В Российской Федерации уже около полугода ведется дискуссия о перенесении праха Столыпина из Киево-Печерской лавры (сам премьер настаивал перед смертью на том, чтобы его похоронили у Трапезной церкви Лавры) в Саратовскую область. Кстати, ровно 10 лет назад могила премьер- министра была восстановлена в первичном виде; она находится рядом с могилами Василия Кочубея и Ивана Искры. Лоббистами этого неоднозначного плана стали президент Русского фонда культуры, кинорежиссер Никита Михалков, первый заместитель Председателя Госдумы РФ Любовь Слиска, и, как всегда, неугомонный и эксцентричный губернатор Саратовской области Дмитрий Аяцков. Господин Юрий Лужков, мэр Москвы, также не мог остаться в стороне.
В чем же дело? Разве могила Столыпина находится в таком уж запущенном состоянии? Корреспондент и фотокорреспондент «Дня», убедились, что это не так. Очевидно, российские «государственники» нуждаются в новых символах (или стимулах?) из прошлого.
Немного истории. Петр Столыпин (1862—1911) происходил из старинного дворянского рода, получил блестящее образование; поэтому его назначение в 1902 году (в 40-летнем возрасте!) гродненским губернатором, а в 1904 году — саратовским губернатором можно было считать продолжением политики царя Николая II по «омоложению кадров». Во время революции 1905—1907 годов молодой губернатор жестоко подавлял восстания крестьян и, как результат, в апреле 1906 года был назначен министром внутренних дел, а уже 8 июля того же года — Председателем Совета министров Российской империи.
Реформы Столыпина, а он успел очень много сделать для восстановления величия империи даже за пять лет до преждевременной смерти, оценивались и оцениваются неоднозначно. Во-первых, он был творцом земельной реформы «сверху», в результате которой сотни тысяч крестьян, в первую очередь, из Украины (перечитайте роман Михаила Стельмаха «Хліб і сіль» о событиях 1906—1907 гг.) в «столыпинских» вагонах были отправлены в Сибирь и на Дальний Восток.
Блестящий оратор, он полностью контролировал законодательный орган империи — Государственную Думу; в июне 1907 года правительство Столыпина распустило II Госдуму и приняло новый закон, которым существенно ограничило представительство национальных меньшинств и предоставило преимущество крупным землевладельцам за счет рабочих и бедных крестьян. После очередного покушения на Столыпина (всего их было 18!), из-за которого погибло 27 человек, в 1906 году правительство ввело военно-полевые суды и начало широко применять смертную казнь.
Безусловно, после унизительного поражения в русско-японской войне (1904— 1905 гг.) и I-й Русской революции (1905— 1907 гг.) «сильная рука» с тоталитарной окраской была очень нужна великодержавным шовинистам, виселицы — «столыпинские галстуки» на долгие годы стали признаком времени и предвестниками революций 1917 года. Постепенно были ограничены права автономных окраин империи — Финляндии, Царства Польского, поднял голову Всероссийский национальный союз. На совести «черносотенцев», которым симпатизировал Столыпин еврейские погромы в Украине. Наконец, в 1910 году правительство Столыпина запретило какие-либо национальные общества. Украинский язык был подвергнут неслыханным, даже со времен Валуевского циркуляра, преследованиям, закрывались культурные общества («Просвіта»), газеты на украинском языке — «Воля», «Наша Дума», «Рідний край». Даже почтение памяти Тараса Шевченко в марте 1911 года, через 50 лет со дня смерти Кобзаря, руками властей было превращено в подпольную акцию, участники которой получали казацкие нагайки и приговоры суда. Великодержавный шовинизм в Российской империи окончательно стал государственной политикой; отнюдь не «левак» Александр Куприн ярко описывает его ужасные проявления в повести «Поединок».
Реформы Столыпина после его смерти были приостановлены. Деятельность премьера вызвала сопротивление и среди левых, и среди правых, а царь Николай II фактически «закрыл глаза» на тот факт, что жизнь председателя правительства империи находилась в руках террористов. Роль охранного отделения, которое не только не препятствовало широкому заговору, но и само участвовало в нем, говорит о том, что реформатор должен был уйти с политической арены как можно быстрее. «Мавр сделал свое дело...»
Другое дело, можно ли сейчас ярко выраженного государственника, который был представителем господствующей нации и ярым врагом национально-освободительных движений романовской империи, поднимать на щит, тем более таким способом, который нам предлагают уважаемые и высокие должностные лица России.
