «Град» с российским командиром с боевыми тетрадями, распечатками частей и т.д. Эта информация стала достоянием общественности благодаря стараниям «ИС» и некоторых интернет-изданий. Но почему уже тогда Президент Украины не вышел и не показал эти документы с печатями российских воинских частей? Если бы с того времени мы начали поднимать эту тему, все доказательства российского присутствия предоставляли общественности, вопросы признания России агрессором не возникали бы.
— Но ведь у стран Запада есть своя разведка, позволяющая идентифицировать российские Вооруженные силы в конфликте на Донбассе.
— Еще летом мы обсуждали с руководством нашей конттразведки возможность создания единого портала, на котором выкладывались бы все доказательства участия российских военнослужащих в этой войне. Их более чем достаточно. Но для СБУ «сверху» была поставлена задача не показывать ни военнопленных, ни другие доказательства. Они аргументировали это потребностью обмена военнопленными. Естественно, наших пленных надо освобождать, но если мы сами будем скрывать присутствие России на Донбассе, этот конфликт может продолжаться бесконечно. А европейские политики вроде Меркель будут говорить, что это внутренний конфликт, поэтому поставлять сюда оружие не надо.
Со стороны России оружие направляется в неограниченном количестве, причем те виды вооружений, которые запрещены на международном уровне — например, кассетные бомбы. И конца этому российскому «военторгу» нет. А мы не получаем вооружения, потому что, видите ли, это внутренний конфликт. Это полный абсурд.
— Какой же фактор может стать побуждающим для стран Запада, чтобы они предоставили нам вооружение?
— На Западе есть несколько групп политиков. Одна свято верит в то, что в Украине внутренний конфликт, другая группа — страны Балтии, Польша и Британия — нас поддерживает и готова предоставлять вооружение. Но основная масса молчит, потому что, по их мнению, они не получили нужное количество доказательств военной агрессии России и не сформулировали свою четкую позицию. Соответственно, нужно переламывать ситуацию в свою пользу — нужно создать правовую базу для передачи вооружения. У нас уже есть определение ВРУ, что Россия — агрессор. Теперь необходимо включать все дипломатические инструменты, чтобы задействовать Определение агрессии ООН и требовать признания РФ агрессором на международном уровне. Если какие-то международные институции пойдут на этот шаг, нам будет проще решить вопрос с поставками оружия.
Есть еще один момент. Международный комитет Красного Креста в соответствии с международным законодательством имеет право давать определение вооруженного конфликта в стране. Еще 26 июля МККК констатировал, что в Украине происходит вооруженный конфликт, но при этом, он не сказал — это внутренний конфликт или агрессия. Понятно, что в Красном Кресте, как и в ОБСЕ, очень сильное российское лобби. Поэтому нужно требовать в первую очередь от МККК, чтобы он до конца сформулировал, о каком именно конфликте идет речь. Если он заявит, что это агрессия, то все вопросы можно считать решенными.
— По информации СМИ, в проекте документа контактной группы по Украине закрепляется текущая линия соприкосновения сторон на Донбассе. Выходит, что российско-террористические войска, нарушая сентябрьские договоренности, взяли под свой контроль еще больше украинских территорий и используют дипломатию для закрепления их за собой. В таком случае, о каком дипломатическом решении конфликта может идти речь?
— Все разговоры о «буферных зонах», «линиях разграничения», «линиях соприкосновения сторон»— это шаг к заморозке конфликта. Как только мы устанавливаем линию разграничения и отводим вооружения, мы получаем новое Приднестровье. Поэтому нашему руководству стоит решить: если оно идет на политический шаг добровольного отказа от оккупированной части Донбасса как украинской территории, если оно за то, чтобы по приднестровскому сценарию устраивать в своих границах такие же рычаги давления, тогда давайте обсуждать линию разграничения. Но если мы собираемся отстаивать свой суверенитет и территориальную целостность, ни о каких линиях разграничения речь идти не должна.
И я не вижу смысла в разговорах о «партиях войны» или «президентах мира». Об этом можно вести речь, если происходит внутренний конфликт. Но в нашей ситуации есть только два определения: политик, который отстаивает территориальную целостность Украины, или политик, который готов прощаться с частью ее территории.
