Ответ на вопрос «Что такое научный туризм?» приходит сам, когда вдруг открываются возможности путешествия по миру не с целью восхищения земными реалиями, а с целью открытия себя в них. Происходит это в научных командировках, на всевозможных форумах ученых — на привилегированном поле деятельности особой категории людей, которые лучше других осознают, что путешествие человечества в Универсуме не освещено каким-то одним ослепительно мощным маяком, издалека указывающим единственный правильный путь.
Лики общественного обустройства мира разные: гуманистически значимые, светлые; они проявляются в обществах, развитие которых обусловлено парадигмой демократии. И — геовиртуально призрачные, построенные на симуляции действительности и стимулируемые нездоровыми фантазмами типа: «о власти моей и народе», «о сильной личности во власти», «о сущности власти, о сущности культа и о сущности и пользе культа личности как власти, и все это — как польза для народа: власть личности и культ ее в народе». Черты антиутопий, по сути — новых деспотий, свойственных авторитарным режимам и проявившиеся на лике человечества в начале XXI века, беспокоят ученых многих стран в разных научных средах, и как бы ни были завуалированы эти идеологемы, в них явно проступает самодержавный этатизм. Общий вывод такой: есть силы, они реальны, они ведут человечество к вражде и деградации. Чтобы сориентироваться в новой ситуации, чтобы яснее видеть земные реалии, отображая сущность Человека в них, нам следует быть более внимательными к разным мировым сигналам, независимо от их цвета и частоты, а также общностям, посылающим в современный глобализированный мир свои архаические вызовы. Этому посвящены многие научные форумы и международные конференции.
ХАЛИД
С марокканского берега в погожий день можно увидеть скалу Гибралтар и всю южную оконечность Пиренейского полуострова. На высоком мысу стоит мальчик и не замечает ни слепящих солнечных блесток на воде, ни изумрудной неги морских волн. Мальчика зовут Халид, его взгляд устремлен на пролив, через который каждый год мигрируют в Средиземное море стаи голубого тунца — «короля рыб». Обуреваемые инстинктом, тунцы устремляются плотной массой к своим нерестилищам и не замечают ни кораблей, ни людей, ни рыбацких фелюг. Они точно салютуют своими спинными плавниками, словно саблями моря, невесть откуда взявшиеся и невесть с кем собравшиеся воевать... «Короли» не обходят сетей, они прорезают их в водной толще своими скоплениями, и не боятся ни акул, ни касаток — настоящие хозяева жизни в своей среде обитания. Подводные шеренги тунцового единства в преддверии акта продолжения рода — это скрытый от человеческих глаз биотический смысл океана.
«Голубые тунцы помогли арабам создать свою цивилизацию в Северной Африке», — говорится в предании о трехметровых рыбинах, совершенная обтекаемость которых позволяет развивать им очень высокую скорость. Тунец не может остановиться, он всегда в движении — если он остановится, то задохнется. Марокканцы ловили тунца поодиночке, составляя ему пару в этом состязании, и во множестве — способом «альмадрава», делая из сетей лабиринты и загоняя туда стаи рыб.
Тунец навсегда остался для Халида этаким сакральным символом; его прельщала легкость, с которой двигается Thunnus в своей среде обитания, и сама непрерывность движения — без устали и без единой остановки. Он видел себя победителем, он придумал образ: атлант-марокканец — смелый охотник на голубых тунцов — стоит на высоком мысу и зорко всматривается в море, как идут косяки рыб на свои средиземноморские нерестилища и приветствуют его, Халида, разрезая воду черными плавниками...
Халид был сыном рыбака. Он учился в школе и мечтал быть военным, потому что книги, которые давал ему читать учитель, в основном были о деяниях полководцев или о том, где и как происходили сражения. Мальчик видел себя то римским полководцем, разрушившим Карфаген, то карфагенянином Ганнибалом, мстящим Риму. Учитель сам был когда-то военным и участвовал в боях; в одном из сражений ему оторвало руку — и тогда он решил, что станет деревенским учителем. Однако забыть о времени, когда он был военным, он не мог; иногда он покупал книги, связанные с войной, и клал их на библиотечную полку.
Халид рос жадным к знаниям подростком, хотя и был сыном простого рыбака. Он перечитал все, что было на двух полках библиотеки учителя, и тот стал привозить ему, когда бывал по делам в городе, новые книги. Но те книги были уже другими — об истории народов и стран, об истории и деяниях арабов. Так Халид проникся идентичностью. А это можно назвать личным проектом на будущее.
Но истории не бывает без геопространства. И юноша Халид осмысливал себя в земных реалиях как араб. Не арабом вообще считал себя Халид, а средиземноморским и североафриканским, а среди них — марокканцем, которые лучше, умнее, красивее других арабов, населяющих Северную Африку, что совсем близко к Атлантическому океану и легендарным атлантам. «Марокко — главная страна в арабском мире», — думал юноша, судьба которого — быть рыбаком, ловить рыбу и не думать ни о чем, кроме хлеба насущного. А когда он стал ощущать себя арабом, живущим на белом свете среди других народов, то гордился тем, что он араб, и решил, что арабы — самые достойные, чтобы править на Земле, если кому-то вообще необходимо править, и страстно хотел быть похожим на благородных героев из книг, что читал. Однажды учитель дал ему книгу, которая называлась «Чудеса Магриба», в которой автор описывал прелести, доступные арабам, когда они завоевывают своим влиянием другие страны. Полное имя автора начиналось с Халида, как и мальчика, который с благоговейным трепетом каждый раз открывал книгу, вчитываясь в приключения героя, правда, тот жил восемь столетий назад и был марокканским принцем. И юноше тоже захотелось быть принцем, и даже больше — королем всего Магриба.
И однажды рыбаку Халиду повезло: внезапно налетевший шторм прибил к берегу полузатопленную яхту, на которой он приметил человека без сознания и своими заботами спас его. Человек тот оказался богатым и знатным арабом. «Чего ты хочешь больше всего на свете? Скажи — и, быть может, я смогу помочь тебе», — сказал человек, спасенный Халидом. «Учиться! Больше всего на свете я хочу учиться: чтобы стать военным!» «А зачем тебе быть военным?» — с удивлением спросил его богатый и знатный араб. «Я, марокканец, хочу стать королем всего Магриба, завоевав его!» — сказал мальчик, и в его глазах навсегда затаилась ярость. Потерпевший кораблекрушение богач выполнил свое обещание: Халид стал военным, получив образование в военном колледже Мадрида. А затем судьба забросила его в Ливию — к Каддафи. И лидер ливийской революции, заметив пассионарную наклонность, отослал молодого офицера в Москву — учиться на военного переводчика. Там, в столице бывшей огромной империи, образованный офицер Халид, вплотную cтолкнувшись с гипертрофированным отношением к понятию «Великий», стал еще большим патриотом арабского Запада и пылким сторонником идеи «Великого Магриба», то есть появления нового актера на мировой геополитической карте, и видел себя во главе новой арабской империи, что поощрялось навязчивыми нейролингвистическими технологиями в военном учебном заведении той страны, которая своим «величием» давно стоит поперек горла обычному, невеликому, миру. А когда слово «великий» проходит сквозь сито тотальной пропаганды, то слова «большой», «объемный», «пространный» объединяются в возбуждающее для неподготовленного мозга понятие: «Великий». Зачастую это приводит к тому, что в здоровом теле экстерриториально мыслимой идентичности, к каковым относятся очень немногие нации, и арабы в том числе, крепнут нездоровые, близкие к имперским, амбиции.
...Сводным термином Магриб (Запад) именуется африканский шлейф арабского мира. Собственно Магриб — это регион в Африке, включающий Тунис, Алжир, Марокко. Если к ним присоединяли Мавританию, расположенную южнее, но также прилегающую к Атлантике, и Ливию, непосредственно связанную со Средиземноморским миром, то говорили уже о Великом Магрибе.
КАДДАФИ
Ливия — в цепочке стран Великого Магриба — оказалась на какое-то время основным аттрактором (привлекающим элементом в системе), который возвестил о «новом мировом порядке», чем взмутил и возмутил всю мировую сферу разума, взбудоражил общественность пяти континентов, восхитил крайне правых (читай: неофашистов) и крайне левых (читай: неомарксистов) и возбудил к конкретным акциям силы, связанные с самым отвратительным явлением современности — терроризмом (terror — ужас). Формы его разнообразны: например, сепаратизм — борьба за отделение от государства части его территории; империализм — захват чужих территорий под любым предлогом и разными методами, в том числе, и скрытой военной агрессией; парамилитаризм — действия вооруженных неформальних групп (paramilitary), срощенных с криминалом; использование иностранных наемников для устрашения местного населения etc.
Увы, новейшая история Ливии теснейшим образом связана с личностью Муаммара Каддафи как реального вдохновителя международного терроризма, некоего виртуального правителя некоей самопровозглашенной империи.
Идея «правильного миропорядка имени Муаммара Каддафи» гласит: надо создать такое орудие правления, которое не было бы ни партией, ни классом, ни кланом, ни племенем и являло бы собой весь народ в целом, а не «представительство» от его имени. НИКАКОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА ОТ ЛИЦА НАРОДА. ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО — ЭТО ОБМАН. Если бы удалось создать такое орудие правления, то проблема была бы решена, народная демократия стала бы реальностью, и человечество навсегда покончило бы с эпохой тирании и диктатуры, на смену им пришла бы власть народа. Реалистический подход к решению вопроса прямой демократии предлагает «Третья всемирная теория» (Каддафи, очевидно, воспринимал себя как создателя «нового» Третьего Рима, Третьего Рейха, Третьей Республики... автор, порывшись в историософском наследии, ряд сравнительных идеологем продолжить рад и вполне возможно завершил бы свои исследования тезисами, озаглавленными как-то так: «К вопросу о казуальности мирового порядка «а ля Каддафи», однако доверяет сию торжественную ноту взять читателю своим голосом). Массы должны бороться за уничтожение всех авторитарных форм правления, лицемерно именуемых разными формами демократии — будь то правление парламентов, кланов, племен, классов или правление одной, двух или нескольких партий.
Это есть формализация идеи. А чем же закончилась ее организация?
Ливия с ее пустынями и немногочисленным, четырехмиллионным населением, но огромной территорией и древней историей, ярко высветленной мифом о гарамантах, могла бы считаться одной из самых отсталых стран арабской Африки и, согласно «перверзийному циклу», прорасти, словно ядро зерна, в новую империю, если бы была на то некая «конспирологически обусловленная воля». Она была именно такой, когда в 1951 году страна обрела свою независимость. В виде монархии, к тому же, успешно сотрудничавшей со странами античной (западной) демократии. Открытие в Ливии огромных нефтяных месторождений, интенсивная их эксплуатация, круто изменили судьбу страны. Бурный поток нефтедолларов укрепил позиции конституционного монарха Идриса I в контексте его влияния на сопредельные страны и на весь Магриб. В таких случаях, словно по учебнику, в социальных недрах страны, богатеющей и близкой к возможному региональному лидерству, вызревает потенциал заговоров, переворотов, квазиреволюций. В этом котле политических эмоций родилась Организация свободных офицеров, которая, заигрывая с люмпеном и пользуясь грязными методами устрашения несогласных, шла к реализации плана военного переворота (для феллахов, берберов, люмпен-пролетариата и остальных именуемого «народной революцией»). В 1969 году монархия была низвергнута, а власть в стране перешла к Совету революционного командования во главе с «полковником» Каддафи. (Есть предположение, что воинское звание полковника лидеру революции захотелось носить в знак подражания «черным полковникам», пришедшим к власти в Греции: они тоже видели себя борцами с лжедемократией.)
Полковник Каддафи взялся за радикальные реформы, руководствуясь собственными представлениями о благе для народа. Право — в любой его форме — народ не интересует; а признает он Закон — но не тот, который вырабатывает парламент, а Закон общества, который не нуждается в составлении или выработке. Значение Закона заключается в том, что только он может определить, что — истина, а что — ложь, что верно и что нет, и каковы права и обязанности членов общества. Свобода находится под угрозой, если общество не имеет священного Закона, в основе которого лежат незыблемые нормы, обычаи, традиции народа, не подлежащие изменению или исправлению по воле орудий правления. Более того, орудие правления само обязано соблюдать Закон общества. Понятно, что, упразднив Право в сознании людей, упраздненными оказались привычные формы власти. Ливия провозгласила себя джамахирией, то есть общенародным самоуправляемым государством; гражданам в столичном центре и на местах — в периферийных городах и в провинции этого, далеко не всем понятного в Ливии и не совсем понятного в мире общественно-политического образования, было предложено создавать народные собрания, избирающие руководителей, которые, уже пользуясь своим правом избранного, входят в состав так называемого Всеобщего народного конгресса, заменяющего парламент. Механизм выборов в ВНК выбран ступенчато-иерархический: свободные граждане (читай: ливийцы мужского пола) городского квартала (или кочевого селения, или стационарного поселения феллахов), собравшись, выделяют делегата на собрание «куста» кварталов (селений, поселений), и так — вплоть до Всеобщего собрания, то есть «народного конгресса».
Подобные эксперименты сопровождались национализацией экономики под лозунгами исламского социализма. Эту, никогда не существовавшую доктрину, Каддафи обосновывал в своих книгах. Вместо упраздненных в стране партий были созданы «революционные комитеты», руководившие деятельностью собраний, а руководитель страны стал именовать себя не иначе, как лидером революции.
Трудно сказать, как развивались бы события дальше, если бы не нефтедоллары, десятки миллиардов нефтедолларов, которые создали, а потом и поддерживали для простого ливийца более чем сносный — по сравнению с другими африканскими странами — жизненный уровень, и на какое-то время, скажем, на время одного поколения, могли скрыть все издержки глобального эксперимента над народом. Абориген — «истинный» ливиец — практически освобождался от работы, а значит и... от денег. В каждом доме имелось по три телевизора. Если семья простого ливийца нуждалась в жилище — он заказывал дом. В большом количестве, целыми поселками, как в советское время на целине или в Ставрополье, их строили другие «национальные меньшинства»: около полумиллиона рабочих из Турции, арабских стран, даже из Южной Кореи были заняты в строительстве дорог, нефтепроводов, жилищ, а главное — в добыче нефти, в добыче газа, в добыче воды из недр Сахары. С годами число рабочих заметно уменьшилось, а местные работать разучились. Главным, по сути, единственным банкиром страны, несмотря на «народовластие», был сам Каддафи; ему приходилось учитывать много факторов раздачи дивидендов, среди которых, кроме средств, идущих на кое-какой бюджет, была помощь... дестабилизирующим движениям и маргинальным элементам в других странах. Нефтедоллары в результате падения цен на нефть в начале восьмидесятых понемногу стали иссякать, что, естественно, привело к экономическим затруднениям и недовольству разных социальных групп. Однако и оставшихся денег с избытком хватало и на импорт продовольствия, и на закупки современного оружия (догадайтесь с одного раза, в какой стране после обвинения Ливии в «международном терроризме» и введения против нее соответствующих санкций совершались эти закупки). Продолжалось строительство военных объектов, в том числе связанных с оружием массового поражения, что стало притчей во языцех для европейцев и головной болью для американцев.
КОНЕЦ ГЕОВИРТУАЛЬНОЙ ИМПЕРИИ
Ливия имела хорошо обученную и до зубов вооруженную армию, гораздо более сильную, чем это можно было бы считать нормальным для небольшой страны. Более того, Каддафи, опираясь на провозглашенную им внешнеполитическую доктрину, суть которой сводилась к решительной борьбе с империализмом, с энергией, достойной зависти, если бы эта энергия была направлена на созидательный эффект, поддерживал вооруженные конфликты, партизанские движения, террористические группировки и т. д. На территории Ливии были созданы тренировочные лагеря обучения и оснащения террористических групп, которые распространяли свою деятельность по всему миру; следовательно, в глазах мирового общественного мнения Муаммар Каддафи как лидер ливийской Джамахирии несет ответственность за различного рода террористические акты, убийства политических противников, взрывы на самолетах и многое другое, что входит в арсенал «деятелей» международного терроризма. Словом, усилиями Каддафи Ливия приобрела репутацию страны, поощряющей международный терроризм и имеющей непосредственное отношение к «актам возмездия», как цинично именовалась бандитская деятельность в других странах Африки, Америки, Европы; терроризм был узаконен; он закрепился на государственном уровне.
Хотя Каддафи громогласно заявлял, что не поддерживает и не будет поддерживать террористов, его заявления не стоили и гроша, а уж быть принятыми во внимание демократическим сообществом — и подавно.
Организация идеи закончилась экспортом терроризма. А терроризм опасен для цивилизации, главенствующей на планете благодаря парадигме гуманизации всех форм общественной жизни. Терроризм подрывает ОСНОВЫ и рушит МИРОВОЙ ПОРЯДОК.
...Возможно, обо всем об этом рассуждал Халид, когда его карьера военного советника в армии Каддафи подошла к концу, и геовиртуал «Великий Магриб» растаял с исчезновением Халида, как растаяло богатство Каддафи — с его смертью, когда вывозил он свое золото из горящего Триполи, и Халид помогал ему.
«...на пленке видно, как легковой автомобиль, нарвавшись на патруль повстанцев, развернулся и попытался скрыться, но был подбит, и из него пошел дым. Из машины сначала вывалился один раненый мужчина, похожий на Каддафи, но сильно состарившийся, и попытался бежать, однако тут же был прошит несколькими пулями и остался корчиться на земле. Следом выскочил второй, не раненый и без оружия. Этот побежал в сторону Сирта и очень быстро исчез, не настигнутый выстрелами на поражение...»
Интересно, таким же путем будет развеян миф о «Православной империи»? А скоро ли «Русскому миру» мир реальный укажет на отведенные ему в мировом порядке геопространственные пределы и не примет любое нарушение их?
...А что надо сделать, чтобы, не разрушая мировой порядок и не подрывая его основы, создать новый-старый тип государства как конгломерат территории и населения в условиях конца промышленной революции и начала новой эры?
С акцентами на неограниченные источники солнечной энергии, каковыми обладает территория Сахары, должен развиваться Магриб — утверждают ученые, колеся по свету для участия в своих конференциях. О России, в связи с ее сегодняшними амбициями, в научных туристических кругах предпочитают не говорить. Ее просто игнорируют, как во всем мире игнорирует нынешний Крым большинство туристов.
Арсений ЯЦЕНЮК, премьер-министр Украины:
Мы начинаем проект «Стена».
Это строительство реальной государственной границы между Украиной и Российской Федерацией.
Именно Россия на сегодня — основное и единственное государство, которое угрожает территориальной целостности и национальной безопасности Украины. И мы должны признать это в новой оборонной доктрине
