Думаю, что достаточно знаю образ жизни и психологию людей, подобных трагически погибшему Олейнику, поскольку многие мои родственники живут в селе в похожих условиях.
Я также знаю образ жизни и психологию местного районного начальства, поскольку неоднократно сталкивался с ним во время разного рода избирательных кампаний.
Еще лучше я знаю образ жизни и психологию нардепов, поскольку сам принадлежал к таковым и почти всех ныне действующих знаю лично.
Поэтому мое тренированное писательским ремеслом сознание автоматически нарисовало несколько возможных сценариев этой драмы.
Первый вариант условно назову «партизанско-террористическим». И базируется он на версии самих участников.
Вот едет джип с высоким районным и политическим начальством. Пассажиры вальяжно осматривают поля и угодья, неторопливо делятся видами на урожай и размышляют, чем бы еще помочь простому сельскому труженику.
И вдруг из кустов бесшумно и ловко возникает бывший сотрудник МВД, а ныне просто местный бомж. Он бежит прямо на джип, стреляя «по-македонски» — прямо на бегу с двух рук из прижатых к бедрам пистолетов.
Он по ходу «качает маятник» — делает специальные финты, чтобы уйти с директрисы возможных встречных выстрелов, и кричит в такт каждому своему выстрелу: «Это вам, скоты, за мою несостоявшуюся судьбу! За нищенскую старость моей труженицы-матери! За беспросветность и отчаяние селянской жизни! За поруганную вами страну!..»
Пассажиры джипа немедленно по рации вызывают подкрепление, и партизана-террориста загоняют выстрелами в лес. По мегафону кричат: «Работают снайперы спецназа МВД! Пан Олейник, пожалуйста, сдавайтесь! Нам надо взять у вас анализ крови на содержание алкоголя!»
Но партизан, молча и обреченно, выходит из-за двух вишенок, метает прямо в головы милиционеров мобильные телефоны и самоубийственно идет, стреляя из двух пистолетов, как в американских фильмах, прямо на встречные выстрелы, пока девятый не поражает его насмерть.
Нарисовал такую картину — и даже вздрогнул от жизненной неправды и фальши.
Поэтому попробовал другую версию — «обреченно-суицидную».
Вот одиноко бредущего понурого селянина с безвольно и безысходно опущенными плечами обгоняет джип, источающий дурманящий запах шашлыков, дорогой водки, городского парфюма и куражного пота.
Мимо по-барски проплывают, заплывшие жиром и властью, физиономии хозяев местной (да и вообще) жизни. И тогда обреченный селянин неожиданно для пассажиров, да и для себя тоже, вдруг выхватывает два пистолета и безрассудно, яростно и неумело стреляет в их сторону, хрипло выкрикивая только слова, которые обычно пишет на заборе: «Сцуки, сцуки, сцуки!..»
Но что-то мой внутренний цензор не пропускает и этой версии.
И возникает третья. Я бы ее назвал «феодально-панская».
Причем возникает она уже, скорее, не в виде образов, а в виде отрывистых фраз, которые обычно извлекают из «черного ящика» после катастрофы: «Эй, мужик, какого хера ты тут шляешься? ... Я сказал стоять, плесень!.. С тобой, свинья, разговаривает народный депутат... Гони бычару к лесу... Дави его, дави... По ногам сначала стреляй, по мослам... Блин, завалили козлину... Надо шо-то придумать...»
Вот эти фразы я слышу так явственно и четко, как будто сам присутствовал при расшифровке «ящика». И даже не представляю, какие противоположные факты должно дать следствие, чтобы выбить из моего подсознания эти звучащие голоса.
Поэтому реальностью для меня есть эта третья версия. Именно она позволяет мне говорить о возникновении в нашей стране «феномена Лозинского».
Этот «феномен» фундаментально проявляется, прежде всего, в создании фактически нового общественного строя, радикально отличного от тех моделей, которые обещали нам построить главные политические силы и их лидеры.
Суть этого строя заключается в том, что — пока «центровые политики» делили власть на печерских холмах, пока вырывали друг у друга парламентскую трибуну, Кабмин и министерские кресла — громадное количество власти просочилось, как сквозь дуршлаг, через их растопыренные и распальцованные руки. И упала она градом на районные земли, где ее тут же подхватило цепкое местное начальство и «заземленные» конкретные нардепы лозинские.
Феномен Лозинского в том, что в стране уже существуют десятки и сотни феодальных латифундий, где законом выступает кулак, а точнее кулаки местной «чрезвычайной тройки» или «четверки». Куда, как правило, входят начальник милиции, прокурор, глава администрации и «крышующий» их, как бы закрепленный за округом, нардеп.
Кстати говоря, избирательный округ Лозинского имел символический номер — 102.
Поэтому я и говорю не о десятках, а о сотнях латифундий. И царят в них, повторяю, не Закон и Право, не «европейские ценности» нарождающегося гражданского общества, не социальная справедливость самоуправляющихся общин, а хамство чиновников, ненасытность силовиков и беспредел политиков.
Мы как-то пропустили и не заметили этап, после которого смешно спорить, какое у нас политическое устройство: президентско-парламентское или парламентско-президентское — потому что оно все более превращается в феодально-олигархическое.
Пока мы спорили, как у нас разделить власть и бизнес в парламенте, у них «на районе» все давно объединилось: и местный административный ресурс, и делегированный сверху политический, и местный капитал, почти мгновенно выросший из рейдерски отнятых у простых селян безбрежных полей, лесов, перерабатывающих производств и охотничьих угодий...
«Сто второй феодальный округ» продемонстрировал еще одну разворачивающуюся на глазах тенденцию. Сейчас модно проводить анализ в терминах компьютерных систем, поэтому тоже позволю себе несколько подобных метафор.
Еще пять-семь лет назад базовой монадой украинского общественного политического процесса выступал некий достаточно спаянный конгломерат из политической партии, парламентской фракции и обслуживающего бизнеса, который даже получил свое название — ФПГ (финансово-политические группы).
Долгое время главные украинские ФПГ действовали в режиме «системы с монолитным ядром». А особенность такой системы, если верить компьютерщикам, заключается в том, что в ней ядро работает со своей периферией в «едином адресном пространстве».
Если перевести все это на человеческий политический язык, то в классической украинской ФПГ «ядро», то есть руководство, связано со своей «периферией» — со своими помощниками, подчиненными, рядовыми депутатами и партийцами, представителями на местах — едиными идеологическими, психологическими, даже дружественными узами.
Когда, например, в свое время у «ядра» Тимошенко арестовывали «периферию» — ее помощника Сивульского — она, рискуя свободой, репутацией, да и здоровьем, лично била камнями окна в прокуратуре.
Когда у «ядра» Турчинова арестовывали «периферию» — его депутатского помощника — он, рискуя жизнью, бросался на автомобиль опергруппы налоговой милиции. Так на практике работала монолитность ядра, так на практике проявляло себя единое адресное пространство.
Сегодня все по-другому. На глазах происходит мутация монолитных ядер в «микроядерную архитектуру». Это ситуация, когда «периферийные сервисы реализуются не в адресном пространстве ядра, а в адресном пространстве самого пользователя».
Прошу прощения за фразу и сразу пытаюсь ее перевести.
Иначе говоря, возникает ситуация, когда лидеры партий, точнее ФПГ, практически не знают ни идеологических, ни психологических, ни тем более моральных особенностей своих рядовых членов-депутатов.
Лидеры просто довольствуются тем, что их апологеты тупо купили себе место в их общей операционной системе (и абсолютно неважно, за что купили — за деньги или услуги). И все они уже практически ничем адресно не связаны. «Верхушка» и «периферия» реально уже ничего системно не знают друг о друге.
Именно поэтому возникает ситуация, когда тот же Турчинов горячо, по инерции, как когда-то, защищает вместе со своими депутатами Лозинского. Но уже через несколько дней, повинуясь новому тренду и изменившейся архитектуре, они так же лихо бросаются на него в атаку.
И не знаю даже, что больше вызывает смущение и даже омерзение: разухабистая, безапелляционная, скороспелая защита своего соратника, явно попавшего в сомнительную ситуацию, или его торопливая, неряшливая «сдача» и кукушечье выбрасывание из «общего депутатского гнезда», опять-таки до выяснения всех обстоятельств.
Представляется, что процесс распада «ядра» и «периферии» происходит сегодня во всех украинских мегапартиях.
Дело в том, что монолитность партии нельзя «отлить» сверху вниз, она «отливается» только снизу вверх. Настоящие политические партии, как и деревья, не растут сверху вниз, а только снизу вверх. Хотя, надо сказать, деревья всегда умирают стоя, а партии — лежа (естественно, под кем-то).
Но эта тема отдельного большого разговора.
А сейчас вернемся опять к «феномену Лозинского».
Конечно, бесконечно жалко безвинно и бессмысленно замученного и убиенного простого человека. Но, может быть, хотя бы эта жертва в украинском жертвенном пантеоне будет не напрасна. Может быть, именно эта жертва создаст критическую массу ненависти и недоверия к тем новым «хозяевам жизни», которые сначала отнимали у людей фабрики и заводы, потом — земли и угодья, а сейчас — здоровье и саму жизнь.
Может быть, именно эта жертва покажет, в каком идейном, технологическом, нравственном тупике находятся основные политические силы, которые не только не способны создать великие цели для общества, но уже пошли вразнос и перестали контролировать своих собственных членов, мутирующих в каких-то монстров от вседозволенности и безнаказанности.
Может быть, именно эта жертва подскажет: хватит, пора их менять!
Не верю в это, но надеюсь.
Иначе зачем тогда посреди дня в чистом поле и при ясном небе погиб невиновный человек?
