Многие политики и ученые склонны считать трагические события 11 сентября 2001 г. началом «новой эпохи» в развитии современных глобальных процессов. Указанные события имеют разноплановые измерения. Не вызывает сомнений основной тезис о консолидации мирового сообщества в борьбе с самым опасным преступлением против человечества — с международным терроризмом. Украина с первых дней трагедии четко определила свои позиции, присоединив не только моральный, но и в необходимых объемах материальный потенциал своей страны к широкой антитеррористической коалиции государств, объединившихся в борьбе с этими позорными действиями. Естественно и то, что искоренение глобальных террористических организаций, представляющих угрозу США, стало стержнем американской стратегии. Этому приоритету подчинена экономическая, гуманитарная, внешняя и военная политика Вашингтона. Вторым приоритетом американской политики объявлена борьба против так называемой оси зла, в состав которой включены не безликие террористы, а так называемые государства-изгои — Иран, Ирак и Северная Корея.
Однако мы ничего не поймем в современном мировом процессе, если поставим точку только на названных выше констатациях. Мы допустим ошибку и тогда, если будем ограничивать свой анализ только отличиями политики новой администрации Белого дома, хотя не только в политике США, но и других стран, субъективный фактор (личная позиция лидеров государства) всегда играет важную роль. Тем более, что отличия в идеологических и политических взглядах демократов и республиканцев всегда были и остаются сейчас принципиальными. Как отмечает директор Института США и Канады Российской Академии наук С. Рогов, умеренно-либеральные демократы, находившиеся у власти в США при администрации Б. Клинтона, пытались консолидировать результаты победы в «холодной войне» и оформить американское лидерство в глобальном масштабе, в первую очередь, невоенными средствами.
Новое руководство США отвергло ставку на многосторонние действия. С точки зрения республиканцев, для обеспечения американского лидерства не нужна опора на международный консенсус. Администрация Буша- младшего после прихода к власти провозгласила курс на единоличные действия: США будут действовать вместе с союзниками там, где это возможно: но готовы действовать самостоятельно там, где в этом возникнет необходимость. «Подобная позиция, — подчеркивает С. Рогов, — исходит из того, что у американских союзников нет альтернативы — они будут вынуждены поддерживать Соединенные Штаты, потому что не в состоянии действовать самостоятельно, тем более — вопреки Вашингтону» (Независимая газета. — 2001, 3 апреля).
Эту позицию конкретизирует В. Кременюк. «Если раньше, — пишет он, — на переднем плане внешней политики Америки находились понятия «свободный мир», «Запад» как система ценностей, как дружественная и однородная группа стран, в которой США были первыми среди равных, а остальной мир представлял собой круг «неприемлемых режимов» и возможных друзей, то теперь все представляется иначе: с одной стороны, США как лидер, как сверхдержава, а с другой — все остальные: друзья, союзники, партнеры, бывшие враги и тому подобное. В действительности США совершили своеобразную националистическую революцию в сфере внешней политики, резко усилив приоритет собственных национальных интересов, интересов своей страны, а не возглавляемой ей системы» (Независимая газета. — 2002, 17 мая).
Что стоит за такими действиями? Можно ли их считать усилением единоличного лидерства Америки? Убежден, что ответ на этот принципиальный вопрос не может быть положительным. Многие аналитики склонны рассматривать новые акценты политики Белого дома, в частности ощутимое усиление наступательной жесткости внешнеполитического курса США, как явление, детерминируемое противоположным — объективным обострением противоречий, связанных, в первую очередь, с соответствующей гегемонией. Я полностью разделяю указанную точку зрения. Речь идет не просто о обострении, а скорее о кризисе однополярности, об утверждении тенденции, направленной на глубокую перестройку действующей международной системы, о движении от однополярной геополитической среды к многополярным мировым отношениям за счет укрепления позиций, в первую очередь, ЕС и Китая, и в то же время о соответствующей реакции на эти процессы Вашингтона, который, разумеется, не может не реагировать на эти явления.
Кризис однополярности имеет несколько измерений. Он не ограничивается только проблемой неравенства, сложным комплексом отношений между богатыми и бедными странами так называемой периферийной зоны. Названная проблема не ограничивается и конфликтом цивилизаций или противоречиями, которые формируются на религиозной почве. Я не считаю названные проблемы второстепенными. Запад и, в первую очередь, США как страна, которая фактически сочетает в себе функции мирового лидера на протяжении длительного времени, не смогли определиться в этих проблемах. Но нужно обязательно видеть и другое, учитывать по крайней мере еще две принципиальных позиции. Речь идет, во- первых, о качественно новых аспектах видимых, а в значительной своей части пока что невидимых противоречий во взаимоотношениях развитых стран Запада. США не демонстрируют готовность поступиться своими позициями в процессе реализации тенденции, связанной с движением сначала от двухполярного к однополярному и далее — к многополярному миру. Речь идет об все более проявляющейся объективной закономерности, которую никому, в частности и такой мощной стране как США, остановить не удастся. Доказательством этого является экономическая статистика, указывающая на то, что в долгосрочном измерении доля Америки в мировой экономике сокращается. Сегодня эта доля приближается к 20%, тогда как после Второй мировой войны — больше трети, а в конце пятидесятых годов — 27%. Сегодня доля ЕС сравнялась с долей США. И абсолютно новое явление, что совокупная доля Китая, Индии и России также приближается к 20%, хотя речь идет об интеграционно разрозненных странах.
В этом же контексте следует, во-вторых, учитывать обострение экономической ситуации в США в последние два года. Это угрожает главному — экономической гегемонии Америки. И в этом вопросе действия американской администрации аналогичны — сегодня наблюдается решительное неприятие Вашингтоном даже намеков на возможность ослабления (относительного) своего экономического потенциала. Между тем ситуация в экономике США остается непростой. США прошли восходящую точку наиболее длительного в послевоенный период циклического подъема экономики, имевшего место в 90-е годы. Соответствующий подъем далеко не во всем был закономерен. Его основой было неестественное даже для мирового лидера разворачивание фиктивного капитала. Общая доля «реальных» инвестиций, осуществляемых в 90-е годы (2,5—3,0% от ВВП), фактически обслуживала фиктивный «финансовый пузырь». Разбухание котировок на фондовом рынке США принесло американским инвесторам только в 1999 г. $5,5 трлн. (МЗ и МО. — 2002. — № 1. — С.4). Это привело к сверхвысокой переоценке (не менее чем в два—три раза) американского фондового рынка, в первую очередь, в отраслях «новой экономики» с одновременным ощутимым снижением прибыльности капитала, функционирующего в производственной сфере. Банкротства наиболее в прошлом респектабельных корпораций высокотехнологической сферы «Адельфия», «Энрон», «Квест», «Уорлдком», а также наиболее мощных авиакомпаний, зафиксированные в последние месяцы текущего года, являются наглядной иллюстрацией этого процесса.
Особенно уязвимой стороной является причастность указанных фирм к коррупции, в частности корпорация «Энрон» была во время президентских выборов в числе главных спонсоров Республиканской партии и самого Дж. Буша. Масштабы американской тенизации несопоставимы с украинскими. Темные операции только «Уорлдкома» оценивают в $3,6 млрд. Привлекает внимание и сотрудничество в этих вопросах с соответствующими корпорациями ведущих по мировым рейтингам американских банков, в частности «Дж.П.Морган» и «Ситибэнк», а также с известной аудиторской фирмой «Артур Андерсен», которая работает и на украинском рынке. Следует называть вещи своими именами: речь идет о связанной с деятельностью фиктивного капитала виртуально-теневой экономике, которая действует как самовоспроизводящаяся система и чем дальше, тем больше вытесняет производительный тип экономических связей, приводит к хроническому спаду их эффективности. Как следствие, фиктивная капитализация американской экономики достигла таких размеров, что для многих бизнес-структур вхождение в русло нормальной (производительной) предпринимательской деятельности классического образца становится все более невозможным. Для лидера мировой экономики, претендующего на роль, в первую очередь, морального наставника мирового сообщества, это особенно некстати. Это в то же время и девальвация инвестиционной привлекательности американской экономики, что в перспективе может иметь чрезвычайно серьезные последствия.
Другая негативная тенденция экономики США связана с бюджетной сферой. Одним из источников привлекательности американской экономики в 90-е годы была сбалансированность государственных финансов и стабильная устойчивость доллара. Сегодня и здесь наметились обратные процессы. Согласно американской статистике, профицит федерального бюджета США в 1998 г. составлял $69,2 млрд., 1999 г. — 125,5 млрд., 2000 г. — 236,4 млрд., 2001 г. — $127,1 млрд. Ситуация изменилась в 2002 г. По предварительным оценкам, бюджетный дефицит текущего года составит $106,2 млрд., а в 2003 г. — $80,2 млрд. (Есоnоmiс Rероrt оf thе Рresident. — 2002. — Р.413).
Обеспокоенность экспертов вызывают и такие обстоятельства. Первое из них — рост федерального долга: в 1985 г. — $2868,0 млрд., 1995 г. — 4921,0 млрд., 2000 г. — 5629,0 млрд., 2002 г. — (по предварительным оценкам) — 6137 млрд., в 2003 г. — $6525,9 млрд. (іbіd).
Другая негативная тенденция касается социальной сферы. Речь идет о растущем углублении дифференциации доходов населения, приближении разрыва в доходах к критической границе. 90-е годы экономического роста не содействовали уменьшению остроты этой наиболее уязвимой стороны американского общества. Это также ставит под сомнение перспективы устойчивого развития американской экономики.
Администрация Дж.Буша предпринимает довольно радикальные меры, чтобы как можно скорее исправить указанные процессы. Их цель — любой ценой не только сохранить, но и укрепить положение США как единственной сверхдержавы, не имеющей себе равных по своему экономическому и военному потенциалам. Если говорить о мерах стратегического порядка, то они касаются следующего:
— проведение наиболее ощутимого в американской истории снижения налогов; принятие довольно радикальных мер, направленных на детенизацию американской экономики, реализации которых должен служить принятый в июле 2002 г. конгрессом США закон о честном бизнесе;
— стимулирование американского экспорта на основе снижения курса доллара, фактической целью которого является попытка Вашингтона решить, в первую очередь, финансовые проблемы американской экономики за счет других государств;
— стимулирование экономики на основе растущих военных расходов, которые, по предварительным оценкам, должны вырасти с $260 млрд. в 1998 г. до 350 млрд. — в 2002 и $400 млрд. — в 2003 г.;
— стимулирование научно-технического прогресса через программу ПРО, на которую американцы намерены израсходовать в течение 10 лет $500 млрд. Этот проект имеет не столько военное, сколько научно-техническое значение. Он призван создать экономические предпосылки новому рывку высоких технологий, вывести США из зоны неустойчивого равновесия и в соответствующем вопросе. В этом же направлении делаются и другие шаги. Привлекает внимание то, что практически все они характеризуются усилением государственного вмешательства в экономику, связаны с бюджетными ассигнованиями, которые в условиях роста бюджетного дефицита сводятся, с одной стороны, к фактической денежной эмиссии, а с другой — к ощутимому увеличению финансового долга государства. Обобщая эти шаги, можно сказать, что речь идет, по существу, о поиске новой модели экономического развития, воссоздании, понятно, на новой основе, известных принципов мобилизационной экономики, которая применялась в США в 30-е годы, о постепенном переходе на путь военного кейнсианства (стимулирование экономики через военные расходы). В этой связи наиболее противоречиво то, что основным инструментом выведения экономики из кризиса является наращивание военного арсенала, несущее угрозу перерасти в новый виток гонки вооружений в планетарном масштабе.
Понятно, что отмеченные шаги неоднозначно воспринимаются мировым сообществом. Многие эксперты ожидают от их практической реализации обратного эффекта, видят в них угрозу стабилизации не только американской, но и мировой экономики. Наиболее опасна в этом неустойчивость американского фондового рынка, американского доллара, которая наблюдается на протяжении последнего полугодия и может перерасти в хроническую. Как показано выше, подобная неустойчивость имеет довольно весомую экономическую основу. Таковы новые реалии в развитии современных геополитических процессов, связанные с существующей сегодня единоличной гегемонией США. Разумеется, они еще не проявили себя в полной мере и потребуют к себе пристального внимания, в первую очередь, научной общественности. Проблемами, которые наиболее затрагивают геополитические интересы Украины, являются две линии возможного развития событий: линия отношений США и ЕС, с одной стороны, и с другой — новые аспекты во взаимоотношениях США и России. Это же касается проблемы США — Китай. Существуют прогнозные оценки, по которым в недалеком будущем Китай опередит США по объему ВВП. Речь идет о том, что в 2002 г. доля Китая составит почти 40% валового мирового продукта. Соотношение ВВП США и Китая составит $13,5 трлн. и около $20 трлн. в пользу азиатского конкурента Америки. В связи с этим многие эксперты считают, что именно США и Китай станут ключевыми государствами, способными в будущем бороться за влияние на мировые процессы. Особенно перспективным в этом может стать японско-китайское сближение и формирование на этой основе юго-восточного азиатского центра геополитической интеграции. Показательны следующие данные. В 2001 г. объем китайских (без участия Гонконга) инвестиций только в гособлигации США составил $51,8 млрд., что в 3,3 раза больше, чем в 2000 г. Гонконг в 2000— 2001 гг. самостоятельно инвестировал в США $40,3 млрд. В 2001 г. дефицит США в торговле с Китаем составил $83 млрд. (Эксперт. — 2002. — №18. 13 мая). Американские ученые Р. Бернстайн и Р. Манро квалифицируют возвышение Китая и нынешние объемы его внешнеэкономической экспансии как «самый тяжелый вызов для США». Я не склонен абсолютизировать эти прогнозы. Их реализация содержит в себе слишком много сложных проблем, перспективы решения которых еще в известной степени не выкристаллизовались. Они не осмыслены должным образом и на научном уровне. Но то, что в системе геополитических взаимосвязей США — ЕС и США — Россия присутствие китайского фактора все время будет расти, не может вызывать сомнений. Украина должна обязательно учитывать и этот аспект развития геополитических интересов, согласовывать их с собственной политикой.
