ЦПИ МОУ — фактически единственное узкопрофильное учреждение по проектированию сооружений оборонного и специального назначения. Это учреждение во всех отношениях является уникальным. Немногие украинцы знают или помнят, что приблизительно 300 ресторанов быстрого питания Мс Donald’s, начиная с самого первого в столице, являются проектной работой ЦПИ, как и завод Соса-Соla под Киевом — один из наибольших в Европе. Мировым признанием профессиональности коллектива института стало удачное участие в строительстве бразильского космодрома «Алкантара». Здесь же проектировали много объектов военного назначения, жилье для военных, а после начала российской агрессии — оборонные укрепления, новые арсеналы и составы. О непростом, но насыщенном прошлом, наиболее интересных достижениях и о сегодняшней работе мы поговорили с директором ДП МОУ ЦПИ Олегом Приймачуком, который здесь работает 31 год, из которых 23 — на должности руководителя.
«УКРАИНА ЗАДОЛГО ДО ВОЙНЫ СМОГЛА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ УСЛУГ ПРОЕКТНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ РФ»
— Олег Михайлович, наверное, ваше учреждение многие коллеги в мире до сих пор ассоциируют с бразильским космодромом, одним из самых выдающихся детищ института?
— Наверное, да. Эта история началась 15 лет назад, когда тогдашний президент Леонид Кучма подписал соглашение с правительством Бразилии о совместном строительстве и использовании космодрома «Алкантара». Его вполне логично собирались разместить, хоть и среди джунглей, но в месте, расположенном почти на экваторе — чрезвычайно удачной и экономически оправданной локации для космических стартов. Это позволяло бы украинскому ракетоносителю «Циклон-4» выводить на орбиту больше полезного веса, чем, например, с Байконура, где такая эффективность старта ниже на треть.
Так возник мощный кооперационный и партнерский конгломерат десятков участников от двух стран. И то, что ЦПИ доверили войти в его состав, было как признанием, так и вызовом. Ведь далеко не каждому, даже очень известному, проектному учреждению приходится браться за такое дело. И нам все удалось выполнить, безукоризненно пройдя госэкспертизу в Украине и Бразилии.
ПАМЯТНЫЙ КОЛОКОЛ. СОГЛАСНО ИДЕЕ, СПЕЦИАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН УДАРЯТЬ В НЕГО ЕЖЕДНЕВНО СТОЛЬКО РАЗ, СКОЛЬКО ВОИНОВ В ЭТОТ ДЕНЬ ПОГИБЛО ЗА ГОДЫ ВОЙНЫ С РОССИЙСКОЙ АГРЕССИЕЙ
— А в чем же тогда заключался вызов?
— Тогда в нашей области как раз происходил технологический бум — появлялось современное программное обеспечение, которое позволяло поднять качество и скорость строительного проектирования на невиданную доселе высоту. Чтобы быть конкурентоспособными, нужно все время находиться в соответствующем тонусе. И мы тоже очень вовремя взялись за овладение комплексом ВІМ-технологий. Это помогло нам спроектировать космодром практически с нуля. Определенную роль сыграло и то, что по специальности я военный инженер ракетно-космических комплексов и прошел хорошую практику службы в Капустином Яру и на Байконуре.
Бразильский проект подбросил нам много головоломок — нужно было под землей разместить такие сложные вещи, как помещение заправки ракетоносителя, а также стартовый комплекс. Когда мы получили всю исходную информацию для проектирования, ее объем оказался реально космическим! Нужна была новая компьютерная программа для ее обработки, так как тогдашние нас не устраивали. Остановились на программном комплексе автоматического 3-D проектирования Autodesk Revit. Фактически это информационный модулятор строительства (Building Information Modeling, или BIM. — Авт.). Он прекрасно подходит для командной работы над сложными, многоэлементными объектами. Стоимость комплекса составляла около 60 тысяч долларов. Еще нужно было, чтобы каждый блок специалистов научился работать на нем. Потому что и архитекторы, дизайнеры, инженеры, проектировщики несущих конструкций и другие должны были уверенно и совместимо владеть программой, которая будто «сшивает» работы разных участков проектирования. Наши специалисты учились по три месяца — и за это нужно было заплатить, потому что в Украине мы стали пионерами. ВІМ-технологии помогли выдать 12,5 тысяч листов А1 проекта космодрома всего за пять месяцев. И сократили время проектирования на треть. Но отсутствие гарантированного финансирования затормозило реализацию бразильского проекта приблизительно на три года.
— То есть институт должен был хорошо заработать в финансовом и имиджевом планах?
— Да, но показательно другое — то, что Украина уже тогда смогла отказаться от услуг проектных учреждений РФ, поверив в собственные возможности. Структура проекта была такой: генеральным конструктором стал гендиректор КБ «Южное», Герой Украины, ныне покойный Станислав Конюхов. Бюро разделилось на два лагеря. Говорил один: давайте закажем строительный проект России, поскольку там есть два института, которые проектировали космодромы вроде Байконура. Другой лагерь сказал: у нас есть ЦПИ и там все сделают. Россияне в конечном итоге отказались, и мы ничего не потеряли, так как ничего не боялись. Потому что наш институт, начиная с 1970-х, проектировал всю инфраструктуру размещения ракетно-ядерного оружия стратегического назначения в Украине (43-й армии РВСП. — Авт.). Мы имели хороший бекграунд в этой теме. Пытаемся идти в ногу с прогрессом. Одними из первых — более 20 лет назад — перешли на карточную систему оплаты труда. Под проект космодрома сделали комнату телекоммуникации со всеми его участниками в Украине и Бразилии. В защищенный электронный «ящик» сходилась вся отработанная документация и чертежи. Только от «Южного» получили 900 страниц исходных данных по 57 системам управления космодромом, которые должны были учесть!
Главное в таком проектировании — системный профессиональный подход. Это лучшее лекарство от лжи на всех звеньях планирования, а затем и предания огласке обещаний о введении в эксплуатацию значимых для государства объектов. Если в одном проекте работает несколько участников — достаточно одному солгать, преувеличить свои возможности, как все полетит в пропасть. Или невероятно подорожает. Например, более емкого проекта в СССР, чем «Буран-энергия», не было. В него заложили колоссальные средства — 5,1 млрд рублей! Строительство начали в 1979-м, а закончили в 1986-м, когда состоялся первый запуск. Но в процессе строительства его стоимость выросла приблизительно вдвое.
— А какие еще проекты для ЦПИ являются этапными?
— Институт был главным проектировщиком в процессе ядерного разоружения в 1990-х. Знаковым является то, что в вестибюле ЦПИ подписали соглашение с правительственной делегацией США о предоставлении первого миллиона долларов. Пришлось дважды ездить в Балтимор, чтобы защищать наш проект. Наши расчеты американцы проверили на своем полигоне и только потом подписали договор с Киевом. Приобщались мы и к известной эпопее с хранилищем отработанного ядерного топлива в Чернобыле. Перед этим французы здесь напортили, настроили что-то «не то». И нам по-новому пришлось все проектировать, подписав контракт с американцами, пройдя 12 специальных государственных экспертиз. С американцами легко работать: они дают возможность полностью расписать график проектных работ. И мы выполнили все в соответствии с последним пунктом соглашения, хотя существовало немало коллизий — с новой технологией мы вклинивались во французскую разработку. Нужно было разместить другое оборудование в существующую архитектуру. А еще в нашем багаже — новое посольство Беларуси, станции дальнего слежения за космическими объектами, центры управления воздушным движением в Днепре и Симферополе, медицинские центры, школы, жилищные комплексы, сеть ресторанов быстрого питания Мс Donald’s, начиная с первого в столице, обустройство острова Змеиный в Черном море с использованием нетрадиционных источников энергии, завод Соса-Соla в Великой Димерке — лишь небольшая доля достижений института. В Вите Почтовой под Киевом спроектировали Центр миротворчества и безопасности для Национальной академии внутренних дел, центр подготовки Сил спецопераций — в Бердичеве, сделали много хорошего в этом плане и для СБУ, разрабатываем проекты для пограничников, Национальной гвардии и новых частей ВСУ. Вам не хватит места в одной газете, чтобы все упомянуть!
— То есть, насколько я понимаю, оборонное ведомство сейчас загружает работой по полной?
— Я отвечу немножко издалека. Мы переживали трудные времена. По состоянию на начало 2014 года докатились до того, что всего 3% от всех выполненных нами проектных работ были заказом Минобороны. Но мы выжили, развивались, ни разу не задержав зарплату людям. Сохранили фонды, трудовой коллектив.
— И что теперь, легче стало в последние годы?
— Я с удовольствием принял бы 100% загрузки от Минобороны, если бы имел плановые задания на длительную перспективу. ЦПИ слабо вовлечен в стратегическое планирование, хотя очень хотим. Система тендеров выбивает нас из этого списка, однако ситуация заметно лучше. Проблема в том, что частные структуры проектируют все жилье, казармы, столовые и т.п. в частях и подразделениях разных видов. И нас там почти нет. То, как проходят тендеры, нередко приводит к тому, что выигрывают те, кто предлагает самую низкую стоимость работ. Но эту практику нужно усовершенствовать, так как очевидно, что страдают качество и сроки выполнения проектирования, а затем и строительства. Вот, за три недели в 2014-м мы сделали проекты ВОПов, но их некачественно выполнили. До сих пор идет следствие. Через областные структуры Минрегионстрой взял функцию контроля и авторского наблюдения в этих проектах. Нас туда не допустили. Если бы мы контролировали, то никогда не произошло бы то, что там «закопали» в землю. Это бесхозяйственность, несистемное, непрофессиональное планирование.
Я не хочу излишне рекламироваться, но представьте, что за последние 10 лет ЦПИ МОУ принес государству свыше 25 миллионов долларов! И это 180 человек заработали на своем энтузиазме и опыте.
МИНИСТР ОБОРОНЫ УКРАИНЫ СТЕПАН ПОЛТОРАК ОСМАТРИВАЕТ СТРОИТЕЛЬСТВО МОНУМЕНТАЛЬНОЙ КОМПОЗИЦИИ «ЗАЛ ПАМЯТИ» НА ТЕРРИТОРИИ МО
«ЛЮБОЙ КОСМОДРОМ — БЛЕДНАЯ ТЕНЬ ТОГО ВЕЛИЧИЯ, КОТОРОЕ ИМЕЕТ ПРОЕКТ «ЗАЛА ПАМЯТИ»
— Я слышал, что институту поручили проектировать величественный «Зал памяти», который сейчас активно строят на территории Министерства обороны?
— Нам нужно развивать новую украинскую культуру милитарной памяти. И я горжусь, что этот мемориал в своем воображении, а затем в бумагах и расчетах родили именно мы. Ведь чтобы засесть за работу, нужно было сначала подумать, а что мы наследуем из истории, как отобразим день сегодняшний, и как уже это выразить в архитектуре доступно, публично. Это фактически первый крупный проект мемориального отображения новой войны Украины за независимость.
Знаете, когда министр предложил заняться этим проектом, реализовать его идею и замысел «Зала памяти», у меня по телу поползли мурашки. Даже наш проект космодрома был бледной тенью того величия и ответственности, которая выпала на нашу честь, — почтить подвиг украинских героев и победителей!
То, что мы спроектировали, является уникальной монументальной композицией, которой нет ни в одной силовой структуре, более того, даже за рубежом не у всех партнеров что-то подобное есть. Я имею, поверьте, значительный профессиональный и человеческий опыт. Но «Зал памяти», вероятно, действительно эпохальная вещь. Меня поймет любой строитель или архитектор. И вы бы видели, как я был озадачен позицией горадминистрации Киева относительно судьбы этого проекта. На протяжении четырех месяцев столичные чиновники не давали разрешения на строительство, выдумав пренебрежительную «легенду» этому проекту. Мол, мы строим МАФ — малую архитектурную форму! Якобы в соответствии с градостроительными нормами там не может быть капитального сооружения. Хотя градостроительный совет мог легко сделать исключение. Так мы упустили время.
Степан Тимофеевич заметил: это должна быть не часовня или связанная с религиозным культом композиция, а наполненное светом и энергетикой сооружение — исключительно триумфальное, но и не похожее на мавзолей. Должно было быть невысоким и не низким, удачным по размеру. С публичным выходом в город и внутрь территории министерства. Мы просматривали исторические материалы, вместе с архитектором Андреем Пашенько (известен участием в разработке мемориалов жертвам трагедии в Бабьем Яру, других проектах. — Авт.) начали креативные штурмы, пробуя адаптировать к локации разные идеи. Пришли к тому, что этот Зал будет иметь округлую форму, совсем без углов.
— Без углов?
— Украинская строительная традиция говорит, что в углах собираются темные силы. Не зря именно по углам в домах наши предки размещали образки и иконы.
Знаете, у меня есть природное ощущение и виденье того, что проектируется, в реальном размере. Моя мать замечательно рисовала, и этот дар достался мне. Степана Тимофеевича я не спрашивал, откуда и у него это. Но вижу, что у него есть профессиональное и гармоничное чувство света, цвета, декора. Это немногим дано.
Существовал и альтернативный проект — волонтерский, который наше предложение не победил, но мы оттуда позаимствовали рациональную идею памятного знака с колоколом. Это толстая согнутая металлическая пластина, имитирующая броню, которая олицетворяет тело украинского войска, пробитая разными калибрами оружия. Увенчивает композицию колокол. В соответствии с идеей, специальный человек должен ударять в него ежедневно столько раз, сколько воинов в этот день погибло за годы войны с российскими агрессорами.
Наиболее интересными, по моему мнению, элементами сооружения являются цветной витраж в форме знака ВСУ (по технологии известного американского дизайнера Луиса Тиффани. — Авт.), сквозь который внутрь зала будет падать свет, и композиция с колоколом. Мы уже нашли в Киеве специалистов, способных воплотить в конкретных изделиях эти замыслы. Например, мастерам придется реалистично имитировать попадание в броню снарядов соответствующих калибров — вход и выход.
Площадка вокруг «Зала памяти» будет торжественно функциональной. Она настолько удобная и вместительная, несмотря на компактность, что здесь можно проводить практически все церемониальные мероприятия в министерстве, которые будут проходить в значительно более выгодном антураже и оформлении.
Зал будет иметь несколько систем освещения, мониторы, звуковое сопровождение и, собственно, Книгу памяти с поименным указанием наших героев. Знаю, что министра вдохновил подобный опыт увековечивания памяти погибших воинов, увиденный в Канаде. И некоторые элементы тоже заимствованы у них. В частности, теплый пол внутри зала и система межсезонного обогрева и кондиционирования.
Юрий Бирюков привез 100 килограммов осколков, которые мы будем монтировать в стеллу так, словно они застряли там или срикошетили. Будет имитация копоти — колокол будто бы выходит из огня. Проработана вся технологическая цепочка изготовления этой архитектурной формы. В специальной ванне пройдет полное оцинковывание и последующее патинирование готовой композиции — чтобы она не ржавела. Перед стеллой будет стоять металлическая чаша — изрешеченная пулями и наполненная осколками. Это очень трогательно и обязательно будет брать за душу.
Украинцы и наши зарубежные гости и партнеры будут действительно поражены тем, насколько удачно проектировщики, архитекторы и строители отобразили в камне, металле, игре света и тени суть нашей борьбы, ее трагизм и неисчерпаемый героизм народа, который никогда не сдается.
