Много лет назад была с таким названием очень популярная, и даже культовая, мелодрама, на которую ломились в кинотеатры тысячи наших подростков. Кроме типичного для любого индийского боевика набора из стрельбы, песен и слез, в этом фильме был заложен достаточно прозрачный второй план, или смысл, который заключался в некоем послании, «мэсседже» обновляющейся Индии европейскому кинозрителю. Суть этого послания вкратце заключалась в следующем: Индия уже созрела для верховенства Закона; она стала правовой страной, в которой нет силы, способной противостоять юридической букве закона и тому, кто по праву его вершит. Тем самым как бы делалась заявка на вхождение страны в единое цивилизационно-правовое западное пространство.
Однако не все так просто. Различия и самобытность цивилизаций до сих пор является неоспоримым фактом. В свое время мне пришлось много говорить на эту тему в Гарварде с профессором Хэнгентоном, виднейшим на сегодняшний день специалистом по проблемам цивилизаций, и я вполне согласен с его точкой зрения о том, что различия между цивилизациями стираются еще сложнее, чем пресловутые различия «между городом и деревней» или «физическим и умственным трудом».
Сегодня весь мир вовлечен в фундаментальный спор о том, в чем различие между исламской или мусульманской цивилизацией и западно-христианской. Кто- то считает, что первая просто более молодая и агрессивная; кто-то, как, например уважаемый премьер Италии Берлускони, полагает, что вторая просто более продвинутая и интеллектуально развитая; кто-то видит их непохожесть в диаметрально противоположном отношении к ценностям жизни…
На самом же деле самое глубинное различие, на мой взгляд, этих цивилизаций, или социо-культурных миров, заключается в другом. А именно — в соотношении и часто — противостоянии закона и традиций, права и морали, юридических обязанностей и чести, личностного долга перед собой и семьей.
Когда-то первый урок такого рода различий я получил еще в глубоком детстве. Я рос и воспитывался в маленьком горном мусульманском селении. И когда мне было лет семь, бабушка, уезжая надолго в город и оставляя меня в доме одного, дала мне двустволку шестнадцатого калибра и сказала: «Я тебя в доме закрываю, а если будут лезть в окно, не кричи, не прячься, а стреляй в того, кто будет ломиться». Уже в том возрасте я безусловно знал, что закон сильнее всего охраняет человеческую жизнь. Но тогда я впервые понял, что есть некие тайные силы, некие не юридические, а неписаные бытовые правила общежития, которые намного сильнее писаных юридических законов.
Значительно позже, уже занимаясь профессионально социологией, я столкнулся с этой проблемой при анализе материалов, связанных с законопослушанием европейских и азиатских рядовых граждан. Опрашиваемым задавался вопрос: «Что бы Вы сделали, если бы машина, которую вел Ваш друг, сбила выскочившего на дорогу пьяного, а на спидометре, как Вы успели заметить, было превышение дозволенной скорости на 1 км?» Все европейцы однозначно отвечали: «Конечно, я сказал бы на суде, что, к сожалению, виноват мой друг, который превысил скорость». Все азиаты говорили: «Конечно, я сказал бы на суде, что виноват пьяный, который неожиданно выскочил на дорогу и попал под нашу машину, которая ехала с дозволенной скоростью».
Затем социологи ужесточили правила эксперимента. Они спросили: «А что бы Вы делали, если бы за рулем была Ваша жена?» Европейцы ответили: «А при чем здесь друг или жена? Все должны отвечать перед законом и нести справедливое наказание за его нарушение». Азиаты же отвечали: «Если я никогда не сдам друга, поскольку этого мне не простит традиция и обычай, то как же я смогу сдать собственную половину? Скорее, я отвечу, что жена не успела даже завести машину, а пьяный бросился на капот машины и бился об него головой».
Непонимание подобных вещей, как мне кажется, привело к неверной позиции Запада в их переговорном процессе с талибами. Сама постановка вопроса о выдаче их гостя, неважно, кто он и какие за ним числятся прегрешения, для мусульманского стиля мышления и в значительной степени — для всей азиатской парадигмы человеческих отношений — неприемлема. Она является оскорбительным, унизительным и вопиющим нарушением характерного для них превалирования традиций, устоев и их специфической морали над законом и правом, в западном понимании последних.
И это даже в том лучшем случае, если Запад представит юридические доказательства причастности бен Ладена к чудовищным преступлениям. Если же таких доказательств нет, то ситуация еще сложнее, поскольку в таком случае талибы будут считать, что они должны уступить не западному Закону, а западной Мести. А на месть в этой цивилизации принято отвечать местью.
Какое же развитие событий в связи с вышесказанным можно предположить? И какие выводы из вышесказанного можно сделать?
Во-первых, Запад должен осознать, и рано или поздно он это сделает, что по его Закону значительная часть мира, по крайней мере, в ближайшем обозримом будущем, не будет жить никогда. И, соответственно, нельзя вмешиваться со своим уставом в мусульманский монастырь сложнейших традиций и обычаев. В частности, фатальной ошибкой было вмешательство западного Закона в конфликт между Ираком и Кувейтом. Закон этот спор никогда не разрешит, а вот по понятиям обычаев и традиций они рано или поздно договорились бы сами.
Во-вторых, Запад должен осознать, и рано или поздно он это сделает, что есть различия между невмешательством слабого и невмешательством сильного. Мусульманская цивилизация сегодня сильнее западной по фактору ее пассионарности, истовости, веры в свои ценности и, соответственно, личного мужества, преданности и самоотверженности ее адептов. (Когда-то я разговаривал на эту тему с одним высокопоставленным работником спецслужб России. Он очень сетовал, что чеченцы вербуют агентов в российских войсках чуть ли пачками, а завербовать чеченца — проблема из проблем.)
Поэтому западная цивилизация, по возможности не вмешиваясь в мусульманские внутренние дела и тем самым не провоцируя ответную реакцию с их стороны, должна сегодня быть максимально сильной.
Поясню на свежем простом примере. Если бы у македонцев вместо нескольких сот полуобученных, полувооруженных, полудисциплинированных ополченцев была хотя бы одна полноценная развернутая дивизия, то не было бы ни войны в стране, ни насильственного изменения Конституции, ни фактической оккупации и аннексии части территории страны.
Все молодые цивилизации (а мусульманство таково) понимают только силу, а уважают только почтение к своим обычаям и традициям.
Соответственно западная цивилизация (и мы — украинцы в том числе) должны быть как никогда ранее в истории сильны — сильны в прямом военном смысле этого слова, и как никогда почтительны и осторожны на всех стыках с другой цивилизацией (не только поезда стучат на стыках, на стыках происходят все основные конфликты мира).
В-третьих, рано и поздно внутри самой западной цивилизации возникнет, а возможно, уже возникла пятая колонна противостоящего мира. В эту колонну войдут те, кто явно или тайно симпатизируют пусть не религии, не фундаменталистским взглядам, а той силе, ярости, экспрессии и свежести, которыми проникнута жизненная модель этого мира. Ведь если покопаться в душе, то почти каждый найдет у себя симпатии к тем случаям, когда честь ставилась выше закона или месть выше права.
Возможно, я не прав, но в данном случае я апеллирую к личному опыту. Как-то мне довелось участвовать в деятельности американско-швейцарской миротворческой группы на территории воюющей тогда Югославии. И я не раз ловил себя на том, что рутинную ригористическую, стерильно законную и безупречно-правовую роль участника этой группы я бы с удовольствием поменял на яростную, абсолютно антиправную и подсудную по всем европейским законам роль рейнжера в отряде какого-нибудь Аркана. Только потому, что Аркан и его головорезы олицетворяли собой пусть насквозь азиатскую, но почему-то бесконечно привлекательную позицию главенства личной чести, личного мужества и индивидуальной свободы над всем остальным в мире…
Будут удары по талибам, в конечном счете, найдут и уничтожат бен Ладена, новое правительство Афганистана будет, безусловно, проамериканским — все это неизбежно. Но лично у меня, наверное, останется некое непонятное просветленное чувство, смешанное с недоумением и уважением по отношению к нищим, необразованным, забитым, презираемым людям, которые отказались нарушить свои обычаи и выдать гостя, зная, что за это будет разрушена вся страна. Также как у меня остался какой-то гадливый осадок по отношению к сербам, которых я, кстати говоря, очень люблю, после того как они в соответствии со всеми европейскими законами выдали пусть преступного, пусть мало привлекательного, пусть коррумпированного, но своего экс-президента.
