«Трагический адепт революции» — так Иван Дзюба назвал когда-то Мыколу Хвылевого, намекая на постепенное, под давлением обстоятельств, разочарование писателя в революционном романтизме. Это определение, по моему мнению, приобретет особое значение после появления этой книги. И дело не только в разочаровании, но и в более глубоком понимании того, что именно революция и власть, ею порожденная, создали нестерпимые условия для жизни писателя, начали постепенно загонять его в тот круг, выхода из которого, по сути, для него не было. Однако для Хвылевого существовали воля и выбор, ответственность и нравственное измерение. Он не дал себя превратить в послушную жертву: разрываемый пополам между коммунизмом и Украиной, Хвылевой сам поставил точку в собственной биографии своим выстрелом в висок 13 мая 1933 года.
В 2009 году были рассекречены документы Отраслевого государственного архива службы безопасности Украины (ОГА СБУ) из так называемого дела-формуляра на Хвылевого. Если высказываться лапидарно, то это обычно концентрированная информация различного характера, аккумулированный «компромат» на то или другое лицо, за которым сотрудники коммунистической спецслужбы следили некоторое время, «намечая» этого человека для каких-либо последующих действий (ареста, уничтожения, использования против других и тому подобное). Сообщения информаторов, агентурные донесения, рабочие сводки, спецсообщения, перлюстрированная переписка и много других материалов — обязательное «меню» любого дела-формуляра. Все это есть и в папке, «посвященной» Мыколе Хвылевому.
Эта папка раскрывает ключевые детерминанты трагедии писателя, этапы ее вызревания, характеристики и в известной степени ее последствия. Со страниц дела-формуляра, то есть из документов организованной ГПУ тотальной слежки за Хвылевым (которой чекисты присвоили псевдо «Вальдшнеп», наверное, из-за того, что писатель при жизни был страстным охотником), предстает не только лишенный любой идеализации, «реальный» Хвылевой, но и возникают те, кто (в силу разных обстоятельств) его ненавидел, презирал, или просто относился к нему как к конкуренту. Этих людей использовали чекисты для сбора необходимой информации, формирования определенного образа Мыколы Хвылевого. Этот чекистский конструкт, выразительно появляющийся со страниц этой книги, полностью «встраивался» в определенный большевиками спектр опасных для режима «врагов». Опубликованные документы позволяют также почувствовать особенности времени, события которого они отражают, и тот колорит, который невозможно воспроизвести при помощи, скажем, дат или цифр. Вот почему эту книгу можно читать и как своеобразный детектив, где в центре интриги — неординарная и яркая личность Мыколы Хвылевого.
Когда я работал в свое время с аналогичным делом, заведенным на Михаила Грушевского, у меня не было ни одного сомнения, что оно возникло закономерно, а его появление было детерминировано самой (одиозной для большевиков) личностью прежнего лидера Украинской Центральной Рады. По возвращению Грушевского из-за границы весной 1924 года в коммунизированную Украину, у тогдашних власть имущих были все основания не доверять своему прежнему политическому противнику, усматривая в его мыслях и действиях «двойное дно».
Хвылевой был членом партии с 1919 года, якобы (как поговаривали) успел даже послужить в ЧК (этот миф кое-кто повторяет и в настоящее время, хотя у этой версии нет ни одного документального подтверждения). Тем не менее, и даже этот «пролетарский писатель», как высказывались в те времена, был чекистами для чего-то «намечен». Меня шокировало то, что на Хвылевого, который в мае 1933 года завершил свою (обнародованную еще во времена горбачевской «перестройки») предсмертную записку здравицей в честь компартии, завели дело-формуляр. Он (по чекистскому наговору) проходил «по окраске учета» как «национал-шовинист». Еще более интересно и симптоматично то, что в деле есть документы, касающиеся периода до 1930 года (собственно, с 1927 года). Они подтверждают: Хвылевой значительно раньше был в поле зрения ГПУ, а еще точнее важной составной части этого ведомства — политического контроля.
Однако в 1930 году чекистский интерес к яркой личности Хвылевого вступил в новую фазу: слежка за ним приобрела тотальный характер. Кстати, в истории хранения дела были интересные моменты. В январе 1947 года в МГБ УССР к нему обращались в поисках «компрометирующих материалов». Полностью достоверно, что это могло быть следствием начатой тогда очередной кампании травли «украинских националистов». В апреле 1955 года дело было признано не представляющим «оперативную и историческую ценность». Именно тогда, через 22 года после самоубийства Хвылевого и — что удивительно — именно 13 апреля (13 — это было любимое число писателя) дело прекратили и решили уничтожить. Однако не уничтожили. Оставили в архиве как имеющее «историческое значение». В 1977 году дело снова пересмотрели и оставили на хранении.
Неоднократное перечитывание дела-формуляра убедило: ключевой причиной кровавого «хэппенинга», устроенного для себя Хвылевым 13 мая 1933 года, была его перманентная внутренняя амбивалентность, психологический раскол, игра, которую писатель попробовал вести с системой и (в конечном итоге) с самим собой. Эта игра оказалась фатальной.
Я отобрал для публикации 62 документа из дела-формуляра С-138, сохраняемого в ОГА СБУ. Это практически все, что есть в папке, поскольку формально упомянутое дело, заведенное в 1930 году, пополнялось недолго. Все документы (за исключением копий двух посмертных записок) печатаются впервые на языке оригинала согласно современному правописанию с сохранением стилистических особенностей. Мой приятный долг выразить благодарность всем сотрудникам ОГА СБУ, способствовавшим появлению этого издания.
Для участия в этом проекте я пригласил постоянного автора газеты «День», доктора филологических наук, профессора Национального университета «Киево-Могилянская академия» Владимира Панченко. Наши с ним статьи, помещенные перед документальной частью, надеюсь, помогут контекстуализировать и концептуализировать темы и сюжеты, содержащиеся в документах.
К книге приложен диск с фильмом режиссера Ирины Шатохиной «Царь и раб хитростей». Об этом хочу сказать отдельно. Документальная лента создана Национальной Телекомпанией Украины и в значительной мере основана именно на уникальном материале из дела-формуляра на Мыколу Хвылевого. Следовательно, фильм показывает наглядно, «оживляет» то, о чем можно прочитать в книге «Полювання на «Вальдшнепа».
Здесь я обязан вспомнить, что еще в начале 90-х годов я впервые видел и даже читал дело-формуляр на Мыколу Хвылевого. Однако тогда мне (в силу определенных и не от меня зависящих обстоятельств) не удалось тщательным образом поработать и опубликовать исследование на основе упомянутого дела. Впоследствии — признаюсь — не было и особого желания. И вот само создание документального фильма о Хвылевом, к работе над которым в 2008-2009 годах меня привлекла режиссер Ирина Шатохина в качестве соавтора сценария, консультанта, да еще и ведущего, дало импульс, подтолкнуло меня к тщательной и всесторонней проработке дела Хвылевого, к пониманию неординарности и неоднозначности его личности, его литературного наследия.
Вот почему я благодарен госпоже Шатохиной. Благодарен и профессору Гарвардского университета Григорию Грабовичу за его публикацию о суицидальных мотивах в творчестве и жизни Мыколы Хвылевого, которая также стимулировала мой интерес к тому, а что же «было в действительности», как Хвылевой моделировал и разыгрывал самый страшный спектакль в собственной биографии. По справедливому замечанию Григория Грабовича, когда в СССР было запрещено хоть чуточку благосклонно вспоминать о Хвылевом (а это забвение длилось до горбачевской «перестройки»), как ни странно, именно Хвылевого в научном и паранаучном дискурсе «среди украинских писателей порочили сильнее всего — значительно более, чем Винниченко и Грушевского, и бесспорно более, чем открыто признанного врага-националиста Донцова».
Отдельная и искренняя благодарность директору издательства «Темпора» госпоже Юлии Олийник, без колебаний поддержавшей этот издательский проект, приложившей немало усилий для его реализации и — простите за прозу — вложившей средства, чтобы мои сначала полностью эфемерные замыслы материализовались в самом лучшем смысле слова, то есть в виде книги.
«Прежде всего, необходимо признать публично: М. Хвылевой не просто умный, а чрезвычайно умный человек. Кроме того, он чрезвычайно хитрый и дипломатичный человек. И как раз в этой избыточности — его слабое место. Чайковский был «царем и рабом минора» и так же М. Хвылевой — «царь и раб хитростей». Благодаря преимуществу дипломатии над беспристрастными умственными способностями, с Хвылевым случилось то, что определяется формулой: «сам себя перехитрил».
Это — не традиционное донесение секретного сотрудника. Это — отрывок из пространного, тщательным образом отредактированного машинописного текста под названием «Новое амплуа Мыколы Хвылевого», сохранившегося в деле-формуляре. Похоже на статью, которая должна была в очередной раз «разоблачить» Хвылевого (в данном случае в связи с выходом журнала «Літературний ярмарок»). В тексте, там, где объяснение в скобках, можно увидеть авторский криптоним «Л.С.». Однако в данном случае главное не это. Интересно то, насколько правомерно автор текста называет писателя «царем и рабом хитростей».
Здесь не место давать характеристики литературному пути Хвылевого, но вполне очевидно, что на протяжении этого пути, попадая в затруднительные политико-идеологические ситуации (а временами сознательно заводя себя в них, как в случае с литературной дискуссией средины 20-х годов), Хвылевой всегда пытался «переиграть» власть. Логика его поведения была приблизительно такой: нужно официально покаяться — «искупаю» вину, требуют официально что-то признать — «признаю». Такой была цена сохранения внутреннего интеллектуального суверенитета, защиты круга единомышленников, на которых он опирался, в конечном итоге цена возможности жить и работать дальше.
Вот почему не следует спешить судить Хвылевого по критериям сегодняшнего времени, точнее, прошу прощения, вчерашнего. Потому что о дне сегодняшнем в независимом государстве под названием «Украина» — разговор должен вестись отдельный.
А завершу одним словцом. Вот оно — «мамулуватість». Это чистой воды «хвылевизм», то есть словцо Мыколы Хвылевого. И значило оно для него неуверенность, страх, неумение. Читая ужасное дело-формуляр, я почему-то все время вспоминал это слово. Им обозначена, замаркирована беда современной украинской интеллигенции, которая, похоже, дождется-таки, что Киев переименуют в Донецк. Такой беды у Хвылевого не было. Да, он шел на компромиссы, но никогда не продавал землю, которую любил.
Хороший урок для всех нас.
