ИДЕИ РАННЕГО МАРКСИЗМА
После Великой французской революции так называемое третье сословие (т.е. плательщики налогов, в отличие от дворянства и духовенства) вышло на первый план. Преобразование этого сословия в класс предпринимателей было неотделимо от формирования рабочего класса, т.е. лишенных средств производства пролетариев. Уже в огне революции родились течения, поставившие целью разрубить гордиев узел сословных противоречий путем ликвидации частной собственности. А накануне европейских революций середины ХІХ века появился наиболее известный документ революционного марксизма — «Манифест Коммунистической партии». В нем К. Маркс и Ф. Энгельс призывали рабочий класс установить свою диктатуру и ликвидировать частную собственность на средства производства. В насыщенной революционной грозой атмосфере такие идеи казались простыми и понятными.
Сущность «научного», по заверениям последователей Маркса и Энгельса, коммунизма состояла в экспроприации буржуазии пролетариатом, что выражалось в «Манифесте Коммунистической партии» такой емкой фразой: «Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности». (Маркс К. и Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. — М., 1965. — С.48).
Эта фраза противоречила всей предыдущей истории цивилизации. Ведь именно частная собственность превратила первобытную орду в общественную структуру и положила начало государству. Какие перспективы возникали в связи с ликвидацией частной собственности и связанных с ней товарно-денежных отношений? «Манифест» предполагал, что такой акт явится рождением коллективной собственности. Другими словами, экспроприация собственников должна была превратить вчерашних пролетариев в совокупных владельцев средств производства. Но коллективная собственность была давно перевернутой в истории страницей. Могла ли она послужить стержнем общественного развития в эпоху банков и железных дорог, если существовала лишь в эпоху собирательства и охоты?
На этот вопрос «Манифест» ответа не давал. На него ответил сам Маркс за четыре года до «Манифеста». По поводу первых адептов коммунистического учения, которых он называл утопистами, 26-летний Маркс в «Экономическо-философских рукописях» заметил: «этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности» (Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. — Т. 42. — С. 114). Другими словами, Маркс тогда утверждал, что частная собственность не может быть уничтожена, уничтожается лишь предыдущий собственник.
Накануне революции 1848 года Маркс уже считал, что диктатура пролетариата перевернет всю жизнь общества и, в частности, наладит плановое производство и распределение материальных и культурных благ между людьми на уравнительных началах. Допускалось лишь различие в организации потребления, связанное с уровнем производства материальных благ. В первой фазе коммунизма материальные блага должны были распределяться по труду (коммунизм производства), а во второй — по потребности (коммунизм потребления). Первая фаза коммунизма стала отождествляться марксистами с социализмом — многозначным и популярным в массах понятием. Немарксисты под социализмом понимали политику государственной помощи наименее защищенным слоям общества, осуществляемую путем дополнительного обложения налогами зажиточных слоев.
Когда К. Маркс и Ф. Энгельс работали над «Манифестом Коммунистической партии», они едва вышли из юношеского возраста. После «Манифеста» Маркс прожил еще 35, а Энгельс — 47 лет. Это были годы, насыщенные напряженным трудом. Материализованные в книгах и статьях результаты этого труда заняли достойное место в интеллектуальной сокровищнице человечества. Нашли ли они время, чтобы раскрыть urbi et orbi, каким образом произойдет перерастание частной собственности, которой определялась история цивилизации, в собственность коллективную, общественную, коммунистическую?
Они не нашли времени, хотя вдвоем написали два предисловия к переизданиям «Манифеста», а потом в одиночку Ф. Энгельс написал еще пять предисловий. Никогда прямо не отказываясь от выдвинутых в «Манифесте» прогнозов, они сосредоточились на исследовании современного им общества, которое называли капиталистическим. Но главный труд К. Маркса «Капитал» содержал в себе фундаментальный постулат, который перечеркивал революционное нетерпение «Манифеста»: «Общество не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами» (Маркс К. и Энгельс Ф. — Сочинения. — Т.23. — С.10).
ВОЗНИКНОВЕНИЕ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ
В послереволюционной Европе марксисты стали социал-демократами, т.е. выбрали демократические формы политической деятельности. Такой выбор имел под собой объективные предпосылки. Государство довлело над людьми, но организации граждан (или подданных, которые обретали фактический статус граждан в конституционных монархиях) уже могли влиять на власть. Главное же было то, что социал-демократы убедились: во-первых, предпринимательство является таким же видом творческой деятельности, как и все другие; во-вторых, намного полезнее продвигаться в направлении демократического согласования интересов труда и капитала, нежели пытаться уничтожить капитал, который является таким же необходимым агентом производственного процесса, как и рабочая сила.
Поэтому в своей практической деятельности социалисты не отвергали ни рынка, ни товарно-денежных отношений. Они могли пропагандировать усиление государственного контроля за предпринимательством, перераспределение бюджетных средств в пользу людей с низкими доходами или даже национализацию средств производства. Но эти, как и все другие, социалистические меры были для них лишь методами снижения социальной напряженности. Частное предпринимательство они считали важнейшей сферой занятий, которая давала возможность осуществлять социалистические идеи.
Демократический выбор европейских социалистов нашел обобщающее определение в афористическом высказывании ближайшего сотрудника Ф. Энгельса Эдуарда Бернштейна: «То, что привыкли называть конечной целью социализма, для меня ничто, а движение — это все». Сам Энгельс считал ненужным отказываться от революционного марксизма. В этом с ним был солидарен Карл Каутский, под влиянием которого немецкая социал-демократия приняла в 1891 году Эрфуртскую программу. Конечной целью социал-демократического движения программа провозглашала обобществление средств производства и замену анархии рынка централизованным распределением продукции. Следовательно, средства производства должны были стать общественной, т.е. коллективной собственностью. Эрфуртская программа, как и написанный за 43 года до нее «Манифест Коммунистической партии», не объясняла механизма трансформации собственности. Но эти документы принципиально различались: программа К. Каутского предусматривала осуществление конечной цели социал-демократического движения не революцией, а реформами.
РЕАНИМАЦИЯ ИДЕЙ РАННЕГО МАРКСИЗМА В СИТУАЦИИ КРИЗИСА
Э. Бернштейн и другие лидеры европейской социал-демократии отказались от догм «Манифеста», поскольку увидели возможность установления социального мира. Основоположники марксизма не спорили по этому поводу со своими учениками, но не смогли переступить через взгляды, которые разделяли до европейских революций 1848—1849 гг. Однако нашлись и такие ученики, особенно в стане российских социал-демократов, которые проигнорировали тезис о невозможности перескочить через естественные фазы развития при помощи революционных декретов. Они подняли на щит догмы раннего марксизма и сделали попытку воплотить их в жизнь, воспользовавшись Мировой войной 1914—1918 гг.
Совсем не случайно первая в истории Мировая война вспыхнула в начале ХХ ст. Неслучайными были и глубинные причины ее возникновения. Во второй половине ХІХ в. передовые страны Запада вступили в индустриальную фазу развития, которая характеризовалась появлением высокоразвитого машинного производства. Государственные институты, природа которых не претерпела адекватных качественных изменений, впервые получили возможность мобилизовать колоссальные ресурсы. Эти новые возможности наиболее полно использовались в интересах главной функции государства — военной. Те, кто обладал властью, не замедлили пустить их в ход, чтобы силовым способом решить всегда существующие межгосударственные противоречия.
Качественный скачок в развитии производительных сил особенно убедительно материализовался на поле боя. Война утратила характер локальных кампаний, разрешавшихся отдельными битвами профессиональных армий. Она стала позиционной и фронт обозначился на местности сплошной линией окопов, нередко в несколько рядов. Миллионы солдат в этих окопах надо было обмундировать, вооружить, научить владению оружием и кормить. Следовало постоянно воспроизводить численный состав армий, которые годами уничтожали друг друга.
Новую роль государства в условиях такой войны одним из первых мыслителей ХХ века отметил Н.И. Бухарин. В его «Экономике переходного периода» (1920 г.) можно найти такие проникновенные строки: «Война 1914—1918 гг. поставила в упор вопрос о государственной власти. С того момента, когда империалистическое государство вбросило на сцену истории десятки миллионов людей и сразу же обнаружило свое колоссальное значение в качестве экономического фактора, анализ государственной власти стал в порядок дня для теоретических и практических дискуссий. Жизнь все в себя всосавшей государственной организации — не жизнь общества, а жизнь государства стала на первый план. Если старик Гоббс писал в своем «Левиафане», что нет власти, которая сравнялась бы с властью государства, то его «Левиафан» оказался бы щенком по сравнению с той чудовищной силой, которую обнаружил государственный аппарат финансового капитала» (Бухарин Н.И. Избранные произведения. — М., 1990. — С.91).
Неудивительно, что вооруженный конфликт планетарного масштаба привел к резкому нарушению равновесия между государством и обществом. Понятно и то, что разрушающее влияние мировой войны оказалось наибольшим в Российской империи, где острота социальных противоречий открыто проявилась в 1905—1907 гг. Бухарин напрасно кивал на страны «финансового капитала». Всевластие государственных институтов утвердилось как раз в его собственной стране.
Первую мировую войну следует рассматривать как цивилизационный кризис. Несколько позднее и в другом измерении исторического процесса этот же кризис проявился в облике Великой депрессии 1929—1933 гг. Как и революции конца XVIII и середины XIX вв., катаклизмы первой половины ХХ века послужили катализатором преобразования традиционного общества в гражданское. Однако в странах, которые не смогли убедительно ответить на вызовы истории, эти катаклизмы вызвали мутацию государства и общества. Европейский континент окрасился в красно-коричневые тона и был ввергнут в новую мировую войну, которая по масштабам и трагическим последствиям значительно превзошла предыдущую.
Для стран «золотого миллиарда» линия раздела во Второй мировой войне сложилась исключительно благоприятно. Они оказались на выгодных стартовых позициях при переходе от индустриальной стадии развития к постиндустриальной и смогли сбросить с себя бремя колониальных империй. Война стала судьбоносной и для народов Советского Союза, которые внесли решающий вклад в разгром нацизма. Вместе с тем эта победа дала второе дыхание несовместимому с подлинным гражданским обществом советскому политическому режиму.
СОВЕТСКИЙ ФАКТОР В РЕВОЛЮЦИИ
Как сложилась такая несовместимость? Сосредоточимся на анализе происхождения и природы советской власти. Начинать этот анализ следует с ответа на более частный вопрос: чем была Русская революция 1917 года? Надо отделить миф от реальности и по-новому взглянуть на явление, которое недавно называлось Великой Октябрьской социалистической революцией.
Задача деконструкции советского концепта состоит в разделении искусственно соединенных и в соединении искусственно разделенных понятий. Необходимо трехкратное разделение/соединение комплекса всем известных событий. Во-первых, надо отделить Русскую революцию от революций в национальных регионах развалившейся в 1917 году империи. Во-вторых, следует соединить в одно целое два искусственно разорванных события, которые обрели статус самостоятельных революций, поименованных по названиям месяцев (по старому стилю) — Февральскую и Октябрьскую. В-третьих, надо отделить Российскую революцию со всеми ее региональными модификациями от коммунистической революции, которая началась в Центральной России после ее захвата большевиками и перешла почти на всю национальную периферию бывшей империи. Коммунистическая революция была намного более радикальной, чем все известные истории революции. Именно поэтому коммунистические преобразования следует назвать революцией. Но она не имела ничего общего с привычными социальными катаклизмами, в ходе которых менялись власть и собственники. Она была планируемой, а не спонтанной. И она обладала совсем иной длительностью, ибо происходила в виде реформ, навязываемых государством обществу. К слову, техника «реформ сверху» была хорошо известна в России со времени Петра І.
Коммунистическая революция продолжалась два десятилетия кряду, вплоть до Второй мировой войны. Она имела вид двух отдельных штурмов, разделенных достаточно длительной передышкой — новой экономической политикой. Ленинский штурм 1918—1920 гг. уже после его прекращения назвали «военным коммунизмом». Сталинский штурм 1929—1932 гг. перешел в стадию стабилизации 1933—1936 гг. и завершился грандиозной «зачисткой» 1937—1938 гг., известной в мировой историографии как Большой террор.
Переход от традиционного к гражданскому обществу мог состояться в России только революционным путем. Империя больше чем на полстолетия отстала с революцией от своих европейских соседей. Из-за этого объективное развитие рыночных отношений сделало авангардной силой в трансформационном процессе не буржуазию, которая пользовалась поддержкой имперских «верхов», а угнетенные «верхами» (совместно с буржуазией) народные «низы».
В 1905 году главную роль в революционных событиях сыграл рабочий класс и сформированные им советы. Последние возникли как комитеты по руководству всеобщей стачкой и не имели аналогов в европейской практике (там забастовками руководили запрещенные в России профсоюзы). Крестьянские «низы» были слишком распылены самими условиями сельскохозяйственного производства, чтобы представлять серьезную угрозу империи. Вместе с тем у них имелся особый счет к помещикам и государству — экономический и психологический. Во-первых, крестьяне были вынуждены соглашаться на самые тяжелые условия аренды земли в помещичьих латифундиях, чтобы прокормить свои семьи. Во-вторых, со времени отмены крепостного права прошло не более полувека, и миллионы крестьян хорошо помнили рабское состояние своих родных и близких.
В 1917 году политическая ситуация радикально изменилась. На исторической сцене появился грозный противник империи — то же крестьянство, но впервые объединенное в роты и батальоны, с оружием, навыками вооруженной борьбы и явным нежеланием гибнуть на передовой во имя чуждых ему целей. Советы солдатских и рабочих депутатов стали господствующей политической силой, особенно в крупных городах с многочисленными тыловыми гарнизонами, где происходила подготовка пополнений для фронта. Быть или не быть монархии, решали руководители думских партий и главнокомандующие фронтами — но с оглядкой на сложившуюся ситуацию. Ситуация оказалась такой, что монархия Романовых пала за восемь дней. После падения самодержавия сложилась невиданная сплоченность политических сил. Страх перед деструктивным советским фактором объединил бывших противников — партии либеральной и социалистической демократии. Этот же страх заставил силы контрреволюции поддержать либеральную демократию.
СОВЕТЫ И БОЛЬШЕВИКИ
Как отнеслись к советам большевики? В октябре 1905 года в России одновременно появились элементы двух альтернативных самодержавию политических систем — законодательная Государственная Дума и советы рабочих депутатов. Первая из них открывала путь к развитию гражданского общества, вторая — закрывала его. Вождь большевиков В.И. Ленин не случайно ратовал за превращение советов в государственную власть. Советская власть рассматривалась им как прикрытие диктатуры его собственной партии, ибо «авангард пролетариата» (этого лестного названия он удостаивал только большевиков) должен был формировать состав советов на всех уровнях, вплоть до общегосударственного. Это означало, что новая власть должна была конструироваться не по воле избирателей, которые делегировали своих представителей в советы, а по воле той политической силы, которая предлагала избирателям собственные кандидатуры. Большевики не рассматривали народные массы, которые принимали участие в избирательной кампании в советы, как суверенную силу, которая порождает власть.
Сразу по прибытии из эмиграции в революционный Петроград в апреле 1917 года В.И. Ленин предложил набор лозунгов, изложенных в форме тезисов. Первая половина «Апрельских тезисов», начиная от ключевого «Вся власть — Советам!», объясняла, каким образом большевики могут установить свою диктатуру. Далее говорилось о том, для чего нужна диктаторская власть: для строительства коммунизма. Большевики должны были переименовать свою партию в коммунистическую, принять новую, коммунистическую по содержанию программу, создать государство-коммуну, организовать новый — Коммунистический Интернационал. Программа создания государства-коммуны была выдержана в духе революционного марксизма середины XIX в.: национализация земли, превращение помещичьих имений в советские хозяйства, установление контроля советов за общественным производством и распределением, слияние всех банков в один общенациональный банк.
Ленин был уверен, что большевики легко вытеснят из советов конкурентные социалистические партии меньшевиков и эсеров. Он не задумывался, выдвигая лозунг «Вся власть — Советам!» в то время, когда последние контролировались конкурентами. Ведь из политических партий только большевики требовали реализовать советский лозунг немедленной экспроприации крупных собственников — буржуазии и помещиков.
И все же влияние большевиков в советах возрастало слишком медленно. Они тратили на пропаганду больше средств, чем все остальные партии, вместе взятые. Но не все их лозунги устраивали народные «низы». В Русской революции, как и во всех известных человечеству предыдущих революциях, не было коммунистической составляющей. Поэтому в августе 1917 г. вождь большевиков решил временно отказаться от собственных лозунгов и взять на вооружение только советские.
Популярность в обществе, которую большевики завоевали после августа 1917 года, обычно связывается с их участием в подавлении корниловского мятежа. Однако смена лозунгов ленинской партией повлияла на события несравненно сильнее. В сентябре Петроградский, Московский и Киевский советы впервые приняли большевистские резолюции о власти. Опираясь на возглавленный Л. Троцким Петроградский совет, большевики при помощи манипулирования нормами представительства подобрали удобный для себя партийный состав II Всероссийского съезда советов и совершили государственный переворот.
Английский историк Э. Карр не без оснований назвал Русскую революцию большевистской. В конечном итоге именно большевики окрасили ее в свои цвета. Но один из лидеров Украинской революции В. Винниченко с не меньшим основанием назвал большевистский переворот рабоче-крестьянской революцией. Русская революция начиналась в марте 1917 года как советская и продолжилась в ноябре этого же года тоже как советская. К этому времени большевики уже начали «перетекать» в советы. Вскоре под прессингом чекистов от советов осталась лишь оболочка. Рабочие и солдатские коллективы обязаны были дисциплинированно голосовать за кандидатов, подобранных большевистскими парткомами. Неудивительно, что Русская революция угасла в середине января 1918 года — с разгоном Учредительного собрания.
