В последнее время в украинских масс-медиа начали все чаще появляться публикации на тему свободы слова. Практически не проходит дня, чтобы на колонках газет и журналов не появилась публикация на эту тему. Это, как по мне, очень отрадно. Очевидно, украинские журналисты и издатели начали мозговую атаку, чтобы разобраться в своих правах, возможностях и перспективах. Принимая во внимание остроту политического момента и сложность ситуации, я решил поделиться с читателями «Дня» своими размышлениями.
Демократия имеет свои границы. Даже свобода, культ которой является сердцевиной демократического государственного самоустройства, имеет свои границы. Но, здесь хотел бы заметить, что демократия в классическом значении этого слова существовала только в древней Греции, а также — в городках Новой Англии (Северный Восток США), где приблизительно раз в год все жители собираются на собрания, где все имеют равное право слова и непосредственно решают все возникшие проблемы. Но когда речь идет о сотнях тысяч, миллионах людей — это просто непрактично и нереально. Государственный и политический строй в США и западных «демократиях» точнее называть представительским самоуправлением.
Но суть в другом. Права никогда не предоставляются государством. Сами граждане берут у государства для себя права и свободы, заставляют государство признать, что такие права есть. Когда США стали независимыми, право голоса имели только мужчины, владевшие собственностью. Только через полстолетия право на волеизъявление получили все белые мужчины. И только после Первой мировой войны право голоса было предоставлено женщинам. Негры официально добились такого права после Гражданской войны. Хотя только после мужественного выступления в 50-60-х годах нашего века за свои гражданские права, которые нарушались, чернокожие завоевали действительное право голосования.
Свобода прессы — ядро представительского самоуправления. Разве могут граждане справляться с собственным правительством, принимать общие с ним решения, достигать консенсуса, не имея полной информации о его работе и не смея критиковать его? Это является фундаментальной, неотъемлемой чертой сегодняшнего западного мира, так называемых развитых демократических стран.
Свобода прессы — не только красивые слова. В бывших британских колониях в Америке истинное содержание такой свободы начало проявляться в 1735 году (т.е. еще до провозглашения независимости. — Ред. ). Достаточно вспомнить известную историю с Джоном Питером Ценгером, которая в свое время повлияла на всю политическую историю США и стала отправной точкой для определения баланса между свободой слова и клеветой. Без такой сбалансированности никакая свобода прессы невозможна, потому что свобода прессы в первую очередь значит право откровенно обсуждать и критиковать высокопоставленных лиц.
Джон Питер Ценгер (1697— 1746) — американский издатель и печатник. Эмигрировал из Германии в Америку в 1710 году. Несколько лет работал ассистентом в Королевской типографии колонии Нью-Йорк. Через 15 лет открыл собственную типографию и начал собственный бизнес. В 1730 году издал первый (напечатанный в американских колониях) учебник по арифметике. Впоследствии, в 1733 году основал «Нью-Йорк уикли джорнел» — еженедельник колонии Нью- Йорк при поддержке группы местных влиятельных фигур. В нем Ценгер печатал статьи своих сторонников, которые критиковали губернатора колонии. 17 ноября 1734 года его арестовали и отправили в тюрьму по обвинению в клевете, будто бы подрывающую основы государства.
Во время судебного процесса в 1735 году Ценгера защитил адвокат Андрю Гамильтон, американец шотландского происхождения. Он красноречиво и убедительно доказал, что так называемые антиправительственные публикации газеты отвечали действительности, были правдивыми, а следовательно — не клеветой. Несмотря на то, что судья занял противоположную позицию, присяжные согласились с аргументами Гамильтона и подтвердили, что Ценгер не виновен. Это событие считается началом воплощения свободы слова в Америке. В 1737 году Ценгера назначили на достаточно престижную и прибыльную должность — публичным издателем Нью-Йорка, а годом позже — Нью-Джерси.
Дело Джона Питера Ценгера содействовало формированию политических свобод в США, и в первую очередь основополагающей: граждане имеют право свободно критиковать свое правительство. Также это дело содействовало свободе прессы. Это было важнейшее судебное дело до Американской войны за независимость. Рассказ о нем в 1736 году Ценгер опубликовал и продемонстрировал историю борьбы за свободу прессы во всех американских колониях, включая Англию.
Детальнее это было так: в феврале 1731 года Уильям Косби был назначен королевским губернатором колонии Нью-Йорк, но он не прибыл туда до августа 1732 г. Т ем временем его обязанности исполнял выдающийся нью-йоркский политический деятель Рип Ван Дам. Когда Косби появился, то начал требовать, чтобы Ван Дам вернул ему половину денег, которые тот получил как зарплату и.о. губернатора. Ван Дам пользовался большим уважением у местного населения, поэтому Косби вряд ли мог рассчитывать на жителей колонии. Вместо проведения судебного процесса в суде обычного права, Косби обратился в Верховный суд, чтобы он превратился в суд справедливости. Такие суды тогда не использовали присяжных и могли пренебрегать техническими правилами закона ради «справедливости».
Главный судья Льюис Морис, близкий соратник Ван Дама, заявил, что легально суд не может так работать и прекратил слушание дела до того, как другие два судьи, которые были сторонниками Косби, могли отомстить. Косби устранил Мориса и назначил молодого неопытного судью. Морис, Ван Дам и другие адвокаты- политики организовали фракцию против Косби, для агитации против ґубернатора. В ноябре 1733 года газету «Нью-Йорк уикли джорнел», которая издавалась Ценгером, начал редактировать Джеймс Александер. Это был юмористический, сатирический и философский еженедельник, в котором скрытым подтекстом подвергался резкой критике Косби и его политика. В то же время печатались высокого уровня дискуссии по философии и истории. Таким образом обеспечивалась защита идеи свободной прессы. Редакция давала перепечатку эссе тогдашних теоретиков против угрозы тирании, утверждала, что люди смогут защитить свои свободы, только если смогут свободно печатать правду. Даже если они критикуют правительство.
Как правило, все тогдашние антиправительственные выступления воспринимались как угроза стабильности государства. Вообще суды считали, что даже если все изложенное в публикациях — правда, то это является еще большей опасностью и еще вероятнее может подорвать правительство, если граждане об этом узнают и поверят.
В январе 1734 года главному судье Ди Ланци не удается убедить большое жюри присяжных передать Ценгера суду. В октябре 1734 губернатор приказал сжигать номера еженедельника, в которых были публикации, направленные против него. А 17 ноября 1734 года Ценгера арестовали. Главный судья назначил залог за Ценгера — 400 фунтов стерлингов. Тогда это была колоссальная сумма денег — в десять раз большая, чем Ценгер имел (это почти 4 000 грамм золота). Ценгеру пришлось отсидеть почти 9 месяцев. Друзья Ценгера не думали, что он так долго будет находиться в тюрьме, но правительство воспользовалось процедурой привлечения гражданина в суд по собственной инициативе. С апреля 1735 года адвокаты Ценгера были устранены от адвокатства, когда те выдвинули аргумент, что неправильно был назначен главный судья. Затем главный судья назначил адвокатом Ценгера одного из сторонников губернатора. Несмотря на свой союз с губернатором, он вел себя по отношению к Ценгеру благородно и хорошо защитил его на суде. Самое главное — он не позволил судье ввести в состав присяжных только сторонников губернатора. В то же время один из таких сторонников, бывший адвокат Ценгера Джеймс Александер после запрета заниматься адвокатской практикой направился в Филадельфию, где убедил Андрю Гамильтона — самого лучшего адвоката в колонии, заняться этим делом.
В то время стандартная защита против клеветы традиционно состояла в том, чтобы доказать, что подзащитный не публиковал того, в чем его обвиняют. Адвокат Гамильтон построил свою защиту наоборот. Он не отрицал, а утверждал, что его подзащитный публиковал материалы, которые ему вменяются в вину, однако в них — все правда. Ценгер был оправдан. Это дело непосредственно повлияло на принятие первой и важнейшей поправки в Конституцию: «Конгресс не может принимать ни одного Закона, нарушающего свободу слова, прессы...». И именно со времен дела Ценгера и граждане, и должностные лица поняли что значит свобода прессы.
Но, это не значит, что такая свобода наступила сразу. Давление на прессу осуществлялось всегда и, по всей вероятности, всегда найдутся желающие взять ее под свой контроль. Ведь это — прямая дорога к популярности, власти, деньгам. Кроме того, очевидно, есть вещи, которые никакое общество не может допускать — например, детская порнография. Во время Первой мировой войны существовал запрет на призывы не отдавать молодых парней в армию. Вторая мировая была отмечена безжалостной военной цензурой. Но уже во время вьетнамской войны эксперты отдали в прессу так называемые «Пентагоновские тетради» — тайную историю решения вьетнамский войны, — и правительство изо всех сил воевало в суде, чтобы не допустить публикацию. Но Верховный суд решил, что никакого серьезного вреда национальным интересам это не нанесет, и что народ имеет право это знать. Книга стала бестселлером.
Очевидно, стандарты свободы слова со временем изменяются. В 1798 году Конгресс принял Акт о негражданах и так называемых антигосударственных идеях. В 1940 году Актом Смита запрещалось распространение пропаганды, которая касалась изменения государственного строя путем принуждения или насилия. Это было использовано против нацистов и против коммунистов — особенно в послевоенные годы. Никакие слова никакой конституции или закона не могут сделать народ полностью совершенным. Но американцам присущ инстинкт, что права человека могут быть ограничены только в случае, если это совершенно необходимо.
В 1964 году Верховный суд США принял ряд сбалансировывающих решений о клевете против интересов, защищенных первым дополнением (к Конституции. — Ред.). Суд решил, что публичное должностное лицо, которое подает иск на газету, может получить компенсацию за моральный ущерб только в том случае, если оно способно доказать преднамеренность, злобность, или абсолютное безразличие журналиста к истинности или фальшивости информации. Т.е., нужно продемонстрировать, что журналист заблаговременно знал, что это ложь, и все же напечатал, или просто не хотел знать правда ли это. Выиграть такие процессы почти невозможно. Таким образом законодательство защитило свободу слова от давления правительственных и политических кругов и сделало невозможным манипулирование общественным сознанием через СМИ.
Более того, сами журналисты, несмотря на сильную конкуренцию в газетном деле, имеют могущественное самоосознание своих «цеховых», корпоративных прав и интересов. Есть штаты, где ни при каких обстоятельствах журналисты не обязаны предавать огласке источник своей информации. В некоторых штатах определены обстоятельства, по которым закон требует, чтобы журналист все же подал источник информации, например, такой, который касается группы террористов или особо опасных преступников. Обычно американские журналисты осознают то, что если они назовут источники, которым была обещана анонимность, никто не будет доверять им в будущем. И если журналист сидит в тюрьме за то, что отказался указать источник, он становится национальным героем всех журналистов США. До сих пор вопрос предания огласке источника информации является противоречивым, но при представительском самоуправлении такое противоречие всегда имеет место. В открытом обществе согласие — это миф. Конфликт — часто является продуктивным, и благодаря конфликтам происходят перемены, а возможно — даже прогресс. Необходимо отметить, что в сегодняшних США практически все политические течения — от нацистов, до куклуксклановцев и всякого рода социалистических революционеров имеют право на существование. Запретить их: загнать болезнь под кожу. Люди должны видеть, понимать, осознавать, что это такое, иметь о таких явлениях полную информацию. В этом смысле роль масс-медиа огромна. В результате у американцев возникает ощущение, что они знают о явлении по тому, как оно пахнет. Например, несколько лет тому назад в городе Скоки (Иллинойс) недалеко от Чикаго — местности, где большинство населения евреи, в том числе жертвы холокоста — группа нацистов в униформе подала заявление на разрешение провести там свой публичный митинг. Местная власть им отказала. Нацисты обратились в Американский союз общественных прав (кстати, организацию, которая состоит преимущественно из адвокатов-евреев и защищает конституционные принципы перед судом), дошли вплоть до Верховного суда и выиграли дело. Митинг они провели. С одной стороны неистовствовали молодчики с антисемитскими и расистскими лозунгами, с другой — свои пикеты выставило негодующее местное население. А между ними — кордон полицейских. В конечном счете, все мирно разошлись, триумфа нацистов не состоялось. В обществе существует потребность на самые разные, даже постыдные идеи. И в этом случае масс-медиа выполняют роль рупора и отображают настроения, господствующие в обществе.
Иные западные государства, например Канада, имеют законы, так же как и Украина, против разжигания национальной вражды. Такой закон почти невозможно применить на практике. Разве мы не помним историю с арестом одного украинского журналиста, откровенно призывавшего пролетариат выйти на улицы и на каждой ветке повесить москалей, евреев и коммуняк. На его защиту стало большинство журналистов и известных писателей. США пошли путем полной открытости своего политического процесса и информационного пространства, считая, что только так можно победить существующие социальные болезни.
Есть очень сильное законодательство относительно прозрачности правительства, и на большинстве заседаний комитетов Конгресса или других правительственных инстанций кто угодно имеет право молча присутствовать и слушать, как и что было сделано. Пленарные заседания полностью транслируются по кабельному ТВ. Конечно, есть и закрытые заседания Комиссий, например, когда обсуждаются вопросы разведки, ядерной безопасности, но, как правило, должностные лица и сенаторы стремятся к большей открытости. Ежедневно печатаются полные подробные отчеты заседаний. Как минимум один экземпляр такого отчета есть в каждом государственном хранилище каждого штата. Это делается для того, чтобы люди знали, как работают их избранники, как они защищают их интересы. Можно также купить или подписаться на эти документы.
Однако СМИ США имеют немало проблем. Во времена Косби пресса, как и в Украине, была партийно-ориентированной. Там печатались преимущественно выступления ораторов политических группировок. Сегодня — это бизнес. Пресса, радио, телевидение полностью коммерциализированы. Телевидение, например, не имеет права отказать в выступлении на своем канале ни одному политическому лидеру. Но он за это должен платить. Ведь это политическая реклама. Реклама сегодня — основной финансовый двигатель. Свободное слово превратилось в товар. Почти ни один орган не может обойтись без рекламы, цена ее зависит от численности аудитории. Нельзя сказать хорошо это или плохо, но это гарантирует альтернативность. Правда и то, что сегодня пресса в США переживает не наилучшие времена. Практически все газеты и журналы время от времени ощущают финансовые проблемы. Миллионный город часто не может содеожать более чем одну газету. Нью-Йорк когда-то имел десятки газет, сегодня только три. Но нью-йоркский подписчик кабельного телевидения имеет выбор более чем из сотни телеканалов. Вообще это — феномен сегодняшнего дня: печатную продукцию быстро и безудержно вытесняют электронные средства связи. Это печально, потому что телевидение более поверхностное, зато вне сомнения — мобильное, оперативное. Но Интернет дает такое разнообразие идей, мыслей, информации, которое может выполнять в будущем роль крупных газет, как, например, «Нью- Йорк Таймс» или «Франкфуртер алгемейне Цайтунг».
Сегодня в Украине информационное пространство даже слабее чем в советские времена. Общий тираж бывших печатных изданий упал катастрофически. Бедность вынудила многих граждан делать выбор между газетой и буханкой хлеба. Недавно министр МВД Кравченко воспользовался законом о клевете, чтобы свести счеты с «Киевскими ведомостями» — точь-в-точь, как губернатор Косби хотел расквитаться с Джоном Питером Ценгером в 1735 году (в смысле, что никто во время слушаний не доказал, что оскорбительная для Кравченко информация «Киевских Ведомостей» была фальшивой, во внимание принялось только то, что она задела честь и достоинство высокопоставленного министра). «День» не раз давал информцию о давлении на независимые телекомпании, как, например, СТБ. Кардинальные политические события (например, почему СДПУ(о) вдруг трансформировалась из партии «конструктивной оппозиции» в партию власти) становятся непрозрачными и непостижимыми. Поэтому никто не может сказать до чего договорились, скажем, господа Медведчук и Суркис, или что получает господин Березовский за свои имиджмейкерские услуги для нынешнего Президента Украины. Кажется, все делается, чтобы ограничить информационное пространство, пространство разнообразных идей, чтобы вместо представительского самоуправления было самоуправление и политическое представительство только тех, кто имеет хорошие и близкие отношения с властью.
Удивляет, как любая критика в адрес сегодняшних лидеров вызывает у них резкую негодующую реакцию и немедленные репрессивные меры. Газета может вести свою политику в поддержку того или иного кандидата. Это дело ориентации редакции, концепции печатного органа. В Америке есть издания, резко критикующие Клинтона и есть беспрекословно его поддерживающие. Это воспринимается нормально, как гражданами, так и теми, кто сегодня при власти. Иная ситуация вызвала бы тревогу и у тех, и у других. Но если бы Клинтон сделал хотя бы один шаг для недопущения известных компрометирующих материалов в прессу, или попробовал закрыть силовыми методами какой-то печатный орган, то на него ополчилась бы вся пишущая и снимающая гильдия. И это было бы его политической смертью. Вспомните хотя бы знаменитый Уотергейт, когда журналисты своими публикациями повлекли фактически отставку президента.
Конечно, экономические возможности США и Украины несоизмеримы. Большой экономический потенциал Украины пока что нереализован. В США существует критическая масса людей, которые могут себе позволить вкладывать деньги в серьезные проекты масс-медиа, инвестировать, заниматься меценатством. Однако в интеллектуальном плане потенциал Украины очень высок. Есть просто блестящие компетентные журналисты, чья информированность и аналитические способности не уступают наилучшим журналистам мира. К сожалению, даже беглый взгляд на их творческие биографии требует задуматься. Александр Ткаченко и Владимир Скачко — творцы наилучшей в стране передачи «Післямова» — были вынуждены закрыть программу и искать доли иной. «Всеукраинские ведомости», «Правда Украины», «Политика», «Деловая неделя» закрыты. Леонида Капелюшного ранили, Виталий Коцюк погиб при таинственных обстоятельствах, Мария Черная повесилась. Тревожные сообщения о трагических случаях с журналистами поступают постоянно. Того избили, того лишили работы. Таких случаев множество. Картина безрадостная. «Літературна Україна», «Наша віра», «Голос Просвіти», «Українське слово», «Народна газета» — национально ориентированные украинские газеты все время переживают финансовые бури. Еще худшая ситуация с украинскими литературными журналами. Они просто не попадают в продажу. Тираж самой лучшей, по моему, «Сучасності», упал резко. Все реже выходит «Політична думка» — украинско- русско-английский политологический журнал, авторами которого были самые лучшие украинские и мировые философы, ученые, политики. Ее бывший конкурент «Політологічні читання» просто перестал существовать. Ученые издают книги тиражем 200 экземпляров. Для кого? Нескольких друзей и родственников? О каком свободном научном обмене, тем паче дискуссии можно говорить?
Если мы стремимся к рациональной, интеллектуальной, культурной, политической дискуссии в прогрессивной стране, нужно в первую очередь защитить пространство этой дискуссии, и прежде всего, защитить свободу слова, свободу прессы. Без таких свобод Америка никогда не стала бы такой, какой она есть. Со своими щедрыми человеческими и природными ресурсами Украина имеет все основания стать иной, но не худшей. Лучшей. Во времена нынешнего угрожающего смертью кризиса все те, кто живут в этой стране, особенно страстно мечтают об этом. Но без свободы п рессы это просто невозможно.
