На последнем рубеже обороны украинскую демократию отстояли пять миллионов избирателей западных областей и Киева, оттеснив в состояние фантома идею коммунизма. Но за нее (или против властей) голосовала половина избирателей остальных областей. Схожая ситуация в России, где у коммунистов большинство в парламенте, а в Беларуси и несколько раньше в Болгарии их реванш состоялся. Видимо, манифест Маркса о бродящем по Европе призраке коммунизме актуален для нас и сегодня.
Невольно напрашиваются вопросы. По каким причинам народы бывшего СССР никак не могут расстаться с абсурдной теорией (отвергнутой Европой 150 лет назад), породившей войны, концлагеря, неэффективную плановую экономику, ведущую к застою, архаичную командно-административную систему? Почему в Литве, Польше, США и Англии выборы — это соревнование двух партий за право указывать путь вперед, а в Украине — балансирование на грани падения из плохого настоящего в еще худшее прошлое? Как случилось, что, казалось бы, более отсталые Киргизия и Грузия устранили угрозу реванша коммунистов и опередили Украину на пути в демократическое общество?
Попробуем отыскать ответы в истоках коммунизма.
СТАРЫЙ СТРОЙ В НОВОМ ОБЛИЧИИ
В любом обществе откровенные ретрограды просто противятся любым переменам, однако большинство (по сути, тоже консервативное) хочет изменений к лучшему, но так, чтобы новое было похоже на привычное старое. Маркс и Ленин выполнили социальный заказ этой части общества. Их новый общественный строй — возврат к монократической власти, аналогично феодализму и рабовладельчеству. Возникшие в Европе в средние века, а в России на рубеже ХХ века зачатки более прогрессивной поликратической власти коммунисты отмели. В заимствованных у социалистов-утопистов, написанных в форме благих пожеланий трудах Маркса и Энгельса это лишь подразумевалось. Но Ленин уже четко формулировал, что строй, предлагаемый как новый, — это тоталитаризм, и «диктатура пролетариата» с «абсолютной, ничем не ограниченной властью советов» — монократическая власть чиновников, контролирующих эти советы. Сталин воплотил это в форме жестокой, но с исторической точки зрения неэффективной империи.
Капитализм, пришедший в Европу после средних веков, а в Россию — на рубеже ХХ века, не сразу показал свои преимущества. Нужно было время, чтоб технический прогресс сделал жизнь народов комфортной. Сейчас уже никто в Европе не хочет иного, и даже в наиболее бедной ее восточной части принесенный на советских штыках социализм при первой же возможности был единодушно отвергнут. Но в ХIХ веке консервативное большинство еще жалело о «добром старом» феодализме.
Марксизм возник в Европе, а ленинизм — в России при «диком» капитализме, когда эксплуатацию перестал смягчать патернализм феодальных отношений в селах и в городских цехах ремесленников. Ухудшение жизни ассоциировалось с возникшим классом буржуазии. Люди любят простые рецепты решения сложных проблем, и им понравилась примитивная идея Маркса — этот класс надо просто уничтожить. Поскольку подлежащие уничтожению не только владели заводами, но и выполняли нужную работу управления производством, Маркс рекомендовал рабочим выполнять ее самим, как это делалось раньше у ремесленников.
Заодно он рекомендовал им взять на себя и руководство государством (Ленин конкретизировал это в абсурдном лозунге, что управлять государством может любая кухарка). Известно, что такая мысль у Маркса возникла, когда он впервые увидел паровоз. Кабинетного ученого поразил рабочий, уверенно управлявший изрыгающим огонь и пар чудовищем, везущим много вагонов. Он решил, что способные управлять такими сложными машинами люди справятся с управлением и заводов, и государством.
Но первая же практическая проверка показала несостоятельность этой теории. Попытки членов рабочих комиссий Парижской коммуны управлять городским хозяйством и жизнью города в свободное от работы время привели к хаосу и завершились поражением коммуны. Учтя это, Ленин, выходец из чиновников, внес в марксизм принципиальное исправление, еще более приблизившее новый строй к феодализму. Образцом системы управления он посчитал департаменты послепетровской России. По Ленину, руководить заводами и государством должны не рабочие, а от их имени «слуги народа» — чиновники. Контролировать директоров тоже должны не рабочие, через советы (Ленин на заводах их отвергал), а правящая партия, состоящая преимущественно из тех же чиновников. Всевластие чиновников определило сущность коммунизма, когда их много, они составляют значительную часть общества, и они бедны и зависимы.
А чтобы марксизм был доступен неграмотным массам, основатели придали ему форму своеобразной религии с богами и раем. Но в отличие от традиционных религий, обожествлялись вожди, а рай (коммунизм) отделяло от жизни не пространство, а время. И по популярности это учение намного превзошло сходные теории анархо-синдикализма Бакунина и национал-социализма Муссолини и Гитлера.
УСЛОВИЯ ПРИХОДА КОММУНИСТОВ К ВЛАСТИ
Народам присущ не только консерватизм, но и здравый смысл. Марксизм был популярен в романских странах, Восточной Европе, части Азии, но почти нигде коммунисты не смогли прийти к власти законно, путем выборов. И насильственно они брали власть на волне протестов, после поражений в войнах, при разрухе, голоде, падении уровня жизни. Это было необходимым условием их прихода к власти.
Но еще непременными условиями были (присущие всем тоталитарным тиранам) решительность, отсутствие боязни ответственности и жажда власти их лидеров — Ленина, Мао, Кастро и других. Парадокс психологии заключался в том, что чем более жесток и безрассуден был правитель, тем больший авторитет он имел. В истории России титул «великих» получали лишь цари-тираны, убившие тысячи людей, включая близких родственников (Иван и Петр убили сыновей, Екатерина — мужа). Преобразования, которые они осуществляли, почти всегда были движением вспять, поскольку подавление инициативы масс тормозило рост производительных сил. В то же время убитый предшественниками коммунистов действительно великий реформатор Александр II, покончивший с вековым рабством, этого титула не получил.
За последние годы разруха, безработица, ухудшение условий жизни, обусловленные переходом к рыночной экономике и просчетами властей, вызывали, хотя и в разной мере, протест во всех посткоммунистических странах. В Беларуси восстановление монократии власти под лозунгом борьбы с коррупцией удачно провел обладавший личными качествами тоталитарного лидера «бацька».
РОССИЙСКИЙ СЦЕНАРИЙ ПРЕЗИДЕНТСКИХ ВЫБОРОВ У НАС СРАБОТАЛ
Несмотря на разруху и безработицу, украинские левые в этом году не имели реальных шансов прийти к власти. У Симоненко не было харизмы Лукашенко, а Украина с ее промышленными центрами и отвергающей коммунизм западной частью — не сельская, верящая в популистские лозунги Беларусь. За несколько дней до выборов коммунист пытался на ходу изменить свое обличье на социал-демократическое, говоря о (возникшей у него, видимо, внезапно) любви к рыночной экономике. Но это настолько противоречило партийной программе и расходилось с прежними высказываниями, что избиратели этому не поверили.
Однако при объявлении результатов выборов он не выглядел расстроенным. Видимо, полученное число голосов превысило то, на что он рассчитывал. Но главное — пост Президента предполагает воплощение в жизнь реальной программы выхода из кризиса, которой у коммунистов просто нет. Продолжать нынешнюю экономическую политику балансирования между госзаказом (тем же планом) и рынком, переделив собственность в пользу своих сторонников, бесперспективно. Но еще менее перспективно пытаться вернуть, как Беларусь, плановую экономику. В обоих случаях коммунистов в скором времени ожидал бы такой же крах, как и их болгарских коллег. Поэтому сохранение статуса самой массовой оппозиционной партии было «синицей в руках».
Нынешние коммунистические лидеры — это в основном бывшие комсомольские деятели и второразрядные партийные функционеры (вторые секретари). Их старших товарищей, пребывающих сейчас у власти, вариант сохранения сильной коммунистической оппозиции тоже вполне устраивает, и они делают все, чтобы поддержать коммунистов, но не настолько, чтобы те могли реально претендовать на власть. Для властей более опасны не они, а реальная правая оппозиция.
Поэтому испытанный российский вариант президентских выборов с запугиванием избирателя призраком коммунизма был успешно претворен в жизнь и сработал. Здравый смысл большинства электората превысил протестные настроения, и из предложенных двух зол избиратели, как и ожидали власти, предпочли меньшее. Выбор между олигархическим государством, которое может со временем быть преобразовано в демократическое, и откровенным тоталитаризмом был в пользу первого.
Могли ли быть результаты выборов иными? Недовольство нынешним режимом было к моменту выборов большим. В принципе, мог победить авторитетный центристский или правый претендент (например, Марчук), объединив большую часть оппозиции. В союз с ним могли войти и левые лидеры при условии отказа от наиболее одиозных на рубеже ХХI века марксистских догм. Создание «каневской четверки» внушило определенные надежды, но в последние дни перед первым туром выборов ее левые участники недооценили здравый смысл избирателей и вновь сделали ставку на популистские обещания и на критику властей.
ВИДЕН ЛИ СВЕТ В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ?
При формальном подходе к результатам выборов 1999 года их следовало бы оценить как шаг Украины назад, как торжество приверженцев тоталитаризма и поражение сторонников демократии. Впервые после 1991 года на высший пост претендовал коммунист, и он получил в целом более 1/3, а в сельских районах восточных областей — более половины всех голосов избирателей. Большинство в стране голосовало за сохранение на пять лет нынешней системы власти, далекой от демократии. А демократы, персонифицированные в глазах избирателей в лице Е.Марчука и лидеров Руха, собрали 1/8 общего числа голосов. Видимо, это голосование отражает нынешние взгляды нашего консервативного общества, где, как отмечалось выше, наиболее активная часть — чиновники. Но проявились и новые тенденции, которые позволяют оценивать ситуацию более оптимистично.
Победа во Второй мировой, а затем в «холодной» войне государств, обеспечивших за счет поликратической формы правления динамичное развитие, обусловила крах коммунистической системы и изменила мировой порядок.
Западные страны не только показывают пример обеспечения высокого уровня жизни своих граждан, но и финансово стимулируют распространение своей модели общественного и государственного строя в мире, включая его посткоммунистическую часть. Но для консервативного большинства обществ и правящих элит других стран эта модель слишком непривычна. Попытки, приняв рыночную экономику и сходную с демократией форму государственного строя, по возможности сохранить привычные, оставшиеся от тоталитарного прошлого построения привели к появлению иных моделей, переходных от тоталитаризма к демократии.
Каждая страна имеет свои особенности, но по общим признакам выделяют пять переходных моделей. Это восточно- азиатская (Япония и «азиатские тигры»), нефтедобывающих стран, латиноамериканская, афро-азиатская и постсоветская. Две первые обеспечили стабильное развитие экономики, положительный баланс внешней торговли, высокий уровень жизни и политическую стабильность. Восточная Азия этого достигла за счет дисциплинированности и трудолюбия народов и традиционного патернализма бывших феодалов, ставших бизнесменами, нефтедобывающие страны — за счет природных ресурсов.
Все переходные модели отличаются от западной тем, что им, хотя и в разной мере, присущи олигархии — срастание бизнеса с государственным аппаратом, наделение государства функцией руководства экономикой и использование его правящей элитой для обогащения.
Беда не только в том, что по степени коррумпированности постсоветские страны находятся «впереди планеты всей». Беда в неэффективности государственного руководства экономикой и в том, что общество с этим свыклось. И эти коррумпированность и неэффективность государственного руководства делают, несмотря на высокое развитие производительных сил и квалификацию рабочей силы, постсоветскую модель еще более далекой от западной, чем, скажем, латиноамериканская.
С одной стороны, опасность коммунистического реванша (с неизбежным обесцениванием денег, угрозой экспроприации и передела собственности), с другой — неэффективность нынешнего государственного управления способствуют коррупции государственного аппарата и толкают бизнесменов на вывоз капитала из постсоветских стран. То, что такая угроза по меньшей мере на пять лет отодвинута, вселяет определенную надежду на реформирование управления и, следовательно, улучшение экономической ситуации.
Прогрессивной для Украины тенденцией является неминуемое охлаждение союзнических отношений между властями и коммунистами. Нынешний Президент первый раз пришел к власти при поддержке коммунистов, и, видимо, это в значительной мере определяло его пассивность при проведении реформ. Сейчас положение иное. Хотя он совместно с коммунистами разыграл требуемый сценарий выборов, но они публично выступили конкурентами. Президента поддержали сторонники западной модели развития, и это накладывает на него определенные обязательства, которые каждый политик, не желающий потерять лицо, должен выполнять. Назначение Марчука и кадровые замены в администрации являются свидетельствами того, что Леонид Кучма это понимает и предпринимает соответствующие шаги. Это внушает определенный оптимизм.
Но наибольшее значение имеют перемены в обществе и неуклонное, хотя и медленное, изменение взглядов его большинства. Выборы показали, что молодежь сейчас не столь политически пассивна, как ранее. Политизируются бизнесмены и мелкие торговцы, начинающие понимать, что никто, кроме созданных ими организаций, не защитит их от произвола чиновников. Вследствие этого начинается постепенное воссоздание гражданского общества, уничтоженного за годы коммунистического правления, без чего западная модель невозможна.
С учетом этих тенденций следует надеяться, что в независимой Украине ХХI века, как в Европе ХIХ, исчезнет угроза материализации призрака коммунизма.
