Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Сочетается ли идеология «сильных денег» со слабой властью?

Виктор Ющенко о роли Нацбанка в новейшей истории Украины
7 октября, 1998 - 00:00

Украина, к сожалению, не избежала известных причинно-следственных
зависимостей: слабые деньги — неуправляемый дефицит — эмиссия — слабые
деньги... опять эмиссия. Думаю, эта школа усвоена очень большой частью
общества, очень большим кругом политиков. Сегодня выйти с тезисом «давайте
сделаем эмиссию» невозможно

 Все попытки правительства преодолеть финансовый
кризис пока что не дали желаемого результата. Более того, принимаемые меры
порождают новые проблемы и противоречия. В таких условиях большинству людей
непонятно, какими целями и мотивами руководствуются властные институты,
и они с легкостью обращают все претензии и вопросы к учреждению, декларирующему
свои обязательства обеспечивать стабильность национальных денег. На самом
деле Украина переживает глубокий экономический кризис, финансовые проблемы
являются только ее проявлениями.
 

Finantial Times в одном из последних номеров прямо указывает
на сохраняющуюся угрозу финансового краха в Украине, правда, замечая при
этом, что ответственность за него должно нести не только украинское правительство
и Национальный банк, но и МВФ вместе с другими кредиторами. Мировой банк,
в свою очередь, настроен не так пессимистично. Отдавая должное успешной
реструктуризации долгов и «плавному и гибкому» снижению курса гривни, директор
департамента МБ П.Сигельбаум вчера заявил, что без существенных экономических
реформ кризис смягчить не удастся.

Итак, насколько Национальный банк влияет на кризисные процессы,
действительно ли он может удержать гривню от обесценивания, наконец, стоит
ли бороться за сильные деньги, если у власти нет политической воли для
реформ, — все эти вопросы стали темой круглого стола с участием председателя
Национального банка Виктора ЮЩЕНКО, советника председателя по макроэкономической
политике Виктора ЛИСИЦКОГО, руководителя пресс-службы Дмитрия РИКБЕРГА
и журналистов газеты «День».

— В последнее время участились случаи, когда предприятия
оказываются перед невозможностью выполнять свои финансовые обязательства
из-за прекращения банками расчетов по счетам клиентов, в частности называется
банк «Украина». Не свидетельствуют ли такие факты о начале банковского
кризиса, спровоцированного реструктуризацией долговых обязательств правительства?
Ведь банк «Украина» так же, как и многие другие банки, владел крупным пакетом
ОВГЗ.

— Начиная с 17 августа, когда формально начался отсчет
времени финансового кризиса, банковская система Украины находилась и находится
на сегодня в высоколиквидном состоянии. И задача Национального банка —
подавить существующую ныне избыточную ликвидность. Собственно, этим обусловлено
последнее решение НБУ о дополнительной модификации обязательных резервов
банков. Если же говорить об отдельных неплатежах, то они на общем фоне,
конечно, есть. По состоянию на утро 2 октября непроплаченными были 17 млн.
грн. платежей (при общем дневном обороте в 3 млрд. грн.). Ежедневные 8
млн. грн. неплатежей приходятся на 30 банков, находящихся в процессе объединения
или закрытия. Остальные неплатежи — банка «Украина». Безусловно, речь не
идет об «Украине» как о проблемном банке, но у банка 21 млн. грн. убытков,
на 90% сформированных за счет отчислений в бюджет. Дело в том, что банк
заплатил с начала года 18 млн. грн. налогов по результатам деятельности
прибыльных отделений. Хотя банк в целом, с учетом убыточных отделений,
таких налоговых обязательств иметь не должен. Кроме того, банк проводил
не адекватно рискованную кредитную политику, в частности, по конкретным
аграрным постановлениям.

Подытоживая сказанное, хочу отметить, что в банковской
системе Украины нет платежного кризиса. Неплатежи всегда будут существовать,
поскольку есть банки, прекращающие свою деятельность, и это является риском
учредителей или акционеров банка. Но это вещь закономерная.

— Из ваших слов вытекает, что после отказа правительства
погасить свои долги по ОВГЗ банки чувствуют себя очень хорошо, а их ликвидность
только выросла. Нет ли в этом противоречия?

— Во время первого этапа банки реструктуризировали долговых
обязательств на 803 млн. грн. Это долги 1998 и 1999 годов. Поскольку возвращать
деньги должны были «порциями» в течение достаточно значительного периода,
отсрочка возвращения долгов существенно не повлияла на ликвидность банков.
С самого начала НБУ придерживался нескольких основных принципов. Во-первых,
реструктуризация, как явление, должна была состояться. Мы понимали, если
мы не хотим коллапса, без реструктуризации мы не проживем. У нас нет проблемы
с платежностью, поскольку уровень займов является небольшим. Но у нас есть
проблема ликвидности на отдельные пики. Мы знаем возможности внутреннего
рынка и знаем, какой будет его полнота в декабре, когда ожидался очередной
пик выплат. Поэтому мы должны были уже сегодня решать, как обслуживать
долги в условиях дефицита ресурсов. Следовательно, исходя из обстоятельств
прежних займов, мы пришли к необходимости реструктуризации. Во-вторых,
НБУ отстаивал и отстаивает исключительную добровольность участия в реструктуризации.
В-третьих, НБУ стремился к обязательным договорным началам: именно двустороннее
соглашение и через год, и через три года должно регулировать финансовые
отношения, возникшие на почве реструктуризации. Мы добились, чтобы это
было двустороннее соглашение между кредитором (банками) и заемщиком (правительством).
Со своей стороны Национальный банк обязался помогать тем коммерческим банкам,
которые пошли навстречу восстановлению внутренней и внешней ликвидности
Украины.

— Наш следующий вопрос — об основах долговой политики в
государстве. В течение нескольких лет Национальный банк и Минфин неоднократно
заявляли об ожидаемом дебюте Украины на рынке еврозаймов. Но это не помешало
правительству отказаться от предложений известных инвестиционных компаний
«SBC Warburg» и «JP Morgan», гарантировавших выпуск украинских евробондов
на 3—5-летний срок под 9—11% годовых. Вместо этого правительство предпочло
краткосрочные и более дорогие ссуды от «Nomura» и «Merill Linch». Чем это
можно объяснить? И что можно сказать в связи с этим о факте невозвращения
начальника управления внешнего долга Минфина Травкина из командировки в
Англию и увольнении его «за прогул»? Кстати, насколько соответствуют действительности
слухи о том, что сейчас он работает в «Merill Linch»?

— Я хотел бы объяснить, какой была тактика Национального
банка. Когда мы исследовали развитие и конъюнктуру международного финансового
рынка в начале 1996 года, мы пришли к выводу, что наиболее оптимальным
для украинских займов является японский рынок. Тогда были проведены переговоры,
достигнуты соответствующие договоренности. Тогда же следовало определить,
кто является заемщиком с украинской стороны — Минфин или Нацбанк? Это очень
важно. От этого зависит и вопрос цены, и доверия... И мы хотели, чтобы
заемщиком был НБУ. Но случилось так, что была назначена комиссия из представителей
7 или 8 различных учреждений. В конце концов все вопросы были переданы
в Минфин. После этого именно Минфин начал разрабатывать различные проекты,
в частности те, о которых вы вспоминаете, но к ним НБУ уже почти никакого
отношения не имел: по некоторым операциям НБУ была отведена функция оператора,
по некоторым — депозитария. Вообще, независимо от того, кто занимается
этими вопросами, все мы должны быть намного результативнее, как с точки
зрения организации, идеологии займов, так и рынков и ориентаций.

Что касается последнего вопроса, вообще я не хотел бы делать
комментарии, так как это дело не Национального банка.

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК ДЕНЕГ НЕ ДЕЛАЕТ »

— От чего зависит стабильность денег? Ведь очевидно, что
одна лишь жесткая монетарная политика не может удержать гривню от обесценивания.

— Почему Национальный банк называется не государственным,
а Национальным? Потому что в стабильных деньгах заинтересованы не только
властные институты, но и корпоративный бизнес, рядовое лицо, политик. Деньги
— это единое мерило нашего труда. Поэтому только одна структура должна
определять — в рамках курса экономической политики года, в рамках дефицита
бюджета — основные параметры изменений «твердости» денег — изменения цен
на деньги и на товары. Конечно, бюджет и экономические параметры согласовываются
политическими структурами общества. Но затем именно Национальный банк разрабатывает
механизмы и инструменты, обеспечивающие выполнение поставленных политическими
институтами (не Национальным банком) целей.

НБУ понимает, что только мерами монетарной политики стабильность
денег сберечь невозможно. Можно иметь прекрасную монетарную политику, но
если при этом будет огромный торговый дефицит, или плохая политика государственных
финансов и соответствующий дефицит платежного баланса, то страна будет
просто обречена на безумную инфляцию. То же касается и параметров фискальной
политики и т.п. Монетарная политика — не больше чем фон, на котором осуществляются
все экономические процессы. Все должны наконец понять, что Национальный
банк денег не делает: если увеличивается количество товаров, если есть
поступление золота или валюты, тогда включаются функции Национального банка.
Если же этого нет...

Вообще в экономической истории вы не найдете примеров,
когда подъем начинается без финансовой стабилизации. Это элементарные вещи,
но политически, дискуссионно они даются очень тяжело. Украина, к сожалению,
не избежала известных причинно-следственных зависимостей: слабые деньги
— неуправляемый дефицит — эмиссия — слабые деньги... опять эмиссия. Думаю,
эта школа усвоена очень большой частью общества, очень большим кругом политиков.
Сегодня выйти с тезисом «давайте сделаем эмиссию» невозможно. Мы можем
твердо говорить, что эмиссионное начало в возбуждении негативных процессов
у нас отсутствует. Наша проблема не в этом.

— Но действительно ли все убеждены в том, что инфляция
— это путь в никуда? Как тогда понимать заявления Президента на совещании
с учеными-экономистами? По словам Президента, сейчас нет уверенности как
в способности Нацбанка удержать курс в границах валютного коридора, так
и в целесообразности такой стратегии? В принципе, в словах Президента есть
очень серьезный намек «на иные мнения» относительно валютной политики Нацбанка.

— Я хотел бы немного глубже прокомментировать тезисы, касающиеся
взаимосвязей, взаимовлияний монетарной и курсовой политики. А именно, где
понятие курса пересекается с монетарной политикой и где берется природа
нынешней монетарной политики. В прошлом году мы имели 44% прироста широких
денег и имели 4% падения ВВП. Сразу появляется вопрос, где происходило
накопление денег, если формально мы печатали пустые деньги? Но эти пустые
деньги не дали роста инфляции. Когда в дискуссиях говорится, что эмиссия
— это не всегда инфляция, это — неправда. В 1997 году НБУ синхронно делал
эмиссию, абсолютно мерными дозами. Вы почти не помните каких-либо прыжков,
хотя мы такие прыжки знаем. В целом, синхронная монетарная политика поддерживала
колоссальное доверие к национальным деньгам, и в прошлом году мы имели
почти 1 млрд. грн. прироста вкладов населения. Иными словами мы наблюдали
такой процесс: из эмиссии, которую делал НБУ, 45% переходило в наличность.
Но уже через несколько недель эти деньги возвращались в банковскую систему,
откуда попадали на финансовые рынки, и, в частности, на рынок государственных
ценных бумаг. Поэтому наши слова о доверии к банковской системе, это не
просто слова. Это фундаментальные понятия для банковской системы. То же
касается и понятия кредитора. Кредитор — это основа формирования теории
национальных денег. Следовательно, без доверия кредитора, без защиты его
интересов невозможны ни стабильные деньги, ни сильная банковская система.

НБУ имеет все основания утверждать, что достигнутый уровень
девальвации — это достаточно глубокий ответ как на внешние (российские
и мировые), так и на внутренние факторы. Это достаточный (если говорить
только по балансу) арифметический ответ. Мы уже ответили на торговые диспропорции,
на долговые диспропорции. Остается единственный фактор, зависящий исключительно
от нас. Здесь я хочу напомнить анализ мировых финансовых драм, сделанный
Дж.Соросом. Какие страны пострадали больше всего? Те, которые понадеялись:
отпустив курс можно урегулировать кризис. После того как возник бум, и
власть отказалась от консервации кризисных явлений, реакцию на ситуацию
уже нельзя было сравнивать с «маятником», потихоньку уменьшающим амплитуду
колебаний. Наоборот, кризис приобретает характеристики «пули» и пробивает
стены национальной экономики. У нас создалась иллюзия, что стоит отпустить
курс, и через некоторое время все станет на свои места. К сожалению, это
не соответствует действительности.

Какой позиции придерживается здесь Нацбанк? Если бы экономические
факторы у нас не были перекрыты, не имело бы смысла становиться на защиту
гривни. Если же говорить о вещах, остающихся вне нас, то мы хотим через
систему противовесов на некоторое время просто законсервировать ситуацию.
Это во-первых. Во-вторых. Те, кто рекомендует сейчас другие принципы, ссылаются
на политику 1992—1993 годов, вспоминая тендерные комитеты и т.п. Однако
при этом как-то забывая, что банковская система в 1992 году по существу
не имела такой ценности как вкладчик, как глобальный кредитор. Представьте,
что украинцам, доверившим свои 3 млрд. грн. банкам, говорят: завтра у нас
будет свободный курс. Вряд ли это проблема только Национального банка.
Если мы признаем такую ценность как вкладчик и достигнем консолидации усилий,
мы победим.

НБУ КАК ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ

— Вы уверены в возможности достичь консолидации усилий?
Ведь известно, что сейчас все чаще раздаются мысли об избыточной автономности
Национального банка.

— Новый закон о Национальном банке в его основных характеристиках
выписан по принципам западной классической системы центрального банка,
где основы монетарной политики принимаются исключительно центральным банком.
Те вопросы о монетарной политике, которые выносятся вскоре на заседание
парламента, в таком контексте являются рудиментом. Мне не совсем удобно
комментировать, но если мы понимаем уровень и значение стабильных денег,
то институт, занимающийся сохранением этого стандарта, должен иметь соответствующую
автономию. Имеется в виду инструментарий реализации политики, обеспечивающей
такую стабильность. Мы не можем делать какую-то новую стабильность, мы
держим ее в рамках основ бюджетной политики. Политические силы как таковые
не должны вмешиваться в то, какими способами, какими методами, какими темпами
эмиссии нужно держать деньги. Это профессиональные, математические, а не
политические вопросы. Но такая работа должна проводиться институтом, имеющим
определенный иммунитет. Возможно, у нас еще не сформирована общественная
потребность в центральном банке. Он не должен быть политизированным, он
не должен ориентироваться на отдельные сектора экономики.

— Трудно не согласиться с вашими аргументами о необходимости
определенной автономии Нацбанка в принятии решений по монетарной политике.
Но ведь сейчас речь идет о другом. Нацбанк не может удержать в сплошь политизированном
поле желаемую финансовую чистоту. Вы же ощущаете, что раздаются обвинения
совсем иного порядка? Хотелось бы услышать не только финансовые аргументы,
но и мысли о политизации отношений Нацбанка с государственными институтами.

— Безразлично, к какому политического спектру относится
тот или иной политик, он одинаково заинтересован в сильных деньгах. Даже
советская система, и та держалась на сильных деньгах. Речь не идет даже
о типах экономики или версиях модернизации. Любая модернизация должна стоять
исключительно на стабильных деньгах. Вообще пессимизма от Национального
банка вы никогда не услышите. Мы должны давать максимально полный ответ
на малейшую угрозу для природы сильных денег. Наша задача — с утра до вечера
создавать те инструменты, которые максимально будут защищать эту ценность.

— Но вы не можете не учитывать, что от комментариев из
Национального банка ожидают анализа текущей ситуации, а не пропагандистских
призывов. Опираясь на профессиональные заявления, предприниматели планируют
свои финансовые решения, и весьма досадно, что, доверяя вашим словам о
низких темпах девальвации, они уже потеряли немалые суммы денег. Мы знаем,
что в Нацбанке есть много противников и оппонентов, и мы побаиваемся, что
именно из-за этого может произойти финансовый обвал.

— Если это случится, то это будет трагедия для всех. Однако
вы должны понимать, что простое публичное успокоение не является заданием
НБУ. В своих утверждениях мы опираемся в первую очередь на расчеты. Мы
не отрицаем, что в Украине существует фактор повышенного спроса на доллары.
Но есть и фактор времени. Удержим существующую динамику — сохраним состоятельность
среднего украинца. Существующая на сегодняшний день ситуация пока что дарит
Украине шанс.

Сейчас почти все уверены, что каждое заявление, каждое
мнение, каждая пресс-конференция вызывает или сомнения, или позитив. Экономика
является очень простой: если крепнет политика кредитора — мы процветаем,
если заемщика (когда прав тот, кто одалживает, а не тот, кто дает), мы
входим в полосу негатива. Безусловно, мы пока что находимся в таком деловом
мире, где скорее всего хозяйственная правда, хозяйственный суд становятся
на позиции не того, кто дал, а того, кто взял. Попробуйте забрать кредит
или реализовать заведение... Это невероятно сложно. Следовательно, все
действия, так же, как и прогнозы НБУ, направлены исключительно на то, чтобы
удержать деньги в позитиве.

Сейчас самая первая проблема, требующая срочного решения,
это бюджет. Если все понимают ценность сохранения существующей пока стабильности,
стоит делать финансовую оптимизацию бюджета еще до конца года. Вы, очевидно,
знакомы с системой мер, разрабатываемых в России, начиная с чрезвычайного
бюджета 4 квартала, чтобы в такой способ успокоить спрос и предложение,
до специальных структурных мероприятий. Я думаю, что у нас есть много рычагов
такого же типа. Если мы их сделаем, речь будет идти, безусловно, об оптимистическом
сценарии. Но по многим из них, конечно, требуется мобилизация различных
сил и идей.

— Вы могли бы уточнить, сохранится ли действующий валютный
режим? Или же Нацбанком прорабатывается механизм множественности валютных
курсов (экспортно-импортный курс, курс межбанка и тому подобное), так,
как в России? Как долго валюту будут распределять на УМВБ, ведь уже сейчас
говорят о существовании ставок взятки за допуск к торгам?

— Известно ли вам, почему НБУ отказался контролировать
контракт как таковой? Почему мы выбрали именно такой принцип? Если мы понимаем,
ради чего все это делается, если мы понимаем, что фактор, работающий против
курса, является категорией, которую можно сместить во времени, успокоить
и избавиться как от фактора, то давайте приниматься. Если же это вещь,
остающаяся навсегда, то горе тому центральному банку, который вводит административную
процедуру. Заложник этого инструмента в конце концов придет к краху такой
политики. Посмотрите, мы трижды меняли нормы обязательных резервов, мы
раза четыре меняли процедуру расчетов на бирже. После каждого такого решения
мы можем сказать, каким был эффект операции. Но речь идет о том, что вне
нашей сферы формируется довольно много факторов, тем или иным образом усиливающих
или минимализирующих наши усилия. В отношении нашей тактики, то мы понимаем,
что НБУ является весьма одиноким как исполнительный институт. Пока еще
рано говорить, победа это или поражение. Поэтому сегодня мы исходим из
того, что если адаптировать к этой ситуации рынок обслуживания долга, привести
в соответствие и уменьшить государственные расходы и бюджетные диспропорции,
добиться, чтобы нерезидент не давил на гривню, и возобновить работу фондового
рынка, у нас есть все шансы выйти из кризиса достойно. В целом компоненты,
корректно подавляющие предложение гривни, на 70—80% лежат вне Национального
банка, но НБУ обязательно должен передавать соответствующую идеологию.

Для макроэкономики нет проблемы, как сделать модель, например,
прогноза экономического роста. Экономика проста или, точнее, интересна
тем, что она имеет линейную зависимость между причинами и следствиями.
Если мы хотим иметь какую-либо динамику, то есть компоненты, на 70% гарантирующие
желаемую тенденцию. Помните, года три назад у премьера Чехии Вацлава Клауса
было 10 заповедей для правительств, стремящихся реформировать экономику.
Вас никто не спрашивает, какая структура ваших производительных сил; или
вы страна, которая знает, что такое деньги, или вы имеете дело с черепашками.
Вас об этом не спрашивают, ибо вы не являетесь уникальным. Вы живете в
экономике, имеющей линейные связи, как во всем мире: приватизация — либерализация,
валютный курс — дефицит... Кем бы вы ни были, вы должны пройти модели всех
этих взаимосвязей. Не думайте, что сегодняшние реформы являются чем-то
новым. Это те самые проекты, которые были два года назад.

НЕПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ БЫТЬ НЕУДОБНО

— Вряд ли будут убедительными такие аргументы для людей,
не надеющихся, что их предприятия заработают. Что бы им ни рассказывали
о прекрасной гривне, что ее следует держать, для них это — не аргумент,
потому что это только одно звено во всем экономическом поле. Ведь монетарный
компонент реформ не компенсирует отсутствие реформ в других секторах. И
если вы стойко, игнорируя все другие компоненты, говорите: «Да, реформы
происходят, потому что есть гривня», — то вы собой прикрываете весь другой
негативный фон, становитесь просто красивой вывеской для ниспадающей экономики.
Вы готовы к такой роли?

— Нет, не готов.

— Давайте смоделируем такую ситуацию. Скажем, завтра произошел
огромный обвал и вас лишили права работать в банковской системе Украины.
Какую из трех сфер деятельности вы выберете? Вы согласитесь быть художником
во Франции? Или банкиром в Германии? Или Президентом в Украине?

— А что четвертое? Мне нужно четвертое. Знаете, есть ценности,
симпатии, которые у человека есть, и он их придерживается. И человек является
личностью из-за того, что он думает именно так, тогда как кто-то другой
думает иначе. Я считаю, что в первую очередь человек должен быть патриотом,
гражданином своей страны. Для меня это ценность. Поэтому первые два варианта
— это дискомфорт, это категорический дискомфорт. Третье — это не существующая
для меня тема.

Вы пробуете каждого увидеть через должность: кто ты есть.
А я хочу сказать, что должность — это характеристика очень важная. Но на
вопрос, кто ты есть, ответ дает не должность. Для меня лично важно сохранить
тот имеющийся у меня дух по отношению к украинству и становлению Украины.
Мои симпатии, конечно, измеряются не только сегодняшней должностью. Они
намного проще и скромнее. Есть просто миссия, функция, которую нужно осуществлять.
И вы позвоните сегодня в правление НБУ и в 10, и в 11 часов вечера: 90
членов правления находятся на своих рабочих местах. Мы часто заканчиваем
работу в половине второго ночи. Или мы неспособные такие, или обстоятельства
такие. Но любой ценой ощущаешь нормальный восторг от профессионально сделанного
дела. После определенной границы ты понимаешь, что должен профессионально
быть преданным. Просто потому, что непрофессиональным быть неудобно. Такое
же ощущение господствует и в команде Нацбанка. Для меня сейчас понятие
долга выше всех понятий. Оно мало оплачивается, мало понятно, за него не
нужно ожидать никакой благодарности.

ОТ РЕДАКЦИИ

Возможно, у читателя, так же, как у журналистов «Дня»,
осталось ощущение какой-то недосказанности, ведь на многие прямые вопросы
так и не были получены прямые ответы. Например, мы не смогли выяснить,
какие пессимистические прогнозы прорабатывает Нацбанк; какими будут дальнейшие
шаги в решении проблем «сверхликвидной» банковской системы; что ожидает
страну, если так и не будет сбалансирована бюджетная и фискальная политика
правительства. Не столько из ответов, сколько из их подтекста нам стало
понятно, что сейчас у Национального банка и его председателя противников
(в частности среди наиболее влиятельных лиц) стало значительно больше,
нежели их было еще год назад. Собственно, об этом свидетельствует растущая
политизация дискуссий о стабильных деньгах и о законодательном упрочении
финансовой системы. Принципы монетаризма, которых придерживается созданная
Виктором Ющенко команда единомышленников, в любой другой стране воспринимались
бы как единственно возможная идеология для центрального банка. В наших
же условиях, когда исполнительная и законодательная власти не могут определиться
с курсом реформ, когда Нацбанк и реальный сектор работают в разных «исторических»
режимах, концепция «сильных денег» объективно оказывается не востребованной
обществом. Есть ли выход из сложившейся ситуации? Как долго можно совмещать
несовместимое — сильные деньги и слабую власть?

Подготовила Ирина КЛИМЕНКО, «День»
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ