Для рядового человека Эрфурт — это просто город в центрально-восточной части Германии, столица земли Тюрингия. А для религиоведов эта локация в течение 23-29 августа стала эпицентром дискуссий на тему «Динамика религии: прошлое и настоящее». Речь идет о XIX мировом конгрессе Международной ассоциации истории религии, активными участниками которого стали украинские религиоведы. Немалый десант отечественных ученых уже вернулся из Эрфурта в родные просторы. О «православном экстремизме», впечатлении от мирового конгресса, общении с иностранными коллегами и буднях украинской диаспоры в Тюрингии в религиозном контексте рассказывает доктор философских наук, профессор Людмила ФИЛИПОВИЧ.
— «Православный экстремизм» — почему вы выбрали именно эту тему для исследования?
— Дело в том, что православный экстремизм — это исторический феномен. Тем не менее, нам стараются доказать, что православные значительно миролюбивее католиков, не говоря уже о мусульманах, которые регулярно ходили в знаменитые крестовые походы. Мол, православные никогда никого не трогали, поэтому их нужно считать более религиозными и христианскими, чем представителей других конфессий. Впрочем, это не соответствует действительности! Вспомнить хотя бы «чистки» в Боснии и Герцеговине, которые проводили православные сербы. Какое же здесь миролюбие, когда вырезали целыми поселками население только потому, что они другой веры? Речь идет о настоящем геноциде боснийских мусульман.
Да и сегодня примеров хватает. Мы решили остановиться на современных проявлениях, показав, как сегодня развивается православный экстремизм, представленный в идеологии и деятельности РПЦ. Суть этого экстремизма в теории «Русского мира», которая уже веками навязывается Украине. Все начинается с монаха Филофея, автора концепции «Москва — третий Рим», а завершается нынешними российскими православными армиями, которые сегодня воюют на Востоке против Украины. В частности, следует вспомнить те профашистские образования, которые действуют при патриархе Кирилле, и другие псевдоправославные и неоязыческие объединения, которые используют символику, наподобие свастики и т. п., и предлагают идеи, близкие к фашистским. Эти формирования возвышают одну единственную нацию: говорят, что наиболее последовательным, чистым в вере является лишь «русский народ». Якобы именно он призван Господом к особой миссии — освободить все остальные народы от американских империалистов и европейских либералов. Мы же видим, как это освобождение происходит.
— Как отреагировали на ваше исследование на Конгрессе ученые из других стран?
— Интересная была реакция. Мы почувствовали, что многие участники конгресса инфицированы российской пропагандой. Они не проинформированы правильно с нашей стороны. Многие спрашивают об Украине: «Что там у вас происходит? Почему не можете помириться с Москвой? Вы же младшие братья россиян...». Приходилось разъяснять, что мы далеко не младшие, да и вообще не брать им. Братья ведь так не поступают в конце концов. Иностранцы были ужасно удивлены. Например, я слушала доклад, который был посвящен сравнению изменений, которые происходили в религиозном мировоззрении античности и современности. Речь зашла об иконах ХII-ХIII веков, которые относятся к периоду Киевской Руси. Докладчик, доктор наук, между прочим, упрямо называла их Russian icons. После доклада я подошла к ней и спросила: «Какие иконы вы имеете в виду, называя их Russian icons? Как они могут быть русскими, если в момент, когда их писали, России еще и в помине не было?
— В Facebook вы писали: «Политкорректные немецкие ученые уговаривали не употреблять термины «оккупация», «война», «репрессии», «политзаключенные» хотя бы в названии секции и в названиях выступлений ученых. Но в выступлениях мы скажем все как есть. Будем рассказывать правду и ничего кроме правды. Пусть все ученые услышат, что происходит в Украине». Какие последствия имело использование вышеупомянутой риторики в вашем докладе?
— По правде говоря, не очень многие люди были гостями на наших секциях. Нас преимущественно приходили поддержать украинские коллеги — все пятнадцать человек, которые приехали. Иностранцев было где-то ориентировочно десять. Пятеро из них, как только услышали о «православном экстремизме», когда я начала рассказывать о теории «Русского мира», встали и вышли. Возможно, им это просто неинтересно, а более вероятно, что это был спланированный протест против тех тем, которые мы поднимали. В действительности люди не понимают, о чем идет речь. Запад достаточно сильно пропитался российскими пропагандистскими лозунгами, подходами и теориями. Украина, к сожалению, ведет очень слабую политику в этом плане. Не знаю, чем занимается Министерство информационной политики Юрия Стеця. Не раз и не два же просили, чтобы распространяли определенную литературу, брошюры — чтобы можно было аргументировано, со ссылкой на источники и исторические факты опровергать тот бред, который несут российские СМИ. Также следует отметить, что для нас опыт пребывания в Эрфурте не ограничился участием в Конгрессе.
— Речь идет об общении с местными? Чем оно запомнилось?
— В частности, мы встречались с представителями украинской диаспоры, которые благодаря событиям на Майдане себя четко осознали украинцами. Они там еще большие патриоты, чем мы здесь. Стали активными культиваторами своей идентичности и распространителями правды об украинских событиях. Многое услышали от них — например, о своеобразных провокаторах в Эрфурте, которых проплачивает российская сторона. Некоторым нашим соотечественникам также предлагали деньги, чтобы они тоже занимались антиукраинской пропагандой. Здесь не новые идеи: мол, Майдан — это не Революция достоинства, а путч; в Украине при власти — хунта, фашисты.
Существует также проблема с церквями. Как правило, украинцы ходят в те церкви, которые там есть. А это преимущественно церкви Московского патриархата. Однако мы разговаривали со многими здешними даже русскоязычными украинцами из Харькова, Одессы, Черкасчины. Они говорили, что не хотят ходить в эти церкви. Это сознательные люди, которым знакома ситуация в Украине. Они не хотят воспевать патриарха Кирилла и молиться за Путина, поскольку прекрасно понимают, что идет война против украинского народа, нашей независимости и суверенности. Свою же общину создать очень сложно. В Эрфурте, например, есть греко-католическая община, которую пристроил в своем храме римо-католический священник. Сюда ходят и греко-католики, и православные, которые хотели бы иметь свою украинскую общину не московского, а киевского патриархата. УГКЦ и УПЦ КП после Майдана еще больше сблизились, и их мало что разъединяет, гораздо меньше, чем УПЦ КП и УПЦ МП, не говоря уже о РПЦ. Здесь вообще пропасть. Незнание этих особенностей церковной истории и современной религиозной жизни вредит консолидации украинцев за рубежом. Очевидно, эти люди нуждаются в дополнительной информации. Хорошо бы было организовать просветительскую работу в диаспоре относительно истории христианства, украинских церквей, особенностей религиозных течений. Меня спрашивали: «А почему нас называют униатами? Униаты — это плохо? Почему патриарх Кирилл считает, что главное препятствие в общении между православными и католиками — это проклятые униаты?». Искать врагов извне — абсолютно в традиции русской церкви. РПЦ насоздавала в Германии своих храмов, а украинцы вынуждены туда ходить. А наша власть, судя по отсутствию конструктивных контрдействий, не стремится с такими сознательными украинцами работать. Нет ни радио, ни газет, ни других СМИ, которые бы издавались для здешней диаспоры. Конечно, лучше всего, чтобы там заработало наше телевидение. У греко-католиков, например, есть «Живе-ТБ». Было бы хорошо, чтобы оно там имело свой филиал и работало и для украинцев, и для немцев в той же Тюрингии. Нам здесь бывает порой сложно разобраться в том, что происходит, а им — тем более.
— Насколько такие конгрессы важны для настоящего и будущего Украины?
— Мы сомневались, ехать или нет перед тем, как подавали заявку на участие в этом Конгрессе. Откровенно говоря, в современной ситуации сложно быть ориентированным на успех и позитивные эмоции, с чем связана любая конференция. В конечном итоге мы посоветовались и решили, что это тот способ, с помощью которого мы, как ученые, тоже можем побывать на фронте. Речь идет о нашем фронте, на котором нам важно выразить свою позицию, провести свою черту. К сожалению, даже высокоинтеллектуальная среда Запада не свободна от стереотипов и мифов, которые распространяются в информационном пространстве Европы и мира. Это необходимо исправить. Что мы и попробовали сделать. Мощное присутствие украинской делегации показало, что Украина, как государство, существует. Доказали скептикам, что тут — перспективная наука, ведь с нами приехало много молодежи. Это поколение способно думать, мыслить, в конце концов, оно владеет английским языком. Мы ориентированы на Запад, а ученых из России воспринимали как коллег, с которыми в Эрфурте были на равных. Ментально и морально нас поддерживало чувство и осознание исторической справедливости и правды.
