Мое видение истоков и содержания политического кризиса несколько отличается от высказываний в СМИ, в том числе — точек зрения участников круглого стола в редакции «Дня» («О «бесах революции«», «День» за 23 сентября этого года) Предлагаю посмотреть на события сквозь призму основного конфликта переходного общества — между остаточными явлениями коммунизма и новым утверждающимся демократическим обществом.
ЛОГИКА КОНФЛИКТА
Раньше я уже рассматривал оранжевую революцию как переломный момент, связанный с завершением постсоветского этапа переходного периода, вхождением общества в его конечную предцивилизационную (название условное — А.Г.) стадию. Принципиально значимым в этом было и то, что именно Майдан продемонстрировал высокий ресурсный потенциал украинского общества, стал его олицетворением и этим самим определил уровень требований революции к политикам, которых привел к власти. Однако политики, получившие от Майдана власть, оказались далеко не во всем на уровне его высоких требований и идеалов.
Я никоим образом не собираюсь умалять значимость позитивных моментов, имевших место. Однако вынужден констатировать и противоречия. Мне казалось раньше, что оранжевая революция по своей сути знаменовала преодоление остаточных явлений коммунистического прошлого, что она поставила окончательную точку в этом вопросе, стала признаком выхода общества на принципиально новое качество трансформационных преобразований. Но новая власть при всей своей показательной активности так и не ставала властью существенного углубления системных (в т.ч. рыночных) реформ, перед осуществлением которых по разным причинам остановилось общество, предыдущая власть. Более того, проводившаяся политика во многих принципиальных аспектах оказалась противоположной логике соответствующих преобразований. В действительности она стала политикой не углубления трансформационного прогресса, а его реверса, политикой с четкими признаками левого прокоммунистического реванша. Политологи называют это предательством Майдана. Об этом много говорилось в масс-медиа и до сентябрьского кризиса. Соответствующую обеспокоенность высказывала и зарубежная общественность.
Не хотел бы быть категоричным, однако в моем понимании политика возврата назад — это попытка фактической реанимации давно обанкротившихся принципов необольшевизма, которые, как оказывается, исповедуются не только теми, кто участвует в митингах под красными знаменами, но и теми, кто отдает преимущество оранжевой символике. Речь идет о воссоздании до боли знакомого с нашей собственной истории принципа преобладания политики над экономикой; пренебрежение законностью; попытке в спешке утвердить партию власти как «авангардную силу общества»; реанимацию номенклатурного принципа кадровой политики за счет партийных преференций; публичные запугивания как основу достижения политических целей, формирование образа врага и осуществления на этом основании перманентных «чисток» госаппарата, использование улицы для достижения соответствующих результатов и прочее.
В сфере экономики — адекватные подходы: воссоздание обанкротившихся принципов государственного патернализма и сугубо популистские попытки построить социальное государство в стране с пока что недостаточно развитой экономикой; апологетика государственной собственности и ее искусственное противопоставление крупному (национальному) капиталу, политическое понижение последнего; реанимация ручных методов управления экономическими процессами и попытки демонтажа рыночных принципов ценообразования и тому подобное. Хаос и макроэкономическая разбалансированность, в которых оказалась украинская экономика, реальные угрозы ее вхождения в опасную фазу стагнации объясняются этими факторами. Экономика — чрезвычайно чувствительный механизм, и другой реакции быть не могло. Учитывая это, именно экономика стала едва ли не наиболее весомым детонатором политического кризиса, о котором идет речь.
ПРОТИВОРЕЧИЯ ПРЕЗИДЕНТСТВА
Было бы неоправданной ошибкой, оценивая истоки кризиса, оставить за кадром принципиальные противоречия института президентской власти. По моему убеждению, они намного шире, чем те, которые связаны с «непониманиями» в ближайшем окружении Президента. Признаем: система президентской власти, призвана быть авангардом трансформационных процессов и системных реформ, пока что остается едва ли не самым большим их тормозом. Она не успевает за стремительным развитием событий, крутится на одном месте, «машет крыльями» без необходимой отдачи. Это проявляется не только в противоречивых попытках реорганизации функциональных структур аппарата Президента — его секретариата, СНБО и других подразделений, в низкой эффективности координационных действий в отношении правительства и парламента, но и в растущей девальвации президентского влияния на управленческие процессы в общем, в несостоятельности реализовать главную функцию президентской власти — функцию интеграции общества. Один из высокопоставленных чиновников президентского секретариата в частной беседе мне рассказывал о своем глубоком разочаровании по поводу невозможности реализовать свой потенциал. По его наблюдениям, даже Президент ощущает свое бессилие. Он действует таким образом, словно кричит в телефонную трубку, а на другом конце —молчание...
Наиболее ощутимая пробуксовка машины подготовки и принятия политических решений. Они страдают отсутствием достаточной обоснованности, часто опаздывают, а поэтому — должным образом не реализуют свое принципиальное назначение. Это же можно сказать и о несостоятельности президентской власти сформировать определяющие идеологические основы, которые бы не только обосновывали стратегические перспективы общественного прогресса, но и служили цементирующей базой формирования правящего класса, его консолидации. События последнего месяца доказали, насколько это является значимым для переходного общества с его многообразием парадигм развития. Собственно, «раскол» в верхних эшелонах власти произошел, как мне кажется, именно на этой основе.
В то же время речь идет и о более широком аспекте затронутой проблемы: сформированный еще на предыдущем этапе реформ мировоззренческий вакуум все больше углубляется. Понятно, что в такой ситуации о сознательном и активном участии каждого гражданина в государственно-созидательном процессе, как это вытекало из логики Майдана, не могло быть и речи. У логики противоречий «Майдан — власть» есть и соответствующий подтекст. И в этом вопросе сработал принцип антимайдана. По словам Конфуция, «если рушится система мышления, то рушится и порядок». Создается впечатление, что президентская власть даже не ощущает опасности именно этой ситуации, — начала рушится система мышления. Ситуация, которая фактически сформировалась, воспроизводит элементы горбачевской «перестройки»: сначала все ей аплодировали, а потом начали формироваться стойкие разочарования. Политический кризис стал апогеем таких разочарований.
ЭЛИТАРНЫЙ КРИЗИС
Есть основания констатировать наличие еще одной коллизии: политический кризис отображает элитарный кризис. Необходимо понять специфику украинской политической элиты, соперничество между различными группами, приобретающее все большую остроту не только в связи с приближением очередных парламентских выборов, но и, в первую очередь, — с реализацией основных положений конституционной реформы, изменением на этом основании конфигурации власти. На первый взгляд, на поверхности политических процессов разворачиваются достаточно ординарные баталии различных элитарных формирований — тех, которые сформировались внутри власти, и тех, что ее потеряли. Однако на более глубоком уровне анализа оказывается, что действующие элитарные группировки фактически сотрудничают между собой. Их политическое соперничество — это не соперничество между теми, кто фактически поддерживает консервацию существующего состояния общества, и теми, кто стремится двигаться вперед, за его пределы. Речь идет о соперничестве генетически однородных элит в пределах сформированной парадигмы развития.
За громкой атрибутикой внешних противостояний прослеживается заинтересованность различных элитарных групп не в преодолении, а наоборот — в сохранении переходного состояния украинского общества с его неотъемлемыми признаками — псевдодемократизмом и отсутствием дееспособных механизмов гражданского общества, несформированностью отношений собственности и возможностью ее перманентного перераспределения, макроэкономической нестабильностью и тому подобное. Речь идет о консервации ситуации, на основе которой сформировались практически все слои нынешнего политического бомонда, независимо от того, находились ли они у власти, были ли к ней в оппозиции, в т.ч. и те, которые выступали как «спикеры» Майдана. Такая консервация далеко не для всех является проигрышной. Особую пикантность придает и то, что идеологами Майдана выступали те же обанкротившиеся «комсомольские лидеры», которые ни в какие времена не были последовательны в своих политических симпатиях. Для них сверх всего было и остается достижение реванша относительно бывшей партноменклатуры, которая смогла занять доминирующие позиции в сфере не только властных институций, но и в накоплении капитала. Процесс элитаризации политической элиты и формирования на этом основании новой «третьей» силы, которая бы могла стать реально заинтересованным субъектом ускорения переходного транзита, действительного вывода общества на более высокое качество развития, еще только начался.
Проблема качества политической элиты — это всегда проблема дееспособности государства. «Все будет зависеть от того, — как писал наш великий соотечественник В. Липинский, — способны ли мы будем создать украинскую правящую элиту». И хотя эти слова датированы 1926 г., проблема, о которой речь идет, полностью сохраняет свою остроту и сегодня.
Перечень глубинных внутренних противоречий, характеризующих нынешний политический кризис, можно продолжить. Однако кризис, при всем его трагизме, — это еще не коллапс. Он несет в себе, кроме негатива, и весомый конструктивный потенциал, который мы должны реализовать. Следовательно, для Украины очень важно взвешенное научное предвидение и оценки всего того, что касается, с одной стороны, принципов преодоления этого кризиса, а с другой — логики послекризисного развития.
В связи с этим хочу обратить внимание и на такую проблему. Как известно, оранжевая революция в значительной степени состоялась благодаря харизме ее лидеров. Так бывает всегда. Однако существует закономерность, которую еще в начале прошлого века обосновал Макс Вебер. Ее суть сводится к понятному: харизма, какую бы важную роль она не играла в революционной ситуации, является, в основном, переходным явлением; она в конце концов уступает будничным реалиям жизни. Это важно учитывать участникам новых предвыборных гонок. В отличие от неосмысленного восприятия политических лозунгов, уже давно начался естественной процесс активного осмысления мировоззренческих ценностей, которые отстаивает та или другая политическая сила. Поэтому ошибаются те, кто утверждает, что и на нынешних выборах люди будут отдавать предпочтение не мировоззренческим (программным) ценностям и идеалам, а, как и раньше, публичности отдельных политиков. Происходящее на политическом олимпе сегодня не может не стать поучительным уроком для общества. Думать по-другому — означает допустить политическую ошибку.
