При всех справедливых нареканиях на современную украинскую действительность, на неэффективную власть, на бездарность и бессовестность политиков в самом возникновении украинского государства в конце ХХ столетия его нечто феноменальное, сродни чуду. Народ, обреченный политикой, историей и недобрыми соседями на историческое небытие, вдруг восстал из пепла, продемонстрировал поразительное единство на референдуме 1 декабря 1991 года и начал, хотя и с огромными трудностями, строить свою державную «хату», где «своя правда і сила, і воля». Язык, которому готовили участь языка полабских славян или исчезнувших пруссов, крайне медленно, крайне непоследовательно, но выходит из тупика, постепенно, хоть и с большим скрипом, становится действительно государственным, что и вызывает истерическую реакцию сторонников «единой и неделимой» в форме воплей о «насильственной украинизации». А ведь многие в Украине, и особенно за ее пределами, в высшей степени скептически смотрели на возможность возрождения национальной государственности. Многим это представлялось чем-то фантастическим, чем-то из области мечтаний, чем-то абсолютно невозможным. Помню, как после 90% голосов за независимость Украины в декабре 1991 г. московская пресса почти месяц никак не комментировала это событие, не знала, как комментировать, была в шоке и ступоре. Им ведь казалось, что украинский вопрос раз и навсегда получил свое «окончательное решение». Да и вовсе «нет, не было и быть не может такого вопроса». Но оказалось, что есть не только вопрос, но и великая нация, заявившая о себе urbi et orbi, «городу и миру», и претендующая на свое законное место в семье народов. Сегодня украинцам приходится сталкиваться со множеством трудностей государствосоздания. В их преодолении не грех воспользоваться опытом других наций, прошедших через схожие исторические испытания.
Еще одним чудом ХХ столетия можно назвать воссоздание после 2000 лет исхода еврейского государства в Палестине. В возможность возрождения Израиля в ХIХ веке верили еще меньше, чем в возможность украинской государственности. «Мединат Исраєль», государство Израиль, рассматривали как один из фантастических прожектов.
Но три великих мечтателя — Лев Пинскер, Теодор Герцль, Макс Нордау дали своему народу столь мощный заряд веры и надежды, что возникло массовое движение по всей еврейской диаспоре планеты, движение за возвращение на историческую родину.
Рисуя перспективы возрождения еврейского государства, Теодор Герцль сказал своим сторонникам: «И если вы захотите, это не будет сказкой». Они захотели. Очень захотели. И это стало реальностью.
Лев Пинскер в книге «Автоэмансипация» обратился к соплеменникам с такими словами: «Евреи не составляют живой нации; они повсюду чужие и поэтому презираемы. Гражданского и политического уравнения евреев недостаточно, чтобы возвысить их в глазах народов. Единственным к тому верным средством было бы создание подлинной еврейской национальности, народа на собственной территории, автоэмансипация евреев, уравнение их как нации с другими народами путем обретения собственной родины.
Пусть себя не уговаривают, что гуманность и просвещение послужат когда-нибудь целебным средством против недуга нашего народа...
Международный еврейский вопрос должен получить разрешение на национальной почве...
Помогите себе сами, и Бог вам поможет!».
Аудитория Льва Пинскера принялась помогать себе сама — и Бог действительно ей помог! Хотя этот путь был усыпан скорее терниями, чем розами. Поскольку сам Пинскер был одесситом, то его идеи привлекли в первую очередь евреев Российской империи, которые одними из первых и стали выезжать в Палестину, чтобы осуществить национальный проект. Они стали «халуцим», то есть пионерами, первопроходцами. И что же они увидели на земле, что должна была стать их любимой цветущей страной? Вот впечатления Марка Твена от поездки по Эрец Исраэль (Земле Израиля):
«Местами земля здесь возделана; акр-другой плодородной почвы, на которой кое-где торчат сухие, не толще пальца, прошлогодние стебли кукурузы, — редкая картина в этой стране. Но в такой стране — это волнующее зрелище. Неподалеку бежит ручей, и на его берегах стадо овец и забавных сирийских коз с наслаждением уплетает гравий.
Я не поручусь, что оно и было так на самом деле, — лишь предполагаю, что они ели гравий, потому что больше там есть было нечего...
Окрест расстилалась каменистая, голая мрачная и угрюмая местность. Если бы здесь на каждых десяти квадратных футах сто лет кряду трудилось бы по камнерезу, и то этот уголок земли не был бы так густо усеян осколками и обломками камня...
Даже оливы и кактусы, верные друзья бесплодной земли, почти вывелись в этом краю. На свете не сыщешь пейзажа тоскливей и безрадостней, чем тот, что окружает Иерусалим. Дорога отличается от пустыни, по которой она пролегает, лишь тем, что она, пожалуй, еще гуще усеяна камнями».
Впрочем, немногочисленные иудейские общины на земле Израиля не исчезали никогда. Исход не был абсолютным. Так что те евреи, что начали активно переселяться в Палестину в ХІХ веке, ехали не на совсем пустое место. Первые переселенцы жили в страшной нужде и бедности. Почему они все это терпели? В большинстве своем переселенцы были людьми глубоко верующими, они не сомневались, что возвращение в Сион приближает час освобождения их народа, что жизнь на земле предков заповедана Богом, и принимали все испытания как должное. Разумеется, зажиточные европейские и американские евреи оказывали определенную материальную помощь собратьям в Палестине, в частности, банкирский клан баронов Ротшильдов. Но эта помощь лишь поддерживала минимальное существование, не избавляя от бедности. Да и не барон Ротшильд рыхлил мотыгой скудную почву Эрец-Исраэль, не барон Ротшильд осушал болота и умирал от малярии, не барон Ротшильд отстреливался от бедуинских отрядов. Кстати, идеей переселенцев было обязательное возвращение евреев к земледельческому труду, причем коллективному. Из этой идеи впоследствии вырастут процветающие израильские сельскохозяйственные объединения — кибуцы, которые дадут Израилю не только продукты питания, но и самых надежных и стойких израильтян, а израильской армии — отличных солдат, офицеров и генералов. Надо отметить, что кибуцы, в отличие от советских колхозов, всегда создавались добровольно и снизу, группами настоящих энтузиастов, потому и результаты совсем другие.
Хаим Хисин, выходец из Российской империи, так описал свой первый трудовой день в Эрец-Исраэль:
«Мы встали на рассвете, в пять часов, потому что в шесть уже начинается работа. Убрали постели, схватили по куску хлеба — и вперед. Взяли мотыги, наполнили кувшины водой и в сопровождении руководителя направились в огород.
Сбросив верхнюю одежду, мы приступили к рыхлению земли. Копать надо было до глубины в тридцать сантиметров и при этом тщательно убирать сорную траву и корни. Все мы стояли в ряд. У меня не было ни малейшего представления о том, что делать, зачем, где и как. Я начал поднимать мотыгу и быть ею вкось, сбоку — со всех сторон. И часу не прошло — на руках у меня вскочили волдыри, лопнули, выступила кровь, и боль так усилилась, что я вынужден был опереться на мотыгу.
Но тут же я почувствовал отвращение к себе: «Так-то ты хочешь доказать, что евреи способны к физическому труду? Неужели ты не в силах выдержать испытание?». Скрепя сердце я снова схватил мотыгу и, несмотря на пронизывающую боль в ладонях, почти полумертвый, два часа подряд долбил землю, а потом без сил свалился отдыхать».
Вот так начинали создавать процветающую страну. Ее строители были готовы на любые жертвы, причем не на словах, а на деле. Каждый из них был готов начинать с себя, со своих личных жертв.
Я видел портрет Хаима Хисина: интеллигентное, одухотворенное лицо. Этот человек мог бы стать блестящим ученым, преуспевающим инженером, популярным адвокатом, модным журналистом. Но он берет мотыгу и кровавыми мозолями созидает свое государство. Это особый героизм, героизм многолетней суровой повседневности, героизм поистине монашеского типа, который часто требует мужества большего, чем воинские доблести...
Еврейское поселение Хадера чуть ли не полностью было уничтожено малярией. Уцелевшие и не сдавшиеся жители вспоминали об этом так:
«Мы были как потерянные — бледные, дрожащие, с трепетом в сердцах. Приезжали друзья, родственники, знакомые из других поселений, и все — с одним советом, с одной мольбой: оставьте это место, спасайте свою жизнь, спасайте честь и доброе имя ишува («ишув» — община. —Авт.)...
Трагическая история станет известна в галуте (древнееврейское «галут» соответствует древнегреческому «диаспора». — Авт.) и люди будут думать об Эрец-Исраэль как о «земле, пожирающей своих детей». Но никто не двинулся. Бежать с поля боя? Покинуть Хадеру, нашу Хадеру, чтобы она снова стала пустыней? Были даже такие, кто говорил: смерть в Хадере для нас лучше жизни без нее. Но сердце обливалось кровью, когда болезнь нападала на кого-то из нас. При виде телеги, выезжающей в Яффу или Зихрон со своим страшным грузом, опускались руки».
Страданиями и упорством этих людей был создан райский уголок Ближнего Востока.
На голом месте, на песках был построен город Тель-Авив, один из лучших городов Средиземноморья. Свою новую старую родину переселенцы обильно оросили и своим потом, и своей кровью. Они не задавались вопросом, что может сделать для них Израиль, больше озабоченные вопросом о том, что они могут сделать для Израиля.
Эти люди совершили еще один подвиг — культурный, возродив иврит, язык, на котором не говорили почти две тысячи лет. Иврит — это истинно еврейский язык, в отличие от многих псевдоеврейских языков, возникших на основе немецкого (идиш), испанского, фарси и т. д. Даже сам Теодор Герцль не очень верил в возрождение древнееврейского языка. Но нашелся другой энтузиаст — Элиэзер Перельман, который в 1888 году писал:
«Три слова начертаны огромными буквами на национальном знамени: страна, национальный язык и национальное просвещение. Наш национальный язык — это иврит. В нашей стране, в Эрец-Исраэль, в школах, которые мы в этой стране откроем, мы должны сделать его языком обучения... Возрождение языка станет началом возрождения народа...
Как мы, евреи, не можем стать живым народом, не возвратясь в страну отцов, так мы не можем стать живым народом, не возвратясь к языку отцов и не пользуясь им. Не только как книжным, но именно в устной речи, в большом и малом... во всех житейских занятиях, как все народы пользуются каждый своим языком».
Вряд ли можно сказать, что нам, украинцам, тут нечему поучиться. Ведь Украина никогда не станет полноценным государством без доминирования украинского языка и культуры, ибо доминирование другого языка и культуры превращает Украину в культурную провинцию иной страны. Но нам легче, ибо украинцы не прекращали говорить на родном языке, никогда украинский язык не был мертвым. А ведь израильским патриотам еще пришлось пережить внутреннюю «языковую войну» между сторонниками иврита и сторонниками идиш. Идиш был родным языком миллионов «ашкенази» — европейских евреев. И чтобы перейти с языка индоеврейской лингвистической семьи на язык, принадлежащий к семитской семье, надо было приложить немалые усилия.
Даже великий еврейский поэт Хаим-Нахман Бялик отмечал, что «на иврите надо говорить, а идиш льется сам». И тем не менее, это фундаментальное национальное усилие свершилось и ныне иврит — живой язык миллионов израильских граждан. Но и за это нужно было бороться. Студент из России Альтерман, владевший многими языками, вступив на землю Эрец-Исраэль, дал себе два обета: не покидать более земли предков и говорить только на иврите. Вот что с ним далее произошло:
«Сначала я отправился в Петах-Тикву, но не найдя там работы, пошел в Ришон-ле-Цион на винодельный завод. Среди его руководителей были люди, знавшие моего отца и слышавшие обо мне.
Они стали спрашивать:
— Ты знаешь французский?
— Нет, — ответил я.
— Какие языки ты знаешь?
— Иврит.
— Ты образованный человек?
— Нет, — ответил я.
— Какую должность ты хочешь получить?
— Я хочу быть рабочим.
Они посмотрели на меня с презрением и послали на черную работу. Директор и надсмотрщик не переставали посмеиваться надо мной.
Однажды надсмотрщик потребовал, чтобы я перелил вино из одной бочки в другую. Он стоял подле меня и давал мне указания на идише:
— Открой кран!
— Что? Что ты говоришь? — переспросил я на иврите.
Он подошел и открыл кран сам. Потом стал кричать, конечно, на идише:
— Закрой кран!
— Что? Что ты сказал?
— Закрой кран сейчас же! — заорал он снова на идише.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — продолжал я выражать свое недоумение на иврите.
А вино все льется и льется... Надсмотрщик начал выходить из себя.
— Закрой кран, идиот, и убирайся отсюда сейчас же! — эти слова он кричал уже на иврите.
— Теперь я понял, что ты хотел сказать, — спокойно ответил я.
В тот же день меня выгнали с работы, но я знал — победа осталась за мной!».
То качество, которое проявил студент Альтерман, социолингвисты называют «языковая стойкость». То есть речь идет о способности человека и целого народа упорно сохранять свой язык, когда им жестко навязывается другой. Между прочим, в 80—90-тые годы прошлого века некоторые новоприбывшие в Израиль из бывшего СССР репатрианты серьезно обсуждали вопрос об объявлении еще одним государственным языком (кроме иврита и арабского) русского. Но люди, своими руками создавшие Израиль, и их потомки не сочли нужным реагировать на такие претензии. А новые граждане, кто лучше, кто хуже, в конце концов выучили иврит.
Посмотрим на нашу ситуацию. По итогам всеукраинской переписи населения 2001 года почти 80% жителей Киева составляют этнические украинцы. Но часто ли мы можем услышать на улицах и площадях столицы Украины украинскую речь? Кто не дает, кто запрещает? «Воріженьки» «воріженьками», но надо посмотреть и на себя, любимых. Кроме объективных причин политического, культурного, правового, информационного характера мешают субъективные пороки: лень, безответственность, равнодушие к судьбе своего народа, непонимание и нежелание понимать, что язык является феноменально важным фактором бытия нации. Разумеется, многим вчерашним выходцам из села, забывшим родной язык, нужно теперь напрягаться, чтобы его вспомнить. Но ведь на этом языке говорили мать, отец, дед, бабушка, да и сам нынешний киевлянин в детстве. А ведь евреям в Израиле пришлось вспомнить совершенно неведомый многим из них язык, на котором не говорил никто из их предков на протяжении многих веков! В одной интересной книжке, предназначенной для потенциальных граждан Мединат Исраэль, рассказывается следующее: «В 1893 году в Эрец Исраэль приехал Ахад-ха-Ам (выдающийся деятель еврейской культуры. — Авт.). Он сурово раскритиковал учителей, старавшихся учить детей на иврите: их язык до того убог, что и учителя, и ученики производят впечатление заик, совершенно не способных выразить себя. Но учителя не опускали рук. Они продолжали «заикаться» на иврите и изобретать слова и новые выражения, они переводили учебники с иностранных языков, они составляли письменные разработки уроков и пользовались ими вместо учебников».
Когда Ахад-ха-Ам снова приехал в Землю обетованную уже в 1912 году, он был поражен колоссальным прогрессом обучения на иврите и сказал: «В стране действительно совершилась революция, и еврейские учителя победили». Он сказал еще, что «вера творит чудеса».
А нам в Украине нужно понять, что есть вещи, которые не сделает ни правительство, ни парламент, ни любая власть. Это может сделать только сам народ: я, ты, он, она... И начинать надо с себя. Каждому. Говорить в Украине по-украински — это не самая большая жертва во имя своей Родины. Это то малое, что при желании может сделать каждый, кто любит Украину.
Израильский опыт, опыт народа, который в ХХ веке обрел государственность на 43 года раньше, чем мы, может многому нас научить. В том числе и главному: успеха добивается только тот народ, который готов бороться и побеждать, готов приносить жертвы во имя своей цели, который верит в свою цель, ибо вера воистину творит чудеса.
А ведь нам еще придется побороться за действительно украинское и действительно независимое государство. И в этом деле без кровавых мозолей на руках и душах не обойтись, ибо государства «тишком-нишком» не создаются.
