После наших предыдущих совместных статей в «Дне» некоторые эксперты уже успел обвинить нас в пренебрежении к демократии и в апологии диктатур. Что ж, дело хозяйское. Однако квалифицированным экспертам, и всем другим читателям газеты, не следует забывать, что тоталитаризм в Европе рождался не из диктатур, а из «безбрежной демократии», из почти безграничной политической свободы и мнимого торжества либерализма. После свержения российского самодержавия в 1917 году политический режим в этой стране стал на какое-то время едва ли не самым свободным в Европе. И именно в недрах этой «безграничной свободы» созрели предпосылки для установления и утверждения первого в мире тоталитарного большевистского государства; ограниченная только благими пожеланиями свобода слова и партийно-политической деятельности привела к краху УНР зимой 1917/18 годов и к завоеванию ее «красными» российскими интервентами при поддержке не слишком многочисленных местных «квислингов» (которые тогда назывались «Коцюбинский», «Затонский», «Примаков», «Скрипник» и с которыми большевики щедро расплатились в 1930-х, когда те стали не нужны...). Затем эта эпидемия понеслась на Запад, и понадобились экстраординарные усилия, чтобы ее остановить. К счастью, в тогдашней Германии среди правящих социал-демократов нашлись смельчаки — и коммунистический мятеж Карла Либкнехта и Розы Люксембург был жестко подавлен, а страна на 15 лет избавлена от «счастья» иметь концлагеря. А в беспрекословно демократической, с парламентским правлением Италии короля Виктора-Эммануила сначала коммунисты попытались силой получить власть, а когда это им не удалось, тоталитарный режим несколько иного типа установил ученик Ленина Бенито Муссолини, который организовал фашистскую партию. Ну, а из ультра-демократического карнавала Веймарской республики конца 1920-х — начала 1930-х родилась диктатура фюрера немецких нацистов Адольфа Гитлера. На поле тоталитаризма с ним конкурировал новый вождь коммунистов Эрнст Тельман, но история распорядилась так, что концлагеря в стране начали строить под красным флагом со свастикой, а не с серпом и молотом...
Есть над чем подумать, не так ли?
Не меньшую пищу для размышлений дает ситуация в Соединенных Штатах на рубеже тех же 1920—1930-х. Там бушевал грандиозный социально-экономический и политический кризис, миллионы людей под красными флагами выходили на улицы главных городов страны, с ними конкурировали местные ультраправые радикалы, антиправительственные манифестации приходилось разгонять не только конной полицией, но и танками. Однако пришел Франклин Делано Рузвельт со своей командой — и его «Новый курс» показал, что существует эффективная альтернатива социальному государству немецких нацистов или итальянских фашистов, не говоря уже о сталинском СССР, где от каких-то «завоеваний революции» в то время остались только всевластие номенклатуры, карточная система и террор.
Но для того, чтобы осуществить свою политику, Рузвельту постоянно приходилось действовать вопреки всем американским традициям, а нередко — и вопреки законам. Его масштабные проекты общественно значимых работ неоднократно отменял Верховный Суд, но президент немедленно начинал подобные проекты под другими названиями, и тем выигрывал время — так как пока тянулось рассмотрение того или иного дела в Верховном суде, проходило несколько месяцев, а то и полгода, и за счет этого удавалось достичь практических результатов. Впрочем, это отдельная тема, здесь же мы хотим обратить внимание читателей на то, как администрация Рузвельта смогла добиться минимизации едва ли не всесильных в начале 1930-х гангстеров, которые умело использовали все недостатки американской демократии.
Бонни Паркер и Клайд Бэрроу лично убили несколько десятков человек, и при этом умудрялись исчезать из поля зрения полиции. В 1933 году за одну неделю их банда, состоявшая из пяти человек, ограбила 12 фирм в нескольких штатах, а также напала на состав национальной гвардии и пополнила свои запасы оружия. Убийства совершались не по необходимости, а ради острых ощущений.
Банда «матушки Баркер» состояла из нее самой, трех ее сыновей-рецидивистов и нескольких других головорезов. В 1933—1934 годах эта банда совершила более дюжины успешных нападений на банки, убив при этом нескольких полицейских и охранников. А одновременно «матушка Баркер» финансово «помогала» некоторым представителям местной власти в Сент-Поле, Канзас-Сити, Джеплине и других городах, что позволяло гангстерам выходить сухими из воды.
Сын фермера Джон Диллинджер первый круг грабежей, вооруженных налетов и судебных процессов прошел в 1920-х годах. Выйдя из тюрьмы в 1933-м, он вместе с тремя приятелями совершил вооруженный налет на банк в городке Делзвил, штат Индиана. Далее был целый ряд налетов на банки в городах Среднего Запада. Самый крупный из них произошел 15 января 1934 когда, в банке Ист-Чикаго гангстеры захватили $264 000 (за тысячу тогда можно было купить классный автомобиль, за десять тысяч — двухэтажный дом).
Помимо знаковых персонажей было немало мелких гангстеров. Все они не просто грабили и убивали людей, а создавали общественную атмосферу безнаказанности, беспорядок и безвластие. Этому способствовали многочисленные леворадикальные газетчики-публицисты, которые романтизировали бандитов, делали из них едва ли не новейших Робин Ґудов. Нужны были сильнодействующие средства, чтобы остановить угрозу общественной деструкции. Судебные механизмы были практически бессильны — скажем, Диллинджер в 1934-м все-таки попал в тюрьму Краун-Пойнт (штат Индиана), где его охраняло несколько сотрудников. Но он при прямом содействии адвоката сумел сбежать из камеры, взял заложника и, прикрываясь им, вырвался на свободу через тюремный гараж...
И тогда президент Рузвельт взял всю полноту ответственности на себя, объявив опасных гангстеров «врагами нации» и отдав ФБР приказ уничтожать их без судебных решений, на основании только оперативных данных. Но мало было физически уничтожить бандитов — следовало публично показать могущество власти в эпоху, когда телевидение еще находилось на уровне эксперимента. Глава ФБР Эдгар Гувер нашел соответствующее решение.
Шестеро агентов ФБР устроили засаду на дороге, по которой должны были ехать Бонни и Клайд. Как только авто появилось, агенты открыли огонь. За минуту было выпущено 167 пуль, которые превратили «Форд» и гангстеров в решето. Автомобиль был выставлен на Всемирной выставке в Чикаго — как символ того, что произойдет со всеми бандитами. Затем было несколько более или менее удачных для полиции и ФБР перестрелок с бандой Диллинджера. Агенты ФРБ нашли Томми Кэролла, одного из ближайших сообщников Джона Диллинджера, и демонстративно уничтожили его в людном баре городка Ватерлоо штата Айова. Сам Диллинджер сделал пластическую операцию и жил в Чикаго; и очередная любовница гангстера Анна Сейдж навела ФБР на его след, и вечером 22 июня 1934 года снайперы американской спецслужбы расстреляли его прямо на улице, в толпе, на выходе из кинотеатра. Тело бандита забальзамировали и выставили для всеобщего обозрения. После «врага нации №1», как назвал его Рузвельт, наступила очередь «матушки Баркер» и ее сына Фредди: 16 января 1935 г. агенты ФБР окружили дом, где они скрывались, и сделали свое дело. Один за другим главные «враги нации» были уничтожены, за ними пришла очередь и врагов второстепенных...
А еще ФБР засылало в криминальную среду своих агентов, которые стравливали банды между собой, и те успешно занимались взаимоистреблением. Или неизвестные доброжелатели вызывали полицию на места вполне легальных собраний мафиози — и когда те, извинившись, уже готовилась уехать, потому что у всех присутствующих были надлежащие документы, вдруг кто-то стрелял в полицейских. Кто? Не известно кто, но с той стороны, где были мафиози. После секундной паузы полицейские, которые до этого не собирались никого трогать, выхватывали револьверы, за оружие хватались и «крутые ребята»... Так или иначе после побоища даже коррумпированные и запуганные суды выносили вердикты не в пользу преступников — ведь стрелять начинали именно они. Впрочем, из преступников до суда доживали немногие...
В США не очень любят вспоминать об этих методах, потому что они не слишком стыкуются с легендами о почти безграничной американской демократии, а глава ФБР Гувер чаще всего изображается как некий «злой демон». Интересно, каким бы был исход Второй мировой войны, если бы война с преступностью, которую вел президент Рузвельт, была бы проиграна? И имел бы успех «Новый курс», если бы не рискованные и порой даже несколько авантюрные его составляющие?
Как видим, вызов «безграничной демократии» нормальной жизни страны в США был особенно силен, однако Рузвельт и его команда достойно ответили на него — и при этом сохранили демократию как таковую, ее основы и перспективы. А когда началась Вторая мировая, в Соединенных Штатах загнали в места ссылки американских граждан японского происхождения — только за то, что они японцы, а Япония напала на США. Затем их начали выпускать, после войны извинились, но никто не знал, как будет вести себя хотя бы часть этих людей в случае высадки японского десанта на Западном побережье Штатов — и власти решили не рисковать... А в 1940 году Уинстон Черчилль пересажал в лагеря всех сторонников нацизма в Великобритании, без судебных решений. Затем специальные комиссии по одному выпускали этих персонажей, если они не были замешаны в реальных антигосударственных акциях, и отправляли часть из них на фронт: «Британия превыше всего!» Что интересно, такой подход срабатывал, и немало бывших сторонников Гитлера на войне политически вылечилось...
А давайте вспомним Мюнхен-72. Тогда во время Олимпийских игр произошла трагедия — палестинские террористы убили 11 членов израильской команды. Через два дня после теракта Израиль ответил на него бомбардировкой баз террористов в Ливане и Сирии, наплевав на то, что ООН осудила эти действия. Через полтора месяца террористы захватили самолет «Люфтганзы» — и Германия капитулировала, передав трех арестованных убийц Ливии, где их встретили как героев. Тогда правительство Израиля начало две тайные операции («Гнев Божий» и «Меч Гидеона») по уничтожению террористов, причастных к преступлению в Мюнхене. В целом агентами спецслужб Израиля — вопреки противодействию со стороны большинства правительств государств — в течение следующих 20 лет в разных странах мира было безжалостно уничтожено 13 задействованных в Мюнхене-72 человек. На преступлением последовало наказание.
Поэтому линейные, одномерные представления о нормах демократии, как показывает опыт истории, часто не срабатывают. Ведь демократия, если она хочет быть жизнеспособной, — это не сладкое желе, а средство национальной организации, которое должно в случае необходимости превращаться в меч из стали.