Ему инкриминируют изготовление детской порнографии и развратные действия в отношении несовершеннолетних. Статьи серьезные и на «зоне» крайне непопулярные. Заключенным с такими статьями приходится несладко. Как сказал Дмитриев, «с такой статьей на зоне не живут». А теперь ему грозит до 15 лет заключения.
Поводом послужило то, что у Дмитриева нашли фотографии обнаженной несовершеннолетней приемной дочери, 2005 года рождения. Кстати сказать, фотографирование следствие также считает и развратным действием. А на всякий случай, если обвинения в педофилии не подтвердятся, добавили еще обвинение в незаконном хранении оружия. А вот журналист Шура Буртин, который к числу друзей и знакомых Дмитриева, во всяком случае, не относится, свидетельствует: «Переговорил с двумя десятками людей, половиной друзей и знакомых Дмитриева. И все мне говорят одно: замечательный мужик, дочку обожает, она его тоже. В обвинение никто и близко не верит. И в какой-то момент до меня доходит, что они просто говорят правду. А обвинение представляет собой чистую ложь. Не полуправду, не натяжку, не подгонку фактов, а просто ложь».
Защита и друзья Дмитриева настаивают, что краевед снимал ребенка, чтобы следить за здоровьем дочери и в случае необходимости, доказать, что он ее никогда не бил. Разумеется, мы не будем предрешать судебный приговор по этому громкому, но рассматриваемому в закрытом порядке судебному делу. Но некоторые известные обстоятельства наводят на грустные размышления. Юрий Алексеевич Дмитриев заслуженно прославился тем, что экспедиции под его руководством обнаружили места захоронения жертв политических репрессий в урочище Сандармохе, Красном бору и на Соловецких островах. В Сандармохе на площади в 10 гектаров похоронены почти 10 тыс. расстрелянных. И имена 7,5 тысяч из них Дмитриев установил. Это же настоящий подвиг!
В Красном Бору усилиями Дмитриева были найдены останки 1196 человек. Как он рассказывал, в ямах, вырытых палачами, тела лежали навалом, мужчины и женщины. Сохранились части одежды, расчески, портсигары, бумажники, фотографии... А еще в каждой яме лежали по две бутылки из-под водки. Без этого допинга палачи не могли работать. В Сандромахе же власти давно хотели прикрыть народный мемориал жертвам репрессий. Дмитриев, ежегодно проводивший там Дни памяти, мешал им это сделать. Теперь, как они надеются, не будет.
Местным властям и ФСБ такая активность краеведа-энтузиаста явно была не по душе. И некоторые правозащитники высказали подозрение, что с Дмитриевым просто сводят счеты. Как заявил выступивший в его защиту Союз журналистов Карелии, «все, что есть по этому делу и что получило огласку — это информация только об одной фотографии с изображением внучки и приемной дочки (которая идет пострадавшей в этом деле), которые голышом бегут в ванную. Понятно, что такие фотографии могут быть почти в каждом семейном альбоме, за это не арестовывают и уголовные дела не возбуждают».
Напомню, что украинские правозащитники и общественные деятели в своем обращении в защиту Дмитриева прямо заявили, что «это месть российских властей за раскрытие исполнителей репрессий в 1930-х годах». И вспомнили печальной памяти практику КГБ предъявлять обвинения диссидентам по уголовным статьям. А преследование Дмитриева связали с тем, что незадолго до его ареста «Мемориал» выложил в сеть базу данных о сотрудниках НКВД 1935—1939 годов, многие из которых участвовали в незаконных политических репрессиях. Таким образом, это может быть месть не только одному человеку, но и целой правозащитной организации, одной из последних, все еще легально работающих в России.
Сам же Дмитриев установил личности тех, кто расстреливал в Карелии. Он предчувствовал свой арест, говорил друзьям: «Здесь я на свободе долго не останусь, а там я уже был, мне там ловить нечего...» (в свое время Юрий Алексеевич пару лет отсидел за драку). Он, конечно, личность яркая и незаурядная, но, как говорят друзья, человек ершистый, со сложным характером, так что найти человека для написания анонимного доноса на него, который и послужил поводом для задержания, при желании было нетрудно. Настораживает и то, что накануне ареста, когда Дмитриева внезапно вызвали к участковому, кто-то определенно побывал у него дома и рылся в компьютере — очевидно, искал компромат. А дела, связанные с педофилией тем и хороши, что рассматриваются в закрытом режиме, что облегчает фальсификацию.
Однако все попытки тех, кто выступает в защиту Дмитриева, заменить меру пресечения с содержания под стражей (а задержан он был ФСБ еще 13 декабря 2016 года) на более мягкую, например, на домашний арест, ни к чему не привели. И это — признак грозный. Тут одно из двух: либо у следствия есть какие-то более серьезные доказательства вины мемориальца, которые оно предпочитает не предавать гласности до суда, либо, что лично мне кажется гораздо более вероятным, в каком-то достаточно высоком кабинете, пусть не на федеральном, а на региональном уровне, было принято решение Дмитриева непременно посадить. Беда в том, что суды в России полностью подконтрольны исполнительной власти и легко выносят нужное ей решение. Особенно в делах, где участвует ФСБ. Тем не менее, пожелаем Юрию Алексеевичу удачи. И то, что сделал этот подвижник для увековечения памяти невинно расстрелянных, наверное, было бы не под силу доброму десятку кабинетных историков с научными степенями.
А, согласно весьма убедительному предположению того же Буртина, дело Дмитриева имеет отчетливые польские и украинские корни. В Сандармох особенно активно ездят поляки и украинцы — там расстреляли цвет украинской интеллигенции и много польских священников. А после аннексии Крыма Россией и начала войны на Донбассе украинцы и поляки стали рассматриваться Кремлем как главные враги России. И в 2016 году власть решила эти поездки в Сандармох прикрыть. Вот и взялись за Дмитриева всерьез. Ведь в 2017 году — 80-летний юбилей начала Большого террора. И народу на день памяти приехало бы особенно много. Вот и решили разобраться с их организатором. А заодно и других энтузиастов припугнуть. Чтобы не слишком ворошили неудобное прошлое.
