Летом 1992 года российские масс-медиа сообщили о «беспрецедентном случае измены офицера Черноморского флота, к которой причастны украинские националисты, а также спецслужбы». Поступок (21 июля 1992-го) Николая Евгеньевича они сравнивали с поступком Анатолия Биленко, который в начале 70-х перегнал в Японию сверхсовременный — на то время — истребитель, попросив заодно и политическое убежище. А газета Черноморского флота назвала Жибарева «вторым Саблиным» — офицером, который пытался в 1975 году поднять на военном корабле восстание против тогдашней компартийной власти.
«НАШ ПОСТУПОК СТАЛ ПОЛНОЙ НЕОЖИДАННОСТЬЮ...»
— Я знаком с теми «журналистскими расследованиями» и ничего, кроме улыбки, они у меня не вызывают, — говорит Николай Евгеньевич. — Потому что ни с какими так называемыми националистами никогда в своей жизни не встречался, никто меня не агитировал ни со стороны Министерства обороны Украины, как об этом писали, ни Службы безопасности Украины. Чтобы расставить все точки над «і», скажу так: наш поступок стал полной неожиданностью для тогдашних командующего Военно-Морских сил Украины контр-адмирала Бориса Кожина и министра обороны Константина Морозова.
— Что заставило вас прибегнуть к такому неординарному поступку?
— На моих глазах Украина стала независимым государством. Я понимал, что нужно делать свой выбор и как офицеру, и как гражданину. Такого же мнения придерживались и другие офицеры. Поэтому командир бригады, капитан 2-го ранга Юрий Шалит предложил нам определиться. Поэтому мы еще в январе 1992-го приняли присягу на верность украинскому народу.
— Неужели командование ЧФ не реагировало на то, что произошло?
— Да где там! «Воспитательная работа» проводилась не только с Юрием Шалитом и мной, но и другими офицерами соединения, которые видели себя в составе Военно-Морских сил Украины. Поняв, что нас не убедить, комбрига отстранили от должности. После этого мы поняли, что вскоре и относительно нас будут приняты соответствующие выводы.
— Но вы начальник штаба, его правая рука, уцелели, продолжая исполнять свои функциональные обязанности?
— Да, я оставался на должности, но четко осознавал, что это будет продолжаться недолго. Так оно и получилось: через несколько месяцев новый комбриг сообщил, что отстраняет меня от выполнения обязанностей.
— А вы информировали о давлении, которое оказывалось на вас, украинской власти, Министерство обороны Украины?
— Конечно. Но на наши обращения никто не реагировал, и у нас создавалось впечатление, что наша судьба никого не интересует.
— И тогда...
— В мае 1992 года состоялся несанкционированный переход одного из кораблей Черноморского флота из Донузлава в Севастополь. Причина — нежелание помощника командира служить рядом с офицерами, которые приняли присягу на верность Украине. После этого командование ЧФ сделало его национальным героем. Поэтому и я предложил сменить место дислокации. С той разницей, что переход осуществить не в Севастополь, а в Одессу — город, где — мы в этом были убеждены — будем защищены украинской властью. При этом решили выходить в море не среди ночи, как это сделал россиянин, а днем и с поднятым над кораблем государственным флагом Украины!
«НАМ ПЫТАЛИСЬ ПОМЕШАТЬ ВЫЙТИ ИЗ ДОНУЗЛАВА, НО НЕ УДАЛОСЬ»
— Неужели при переходе вас не преследовали корабли Черноморского флота?
— Преследовали. Более того, пытались помешать выйти из Донузлава, но не удалось.
— Вы допускали возможность применения против вас оружия?
— Мы обдумывали разные варианты развития событий, но о самом плохом финале старались не думать...
— Вы сказали, что ваш корабль преследовали. Тогда почему не задержали?
— Когда мы только вышли из Донузлава, то подняли Украинский флаг, сообщив, что государственную границу Украины не собираемся нарушать, надеясь, что командование ЧФ не будет особо препятствовать нам. Но ошиблись, потому что нас начали преследовать сразу несколько кораблей. Для того, чтобы остудить преследователей, я отдал приказ командиру корабля об объявлении боевой тревоги. И вышел на связь с командирами кораблей-преследователей, сообщив, что на их провокации не буду отвечать, но готов защищаться. После этого корабельное вооружение было приведено к бою.
— Мне рассказывали, что вам даже пришлось вести переговоры со своими преследователями...
— Не буду пересказывать все нюансы преследования, а скажу только, что мне действительно пришлось подниматься на борт сторожевого корабля «Разительный», который нас преследовал. Потому что если бы мы не остановились и не выразили готовность вступить в переговоры, то, как говорят среди военных, могла возникнуть нештатная ситуация с грустными последствиями.
— На борту «Разительного» вас не пытались арестовать?
— Никаких репрессивных мер ко мне не применяли. Более того, мы с капитаном 1-го ранга Александром Силиным, который был на его борту старшим по званию и должности, во время разговора достигли взаимопонимания. И доложили каждый своему руководству о ситуации.
— Как разворачивались дальнейшие события?
— Я прибыл на свой корабль, и мы продолжили свой переход. Перед этим получили телеграмму от командующего ВМС Украины вице-адмирала Бориса Кожина, согласно которой нам надлежало прибыть на рейд Одессы, куда мы, собственно говоря, и следовали.
«ЧЕРНОМОРСКИЙ ФЛОТ СОЗДАВАЛСЯ УСИЛИЯМИ ВСЕХ 15 СОВЕТСКИХ РЕСПУБЛИК»
— Никаких гарантий, что вас, россиянина по происхождению, там примут с распростертыми объятиями, не было. Или я ошибаюсь?
— Мои родители из Костромской области, но долгое время жили в Украине, потому что папа служил в Белой Церкви. Я родился в Киеве, жена тоже из Украины, из Львова, здесь родились мои дети. Мы имели жилье, жена работала, дети ходили в детский садик и школу. Словом, на жизнь, как говорится в таких случаях, грех было жаловаться. Вместе с тем и я, и сотни моряков Черноморского флота находились тогда в состоянии неопределенности. У нас создавалось впечатление, что нашей судьбой первые лица России не очень интересуются. Потому что, кроме уверений, что «Черноморский флот был, есть и всегда будет русским», мы из их уст не слышали никаких конкретных обязательств относительно решения этого гордеевого узла, в который превратился флот в отношениях между Украиной и Россией. В Севастополь, другие города, где базировались корабли, часто наведывались разношерстные политики, всячески политизируя эту проблему и втягивая нас, военных моряков, в политические дрязги. А мы, по крайней мере я и мои товарищи, отнюдь не хотели быть их заложниками.
А еще, видимо, не последнюю роль сыграло то, что на личный состав, который принял украинскую присягу, оказывалось безумное давление с целью недопущения принятия другими моряками украинской присяги. Ведь немало моряков, в первую очередь из числа украинцев, желали служить своей родной стране, которая недавно появилась на политической карте мира. А их командование флота, в первую очередь адмирал Игорь Касатонов, считало предателями, называя «власовцами». Но какие же они предатели? Кого, скажите, мы предали, перейдя под украинские флаги? Государства, которому все мы присягали, уже не существовало. Черноморский флот создавался усилиями всех 15 советских республик. И Украина в этом процессе играла, как говорится, не последнюю скрипку. К тому же дислоцировался он на ее территории. Ввиду этого у нас возникали определенные вопросы, но четкие ответы мы не находили на них. Скажу больше: моряков, которых заподозрили в наименьшей симпатии к Украине, не говоря уже о тех, кто откровенно выражал желание ей служить, объявляли едва ли не врагами народа со всеми вытекающими последствиями.
СТОРОЖЕВОЙ КОРАБЛЬ СКР-112
— Какие «определенные вопросы» возникали у вас?
— Например, почему военнослужащие Прикарпатья, Одесского и Киевского округов могут присягать Украине, а мы — нет? Мне рассказывали, что там тоже не все было в порядке в этом плане, потому что некоторые высокопоставленные генералы считали, что «непобедимая и легендарная» принадлежит исключительно Российской Федерации, а независимая Украина — это так, какое-то недоразумение, и вскоре, как заявил один из российских политиков, все станет на свои места. Но, несмотря на некоторые проблемы, офицеры частей и соединений, которые входили в их состав, все же имели право выбора: служить Украинскому государству или продолжать службу в так называемых коллективных вооруженных силах СНГ, которыми командовал маршал Евгений Шапошников.
— Что касается карьерного роста, то лично вы не прогадали...
— Если намекаете на то, что впоследствии я стал адмиралом, занимая должность начальника морской охраны в Государственной пограничной службе Украины, то да, моя судьба в этом смысле сложилась достаточно удачно. Но тогда, поверьте, никто не думал ни о звании, ни о должностях. К тому же, как показали последующие события, все могло быть иначе...
— Что имеете в виду?
— После того, как наш корабль пришел в Одессу, было назначено расследование относительно причин нашего перехода. И нам пришлось общаться со следователями Генеральной прокуратуры Украины, объясняя им мотивы своего поступка.
— Давление со стороны правоохранительных органов было сильным?
— Его вообще не было, а следователь, кстати, оказался достаточно толерантным человеком: уже по тому, в какой плоскости задавались вопросы, чувствовалось, что человек понимает мотивы нашего поступка. Вскоре он сообщил об отсутствии состава преступления в наших действиях.
«МЫ УСКОРИЛИ РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМ ОТНОСИТЕЛЬНО РАСПРЕДЕЛЕНИЯ ЧФ»
— Встречалось ли с вами руководство государства и Министерства обороны?
— Имел недолгий разговор с министром обороны, генерал-полковником Константином Морозовым. Константин Петрович сказал, что наш поступок лишний раз подтвердил, что на ЧФ не все так благополучно, как это утверждает его командующий, адмирал Касатонов. А еще Морозов сказал, что мы ускорили решение проблем относительно распределения ЧФ. И действительно, вскоре состоялась встреча президентов, которые договорились об основных принципах формирования ВМС Украины и ВМФ Российской Федерации на Черном море. После этого давление на офицеров, мичманов, которые пожелали продолжать службу в украинских ВМС, прекратилось. Хотя, откровенно говоря, проблем в этом плане хватало.
— В ВМС Украины вам сразу предложили адмиральскую должность?
— Нет. В 1992 году я занял должность заместителя командира бригады надводных кораблей, а в марте 1994-го — командира бригады. Потом была учеба в Национальной академии обороны Украины, по окончании которой командовал бригадой десантных кораблей, был начальником штаба эскадры кораблей разнородных сил. Зимой 2004-го перешел в Государственную пограничную службу, где возглавил Морскую охрану.
— Вам, видимо, приходилось встречаться с офицерами Черноморского флота, среди которых имеете много друзей и знакомых. Как они реагировали на ваш поступок? Тоже считали «власовцем»?
— Зная менталитет Игоря Касатонова, который, кстати, впоследствии занял должность первого заместителя главнокомандующего российским ВМФ, я, видимо, так и остался для него и его ближайшего окружения, предателем. Как и для некоторых коллег, которые до сих пор считают Севастополь городом российской славы, «забывая», что Севастополь в разные периоды защищали не только россияне, но и украинцы, более того, на Черноморском флоте украинцев служило не меньше, чем россиян.
— Были ли на борту СКР-112 моряки, которые не приняли военную присягу на верность Украины?
— Конечно, были.
— Они никак не препятствовали вам и вашим товарищам, которые приняли решение идти в Одессу?
— Нет. Люди с пониманием отнеслись к этому. И продолжили свою службу в ВМС Украины.
«ПОВТОРИСЬ ТА СИТУАЦИЯ — МОИ ДЕЙСТВИЯ БЫЛИ БЫ АНАЛОГИЧНЫМИ»
— Как бы поступили, если бы ситуация повторилась?
— Повторись та ситуация — мои действия были бы аналогичными.
— Как бы вы действовали, очутись весной 2014-го, когда «зеленые человечки» захватывали наши части, корабли в Крыму?
— В ситуации, которая складывалась на полуострове с появлением этих «человечков», лично я вывел бы свой корабль в море. Если бы я командовал бригадой, то вывел бы и ее.
— А в случае попыток российских моряков захватить корабль в море? Хватило бы мужества отдать приказ стрелять на поражение?
— А для этого не нужно мужество: долг командира любого корабля — защищаться от нападающих.
— Как вам сегодня живется в Украине?
— Так, как и большинству простых украинцев. Ведь я обычный пенсионер, и все проблемы рядовых граждан мне хорошо знакомы. Но за 27 лет, которые прошли со дня перехода нашего корабля в Одессу, я еще ни разу не пожалел о своем поступке. И убежден, не пожалею, несмотря на те сложные времена, которые сегодня переживает Украина и ее граждане.
