В интервью, которое я недавно давал «Дню» (№153 от 27 августа), шла речь о противоречиях между ценностями, преобладающими в украинском обществе, и теми, которые присущи европейцам. Дискуссия в парламенте Украины, а также вокруг и вне его, о статьях Конституции, предусматривающих децентрализацию власти, натолкнула меня на мысль об оценке этих событий с точки зрения ценностей. Я не обсуждаю трагическую сторону происшедшего конфликта, а рассматриваю сложившуюся ситуацию как конфликт ценностей.
У политиков и экспертов есть две претензии к процессу утверждения статей Конституции, связанных с децентрализацией, и, прежде всего, к особому порядку управления в оккупированных районах Донбасса. Первая связана с недостаточной открытостью самого процесса. Конечно, можно говорить, что такие действия всегда закрыты, потому что на самом деле это, обычно, торговля (я имею в виду переговоры между Украиной и нашими союзниками). Но с точки зрения ценностей у открытости самый высокий ранг: это как бы рабочий инструмент свободы. Поэтому и общество, и элита, и парламент должны знать и понимать суть ключевых проблем, связанных с особым управлением ныне оккупированных районов. Вовсе не обязательно знакомить со всеми перипетиями переговоров, но важная принципиальная позиция заключается в том, что обстоятельства не позволяют нам не учитывать мнение наших союзников. Мы слишком зависим от них. И как бы это ни было унизительно для радикалов, но это реальный факт, который нельзя игнорировать. Пренебрежение этим фактом могло бы иметь катастрофические последствия. Рассказать сущность проблемы, подчеркнув, что мы просто обязаны пойти на какой-то компромисс и внести эти положения в Конституцию, — об этом можно и нужно было сообщить обществу. Так что претензии к уровню открытости — совершенно европейское требование, вытекающее из европейских ценностей.
Другая позиция, которая, собственно, и подвигла меня на эту ремарку, заключается в утверждении, что можно обойтись и без этого навязанного извне компромисса, так как Конституция не может строиться на текущих политических соглашениях, тем более извне навязанных. Это несомненно правильная позиция, если не учитывать обстоятельства, как говорят, необоримой силы. А если учитывать? Тогда такая позиция становится циничной и популистской. Ее можно перефразировать так: компромисс унизителен, но любые другие решения ищите сами. Отношение к компромиссу как к унизительному проигрышу — это резко выраженная неевропейская черта, которая мешает нам быть рациональными.
Я сейчас не обсуждаю вопрос, хорош ли компромисс, зафиксированный в документе, или нет. Меня поражает то, что его критики не предлагают какого-то альтернативного реалистичного решения, которое, по их мнению, лучше. Политики и профессиональные эксперты прекрасно знают — подобные мнения не могут и не будут приняты, но вполне могут обострить с трудноразрешимыми последствиями и без того неустойчивую ситуацию. Либо они хотят обострения, либо их это не волнует, либо они не думают о последствиях. Не знаю, что хуже.
Можно ли в подобных высказываниях быть одновременно моральным и безответственным? Думаю, что для рядового гражданина это возможно и простительно в силу ограниченности информации. Но для политика и профессионального эксперта, чьи публичные высказывания общественно значимы, такое поведение цинично и аморально.
