Что представляют собой современная украинская и российская политическая элита? Какова их роль в обществе и государстве? Как можно охарактеризовать сегодняшнее состояние отечественных элитных масс — как исчерпанность творческого потенциала или кризис становления? На эти и другие вопросы пытались в среду ответить участники «круглого стола» «Роль элит в трансформационном обществе» — политологи, философы, социологи. Если в общем охарактеризовать ход обсуждения заявленной темы, то оно традиционно для подобных мероприятий было очень разноплановым. Кто-то рассматривал элиту исключительно как ведущих представителей политикума, кто-то — как людей, более близких к культурной жизни страны. Были попытки посмотреть на «элитологию» как науку, «имеющую сакральное происхождение и близкую к алхимии» (наверное, по модному сейчас Паоло Коэльо) или определить уровень развития элиты и ее энергетику по древнеиндийским «законам Ману». Организаторы акции из Национального института стратегических исследований с сожалением отметили, что на приглашение к дискуссии не откликнулись специалисты Академии государственного управления при Президенте Украины — в отличие от россиян из аналогичной структуры.
Мы же представляем наиболее реалистичные взгляды на современную, условно говоря, элиту некоторых участников «круглого стола».
«Преклонение перед силой остается доминирующей установкой поведения и центральной элиты, и региональных элит, и населения. Что еще раз подтверждает, что, к сожалению, нет граждан, а есть только подданные»
Александр ЛИТВИНЕНКО, заместитель директора Национального института стратегических исследований:
— Существует проблема осознания украинской элитой своей ответственности за будущее, своей роли как общественно продуцирующей среды, слоя, который собственно и должен формировать в демократическом обществе лицо страны, общества.
Также одна из наиболее важных проблем нашей элиты состоит в минимализме запросов и несоответствии запросов и предложений. Безответственность и анархизм многих представителей элиты, наверное, имеют свои исторические корни в известном феномене наместничества, когда украинские элиты выступали не как государственные, а как наместники, которые передают приказы сверху и выполняют функции местной администрации. Наши элиты пока не вышли из парадигмы гоголевского Вия и шевченковского мифа Украины, когда любая власть воспринимается не как естественная необходимость, а как нечто дьявольское, навязанное сверху или сбоку, что-то не свое. На мой взгляд, сегодняшние украинские элиты (и властные, и оппозиционные) в значительной мере уже исчерпали свой потенциал. И теперь перед ними встает проблема выработки проекта собственной модернизации.
Виктор НЕБОЖЕНКО, президент Агентства корпоративной поддержки «Трайдент»:
— Существуют базовые ценности, которые объясняют любое поведение, — это власть, собственность, авторитет и знания. Борьба за эти ценности является основным смыслом деятельности большинства групп и лидеров. У кого больше власти, собственности, авторитета и знаний, тот и может называть себя элитой. Но я бы выделил еще один признак элиты — это мужественность. Не просто брать на себя ответственность, а не бояться брать ее. Важным условием элитарности можно назвать также саморефлексию, способность к иронии, умение смотреть на себя со стороны. Для нашей элиты это пока что не стало привычкой.
Элита также должна иметь представление о том, куда должна двигаться страна, иметь собственный проект ее развития. Но, к сожалению, большинство наших политиков и бизнесменов как некие движущие силы общества Украины работают (это у них такая родовая травма) по схеме: «взял — продал», «украл — оставил себе». Или через идеологические метафоры. И тот и другой механизмы, мягко говоря, несовершенны.
Еще одно условие эффективности элиты — наличие механизмов разрешения противоречий. Во всем мире элита отличается тем, что внутри они могут ненавидеть друг друга с незапамятных времен, но вместе правят страной и все у них получается. У нас любое противоречие внутриэлитного пространства немедленно выливается либо в обращение к населению, либо в средства массовой информации. Для нас, политологов, это в общем-то неплохо. Это один из наших кусков хлеба — участие в подобных вещах. Но в идеале элита должна иметь собственные внутренние механизмы выяснения отношений.
Еще одно структурное измерение элиты. У нас сложилось представление, что элита — это то, что где-то наверху в иерархии «верх — низ». Но проблема заключается в том, что за последние 20 лет даже в мировых исследованиях по элитам возникла проблема так называемой «мафии» — нелигитимных способов концентрации власти, ответственности. И для Украины нет никакого объяснения, почему мафия и элита «наверху». Ведь, с одной стороны, мафия обладает огромными состояниями, властными ресурсами, а с другой — она не может претендовать на звание элиты. Слияние элиты и того, что всегда считалось «дном», чем-то неприличным, именно в украинском обществе требует научного объяснения.
Отличительная черта наших «олигархов» — управление вручную. Они классную вещь сделали — им за это памятники надо ставить — развалили плановое хозяйство, отраслевую систему управления, управляют огромными ресурсами, но делали и продолжают делать это не институциональным или менеджерским образом, а вручную — феодальным способом. Отсюда проблема — как только они попадают во власть, у них не хватает времени для персонального управления.
Владимир ФЕСЕНКО, глава правления Центра прикладной политологии «Пента»:
— Каждый раз в определенный исторический период появляется некий доминирующий миф по поводу элиты. К примеру, в начале 90-х годов была борьба двух проектов: национальной демократической контрэлиты и хозяйственной элиты, красного директората. Победил второй проект. Затем возник миф об бизнес-элите, которая должна придти в политику и привнести новые качества. Отчасти этот миф реализован прежде всего в Верховной Раде, и последствия его очень противоречивы. Сейчас доминирует миф о приходе нового политического поколения, которое может решить те проблемы, которые не решило старое. Об этом свидетельствует повышенное внимание экспертов к теме политических поколений.
Должен сразу же сделать небольшое замечание. Политические поколения нужно определять не по возрасту, а по времени политического формирования — это примерно возраст с 17 до 25 лет. Именно в этот период закладываются определяющие мировоззренческие основы у будущих политиков. С этой точки зрения, нужно выделить два типа конфликтов — межпоколенческие (сейчас это конфликт политической элиты поколения Кучмы и нового поколения, которое стремится в 2004 году придти к власти) и внутрипоколенческие. Сейчас стремится придти к власти поколение, которое родилось в первой половине 50-х годов. Условно я его определяю как поколение «позднего брежневского периода». Его также можно определить как «поколение двойных стандартов» и «поколение разорванного опыта». Оно, я убежден, не принесет качественно нового изменения политической ситуации. В чем-то оно принесет старые болезни и новые конфликты, характерные для него. Еще один важный момент, связанный с поколенческой проблематикой, заключается в том, что поколения, которые формируются в переломные периоды, в эпоху политического кризиса (у нас это поколение перестройки) — это поколения потенциально опасные. Нужно отслеживать и анализировать, чем может закончиться его приход в политику. В свое время фашизм родился из немецкого поколения Первой мировой войны.
Также очень противоречивы последствия прихода в политику бизнес-элиты. В частности, Верховная Рада сегодня превратилась в элитный бизнес-клуб. Как орган законодательный, орган профессионально политический парламент сейчас практически не работает. Аргумент в подтверждение этого тезиса — парламентские слушания, которые, как правило, проходят в практически пустом зале, большая часть депутатов почти не работает в комитетах. Верховная Рада фактически стала институтом для политической тусовки и не более того. Это сегодня один из важнейших кризисных моментов не только в развитии элиты, но и в развитии институтов украинской политики.
Оксана ГАМАН-ГОЛУТВИНА, доктор политических наук, профессор, Российская академия государственной службы при Президенте РФ:
— Изучать постсоветские элиты, в том числе в период их трансформации, невозможно без учета контекста исторического развития. Некоторые исследователи считают, что среди множества эмпирических форм организации властного класса существует два принципиально различных типа — феодальный и бюрократический. Феодальный основан на влиянии власти и собственности, и элита в нем формируется по принципу наследования. Тогда как бюрократический основан на разведении власти и собственности, субъектом политического управления в нем является служебный класс. Россия представляет собой тип бюрократически организованного социума на протяжении длительных периодов своей истории. Однако в 1991 году Россия отказалась от этого типа организации естественным путем, и сегодня она представляет собой в значительной мере тип олигархически управляемого социума.
Согласно теориям типов развития, существует две разновидности типов развития — мобилизационный и инновационный. Мобилизационный представляет собой инструмент развития в условиях дефицита ресурсов. Инновационный — в условиях достаточных ресурсов власти. Россия развивалась по мобилизационной системе, начиная как минимум с Московского государства. Иначе говоря, Московское государство, Российская империя, Советский Союз — это модификации одной и той же модели развития. Моя точка зрения заключается в том, что в условиях мобилизационной системы развития формируется бюрократический тип формирования властного класса. Российская модификация этого типа — это «служивое государство», государство, в котором все слои населения, включая элитные, несут службу государству. Политическая элита здесь формировалась в недрах государства и по составу совпадала с высшим эшелоном административно-политической бюрократии. В Советском Союзе номенклатурная колода тасовалась примерно так же, как помещик тасовал своих крепостных. Поэтому говорить об элите применительно к Советскому периоду можно очень условно.
В 90-е годы произошел отказ от мобилизационных форм управления. Ему на смену приходит олигархический тип рекрутирования власти, в рамках которого формируются политико-финансовые олигархи, вступающие в союз с высшим эшелоном административно-политической бюрократии. Государство постепенно превратилось в сообщество самодостаточных в феодальном смысле образований. Олигархические империи в России обладают полным замкнутым контуром: они имеют собственный финансово-промышленный потенциал, собственные службы безопасности, креатуры в органах власти всех уровней, в том числе включая органы безопасности, располагают собственными информационно-аналитическими структурами и т.д.
Осуществление столь серьезных трансформаций в исторически короткий срок — 5-7 лет — говорит о том, что глубинные изменения произошли раньше, в поздний советский период. Уже тогда в рамках единой номенклатуры существовали консолидированные группы, ожидавшие конвертации реального властного экономического потенциала в собственность. Смена модели «государства служивых» на олигархическую была постепенной и прошла два основных этапа. На первом, который совпал с первой половиной 90-х годов, перевес был на стороне служивой бюрократической модели. Индикатором пика борьбы между двумя моделями элитного рекрутирования были события 2 декабря 1994 года, когда сотрудники Службы безопасности Президента положили лицом в снег сотрудников безопасности группы «Мост». Таким довольно топорным методом банкирам было указано их место во взаимоотношениях с государством. А финальным эпизодом борьбы двух моделей рекрутирования элит стали события 20 — 21 июня 1996 года — вытеснение группы Коржакова из структур высшей власти. Конечно, группу Коржакова с большой долей условности можно отнести к представителям служивой элиты. Однако степень деградации государственного сознания бюрократии тогда была такова, что на роль выразителя интересов государства смог претендовать малограмотный президентский телохранитель. Таким образом, точкой в борьбе этих двух моделей стали события 1996 года — иначе говоря, президентские выборы. Свидетельством окончательной победы олигархической модели элитообразования стал состав российского правительства, сформированный сразу же после президентских выборов 1996 года — он стал по существу сообществом отраслевых лоббистов. Его еще называли сообществом «олигофрендов» — друзей олигархов.
Кризис 17 августа 1998 года представляется весьма закономерным итогом господства олигархии. И ставшая его результатом тотальная дискредитация политического класса «олигархической выпечки» дала шанс для возвращения бюрократии на политический Олимп. И приход после кризиса на пост премьер-министра Евгения Примакова, и выдвижение Юрия Лужкова на пост общефедерального лидера с формированием собственного движения знаменовали собой попытку бюрократического реванша. Однако процесс номенклатурного ренессанса был прерван. И тем не менее, надежды на новый виток бюрократического ренессанса оставались, и в известной мере ожидалось, что избирательный цикл 1999 — 2000 годов поставит точку в этой борьбе. Однако мне представляется, что точка в этой борьбе поставлена не была. И борьба между различными сегментами элит, которые зачастую выражают не только различные корпоративные интересы, но и различные типы ментальности, продолжается.
Сейчас можно говорить о нескольких сформировавшихся чертах, которые отличают российскую политическую элиту. Прежде всего, следует констатировать самодостаточность и автономность власти. Хотя она больше напоминает «террариум единомышленников», нежели некое консолидированное образование, отвечающее стандартам понятия «элита».
Итоги выборов в России во многом сегодня определяются не столько позицией и интересами массовых слоев населения, сколько результатами внутриэлитного торга. А положение массовых групп населения я бы охарактеризовала следующим образом — кролики думали, что их будут кормить, а их разводят.
Что касается участия ведущих политико-финансовых структур в политическом процессе, то они не только делегируют представительство своих интересов группам давления и лоббистским структурам, но и во всевозрастающей степени входят в российскую политику в качестве непосредственных участников. При этом степень их политического влияния настолько высока, а масштаб приватизации ими институтов и функций гражданского общества и государства столь велик, что на фоне тотального обезличивания российского политического процесса эти структуры выполняют функцию приоритетных субъектов политики. Но при этом стратегически у них нет собственного проекта и воли для реализации масштабных исторических целей.
Еще одна характеристика: в результате избирательного цикла 1999 — 2000 гг. произошло возвышение одной из группировок, претендующей на монополизацию власти и ресурсов. И это немедленно повлекло за собой изменения в отношениях между центральной властью и региональными элитами. Ранее очень влиятельные и автономные региональные элиты «присягнули на верность» одержавшей верх федеральной группировке власти.
Все это вместе взятое свидетельствует о том, что преклонение перед силой остается доминирующей установкой поведения и центральной элиты, и региональных элит, и населения. Что еще раз подтверждает, что, к сожалению, в России нет граждан, а есть только подданные.
Аня ФРАНКЕ, политолог, Представительство Фонда Конрада Аденауэра в Украине:
— Результат трансформационных процессов в бывших странах Восточного блока показал, что создание институций, вовлечение элит в демократический процесс и фокусирование исключительно на экономическом развитии без связи с населением не привели к успеху. Я бы хотела обратиться к дефинициям понятия «элита» в западном его понимании. Элитой называют тех людей, которые благодаря своим достижениям, свойствам показали, что они наиболее полезны для какого- то сообщества. Опираясь на эту дефиницию, можно выделить три типа элит — это духовные элиты, функциональные элиты и провластные элиты. Эти три типа элит могут также символизировать собой три различных модели общества.
Влияние духовных элит на общество ограничивается влиянием собственного примера. Это, как правило, личности из мира культуры, спорта и т. п. Функциональные элиты влияют на современное общество благодаря интенсивному взаимообмену функциональных комплексов, связанных между собой — политика, экономика, наука, право. Каждый такой функциональный комплекс имеет свою ценностную ориентацию и продуцирует свою собственную элиту. В отличие от элит духовных, функциональные отличаются большим плюрализмом. Властная элита имеет влияние не благодаря своим более высоким моральным качествам или богатому опыту, или более предметной компетенции, а только способности добиваться своих целей, шагая по «головам других». В странах, в которых доминирует последний тип элиты, интеграция общества происходит с помощью контроля и принуждения. Это те общества, где меньшинство господствует над большинством. Понятно, что демократическим странам соответствуют два первых типа элит.
