Год назад «День» организовал специальный выпуск, посвященный анализу внутренней и внешней политики соседнего государства — России. Выводы, по большей части, были неутешительные: в Москве укрепляется авторитарный режим, маскирующийся под демократию, а его внутренняя и внешняя политика становится все более агрессивной. Следует заметить, что среди читателей, откликнувшихся на эту тему, были и такие, которые считали нынешний российский режим «плохим», но все-таки демократическим и осуждали применение по отношению к нему термина «фашизм». Сразу же придется пояснить, что обозначение «фашизм» применяется автором не как экспрессивная (т.е. ругательная) лексика коммунистических времен, а как политологический и социологический термин, обозначающий определенную модель государства и общества. Против такого пропагандистского использования этого термина выступали многие исследователи фашистских движений.
Итак, прошел год. Так куда же идет Россия? О чем свидетельствуют факты, появившиеся в течение этого времени?
Во-первых, не оправдались утверждения, что в лице президента Медведева в России появился демократический лидер, оппонент Путина. Стало ясно, что оба ведущих политика работают слаженно, и лидером в этом дуэте остается Путин. Уже после опубликования спецвыпуска «Дня» в демократических российских СМИ для обозначения политической системы нынешней России было употреблено обозначение «протофашизм» (первоначальный фашизм, пре-фашизм). Протофашизм — это политическая система, в которой признаки фашизма существуют в незавершенной форме. Первым этот термин употребил уже давно известный исследователь фашизма Эрнст Нольтке. Кремлевский режим, обеспокоенный резко негативной реакцией в некоторых авторитетных демократических странах, решил приостановить открытое формирование некоторых явно фашистских атрибутов общества — например, полувоенизированных молодежных организаций типа «Наши», готовых по первому призыву «вождя» разнести в пух и прах его противников. В лексиконе Медведева появилась даже демократическая риторика (особенно после российско-грузинской войны). Было объявлено о некоторых мерах, которые якобы должны способствовать демократии вообще и свободе слова в частности. И кое-кто принял все это всерьез. В некоторых солидных московских газетах появились критические высказывания по адресу власти, а на Дальнем Востоке вспыхнули антипутинские демонстрации.
Однако все это оказалось лишь временным прекращением наступления на демократию. Как только отношения России с Западом снова стабилизировались, режим Путина решил начать прерванное наступление на гражданские свободы. Совершенно мирные демонстрации были жестоко подавлены, а сторонникам свободы слова напомнили о том, что эту свободу следует понимать так, как она трактовалась в СССР. Создание пресловутой комиссии по борьбе с фальсификацией истории и угрозы преследования как россиян, так и зарубежных граждан говорят о том, что Кремль ныне формирует крайне важный атрибут фашизма — агрессивную государственную идеологию.
Да и «Наши», как оказывается, не прекратили свое существование. СМИ время от времени напоминают россиянам о том, что «Наши» живы и здоровы и по-прежнему готовы «к борьбе за дело» национального лидера.
Продолжается концентрация власти. Как свидетельствует российская пресса, Путин все чаще стал обсуждать и принимать важнейшие решения не в формальных органах (совете министров), а в узком кругу близких политиков.
Во внутриэкономической политике за это время тоже произошли изменения. После оставшегося не замеченным заявления Медведева о том, что при раздаче лицензий на разработку шельфа Северного Ледовитого океана не будет открытых конкурсов и тендеров, открытость при дележе «экономического пирога» постепенно сменилась кулуарностью. А закрытость при распределении экономических благ являетя верным признаком коррупции. Постепенно государство вернуло себе значительную часть собственности, приватизированную олигархами ельцинского времени, и снова стало самым крупным собственником. Не исключено, что эта собственность в будущем снова будет приватизирована людьми из команды Путина.
Так называемые трехсторонние комиссии, созданные в России и объединяющие представителей предпринимателей, профсоюзов и государства — это русский вариант идеи корпоративизма, которую пыталось с разной степенью успеха осуществить большинство фашистских режимов.
Внешняя политика Москвы стала еще более избирательной: сдержанной и даже предупредительно-дружелюбной по отношению к одним государствам и откровенно агрессивной по отношению к другим. Наиболее жестко (иногда просто по-хамски) Москва ведет себя по отношению к странам, вышедшим из СССР в 1991 году и проводящим независимую внешнюю и внутреннюю политику, а так же по отношению к тем странам, которые поддерживают в той или иной мере эти бывшие колонии Москвы. Может быть, это является простым совпадением, но самые лучшие отношения у России сейчас со странами, которые в недавнем прошлом сами были фашистскими — Германией, Италией, Испанией... Впрочем, не исключено, что это не совпадение, а закономерность.
Посещая некоторые страны, кремлевские лидеры подчеркивают свою поддержку процессу исторического примирения в них, а во время недавнего визита в Финляндию президент Медведев даже посетил могилу Карла Маннергейма, руководившего армией в двух войнах против СССР. Во второй мировой войне Маннергейм был союзником Гитлера и даже удостоился визита «фюрера», приуроченного ко дню рождения финского главнокомандующего. В связи с возложением цветов Медведевым на могилу финского маршала российская пресса называла Карла Маннергейма национальным героем этой страны. Факт знаменательный.
Не случайным является появление на одном из российских официальных сайтов публикации, обвиняющей правительство Польши в неуступчивости Гитлеру по вопросу о передаче Германии территорий, населенных этническими немцами. Во-первых — это сигнал определенным силам в Германии и в других странах, что Россия, откусив от Грузии Абхазию и Южную Осетию и поняв, что это вкусно и практически безопасно, готова в той или иной мере поддержать новую перекройку границ. Во-вторых, это призыв к некоторым европейцам не слишком усердствовать в разоблачении сталинизма, а в оплату за это Москва готова часть вины фашистских режимов переложить на народы, ставшие их жертвами — особенно, если эти страны ныне противодействуют России на международной арене или осуждают ее антидемократическую внутреннюю политику.
Очень активно Москва проводит и экономическую экспансию за рубежом. Несколько месяцев назад даже было проведено совещание, на котором решалось, как, используя мировой экономический кризис и удешевление собственности, усилить проникновение в зарубежные экономики. Приобретение российским государственным Сбербанком 35% автопроизводителя «Опель» на льготных условиях свидетельствует об успешной реализации решений этого совещания. В Москве поняли, что самый надежный метод привязки других стран к России и навязывания им своей воли — это экономический. Что же касается Украины, то по отношению к нам Москва открыто перешла на язык экономического и политического давления, информационной войны и даже ультиматумов. Переход на этот привычный для всех кремлевских вождей язык стал возможен из-за ослабления наших позиций — вот к чему привело провальное руководство страной уже в течение сравнительно длительного времени.
Кремль проводит агрессивную внешнюю политику, граничащую с авантюризмом. Кремлевские вожди имеют финансовые возможности для этого за счет газо- и нефтедолларов, у них за спиной — крупнейший ядерный потенциал. Но агрессивность Кремля связана и с личностью российского национального лидера и многих членов его команды. В. Путин не является потомственным или карьерным политиком, постепенно поднявшимся вверх по политической лестнице. Всего лишь за несколько лет он из третьеразрядных чиновников поднялся на вершину государственной власти и добился определенных успехов как в борьбе с другими претендентами на власть, так и в наведении элементарного порядка во властной структуре России. Как правило, в таком случае даже у одаренных и умных личностей развивается синдром бонапартизма, которым страдает большинство авторитарных лидеров: с уверенностью в своей гениальности и непогрешимости, с убежденностью в том, что ничего невозможного нет и что главное — победить любой ценой и любыми средствами, поскольку победителей не судят. Это грозит проблемами в будущем — как для самой России, так и для нас, ее соседей.
Судя по всему, режим Путина (или его последователей) — это надолго. Уже теперь понятно, что экономический кризис Россия преодолеет, а лавры спасителя нации будут возложены на Путина, после чего у него появятся шансы стать пожизненным «национальным лидером» (либо «вождем на пенсии»), к которому будущие ведущие политики будут приезжать за советами и указаниями. Кроме того, в России существует уже довольно много влиятельных граждан, которые были бы не против при возможности свести счеты с Путиным и его окружением. И если режим Путина действительно осмелится преследовать в судебном или ином порядке зарубежных граждан за инакомыслие, то создаст этим прекрасный прецедент для собственной скамьи подсудимых. А поскольку сесть на эту скамью у него желания явно нет, то цепляться за власть он будет до последней возможности.
У авантюрной агрессивности России есть еще одна причина — ее сущностная слабость. Российская Федерация остается колониальной, но цивилизационно отсталой страной. Стремление некоторых народов к независимости или реальной автономии в дальнейшем будет усиливаться. Борьба же с сепаратизмом требует огромных финансовых затрат и человеческих ресурсов, но и то, и другое в РФ ограничено. Огромная территория — это и богатство России, и ее проклятие. Российская экономика (кроме добычи нефти и газа) ужасно слаба. Если бы россиянам пришлось платить за нефть и газ, как это делает Украина, то их страна развалилась бы в течение четырех-пяти лет. Русский этнос находится в глубоком экзистенциальном кризисе, быстро сокращается и, в значительной мере, спивается. Удерживать все части своей страны воедино Москве будет все труднее. Вместо быстрого качественного развития, которое требует мудрости руководства, а также трудолюбия, дисциплины и рационального мышления граждан, Россия избрала экстенсивный путь, основанный на внешней политической, экономической и военной экспансии. Этот второй путь более приемлем для россиян из-за его простоты, а также во многом и из-за ментальной склонности.
Запад не будет по всякому поводу конфликтовать с Россией, даже если в ней правит фашистский (или, если угодно, протофашистский) режим, ведь Россия — это не Северная Корея и из международной жизни ее исключить, даже при желании многих, не удастся. Поэтому нам, украинцам, следует избрать правильную линию поведения в отношениях с Россией. За годы независимости мы не смогли вступить в НАТО и являемся сейчас — и согласно Конституции, и фактически — нейтральной страной, но этот статус даже нашими соседями не подтвержден. Наверное, учиться, в первую очередь, нам следует на опыте нейтральных государств. Нейтралитет Бельгии, например, был растоптан Гитлером, и после его поражения и создания НАТО она вступила в этот блок. Швейцарии же удалось сохранить независимость. Эта нейтральная, политически и экономически стабильная страна самым серьезным образом занималась строительством своих вооруженных сил и их выучкой. Перед началом Второй мировой войны германский посланник в Берне официально заявил швейцарскому правительству, что в случае войны Германия обязуется соблюдать нейтралитет Швейцарии. Но 2 сентября 1939 года Швейцария провела всеобщую мобилизацию. Четыреста тысяч солдат войск прикрытия заняли позиции. Швейцария закрыла войсками свои границы, приготовилась к войне, и по всему было видно, что швейцарцы будут защищать свою землю самым решительным образом. Именно это удержало Гитлера, а не нейтралитет конфедерации. Уже после поражения Франции, будучи окруженной фашистскими режимами со всех сторон, эта небольшая страна вела упорные переговоры с Германией по торговым проблемам, отстаивая свои интересы, так что Гитлер даже планировал все-таки напасть на нее в 1943 году. Кстати, власти Швейцарской Конфедерации поддерживали контакты с Великобританией и сотрудничали с ней в некоторых сферах. Как и во многих других демократических странах, в конфедерации существовала пятая колонна Гитлера, но ее держали под контролем и не дали развернуть свою деятельность.
И в Украине никого не должны убаюкивать заверения российских политиков в том, что Москва якобы заинтересована в стабильной и демократической Украине. Реальная политика России за все годы нашей независимости свидетельствует об обратном: Россия все еще не смирилась с потерей своей самой крупной по людским резервам колонии. Она будет относиться к нам с должным уважением только в одном случае — если мы действительно станем стабильной и сильной во всех отношениях страной — в том числе и в военном отношении. Однако поскольку равноправное экономическое и политическое сотрудничество с Россией служит укреплению независимости нашей страны, то мы, а не Россия, должны были бы проявлять больше инициатив в этом направлении. И не на закулисных переговорах «с глазу на глаз», а так, чтобы все видели и знали: мы стремимся к улучшению отношений с Россией и делаем это открыто и честно. Если же улучшения не происходит, то это не по нашей вине.
Многое зависит и от западных демократий. Если они не определят четко линию, за которой авантюры России не будут терпимы, то в будущем у них возникнут с Россией такие же проблемы, какие они имели с нацистской Германией и ее союзниками. Аппетит приходит во время еды. По всему видно, что Россия пытается расшатать Запад и сколотить свое подобие альянса. Следует учесть также, что корни фашизма в Европе и в мире не уничтожены, он существует как скрытно — в форме традиционных фашистских идеологий, так и открыто — в форме так называемых неофашистских (или протофашистских) движений. При благоприятных условиях и попустительстве демократии бациллы фашизма могут снова вызвать общеевропейскую эпидемию.
Ситуация в России — да и во всем мире — должна заставить наших политиков и всех нас понять, что время, которое мы имели на раскачку и так бездарно растранжирили (целых 18 лет!) закончилось. Пора заниматься своей страной всерьез, чтобы, как старуха из сказки Пушкина, не очутиться однажды перед разбитым корытом.