Если, как предположил Сэмюэл Джонсон, патриотизм – последнее прибежище для негодяев, то самозащита – это последнее прибежище для агрессоров. Самозащиту легко используют в качестве оправдания своих действий как параноики, так и те, кто действительно желает защитить себя от грозящего им нападения. Главным аргументом в поддержку предполагаемого вторжения Америки в Ирак является, конечно же, самозащита, а именно — необходимость оградить себя и своих союзников от возможного использования Саддамом Хусейном оружия массового поражения.
Однако под предлогом «самозащиты» часто совершаются и гораздо менее достойные деяния. Тимоти Маквей, террорист из Оклахома-сити, погубивший в 1995 году 168 человек, считал, что защищает Конституцию США от хищнических действий федерального правительства. Игаль Амир думал, что защищает Израиль от премьер-министра, склонного уступить святую землю врагу, когда совершал террористический акт против Ицхака Рабина в том же 1995.
Те, кто совершают акты насилия, редко признают или даже допускают мысль о том, что их действия – это настоящая агрессия, а никак не деяния в защиту жизни, свободы или какой-либо другой важной ценности. Существует ли разумная граница между смыслом и отсутствием смысла в заявлениях о праве на самозащиту? Юристы должны провести такое разграничение, поскольку, если мы начнем прислушиваться к риторическим заявлениям политических деятелей и параноиков, граница между агрессией и самозащитой исчезнет.
В ООН попытались определить границы самозащиты, но зашли слишком далеко, разрешив государствам применять силу только в случае «вооруженного нападения». Смысла в этом мало, поскольку государства должны сохранять право на самозащиту и в случае угрозы нападения.
Представим, например, японские боевые самолеты, кружащие над Перл Харбором 7-го декабря 1941 года. Военно-морские силы США, несомненно, имели право защищаться, если бы могли, до того, как были сброшены первые бомбы. Или же возьмем предпринятое Насером в 1967 году сосредоточение египетских войск на израильской границе, угрожавшее стереть ее с карты мира. Разве это не сродни ситуации, когда грабитель наводит на тебя пистолет и угрожает спустить курок? Если самозащита не допускается в случае явного, неизбежного нападения, едва ли эта доктрина соответствует нормальному человеческому пониманию того, что правильно, а что нет. Однако эти недвусмысленные примеры быстро теряются на фоне целого ряда сомнительных и спорных случаев, таких как опасения Израиля относительно ядерного реактора Осирак в Ираке в 1981 году. Между строительством ядерного реактора и запуском ракеты с ядерной боеголовкой существует большая разница. Следовательно, бомбардировка Израилем реактора Осирак должна рассматриваться как «упреждающий» или «превентивный» удар – термины, которые по неведению вполне можно отнести к самозащите. Не стоит и пытаться установить значение этих туманных слов, поскольку отношения к самозащите они не имеют. Некоторые считают, что настоящее значение имеет вероятность нападения и разрушительные последствия, которые могут иметь место в случае применения оружия массового поражения. В этом случае используется нечто вроде анализа стоимости и эффективности, основанного на субъективном чувстве опасности. Но не существует способа проведения объективной оценки страха, и, даже если это было бы возможным, использование анализа стоимости и эффективности для вторжения на территорию другой страны нанесло бы непоправимый удар глобальной системе национального суверенитета и международного права.
Лучший способ выяснить истинное значение самозащиты — применить два принципа, лежащих в основе оправдания судебного иска в соответствии с внутригосударственным и международным правом. Первый принцип – принцип обратимости, который подразумевает, что если Израиль имел право нанести удар по реактору Осирак, Ирак имел право сделать то же самое в отношении израильской ядерной установки в Димоне. Если сейчас Америка имеет право бомбить Багдад, тогда Ирак без каких-либо публичных заявлений об агрессивных намерениях в отношении Соединенных Штатов имеет право нанести удар по Вашингтону.
Что хорошо для одного, должно быть хорошо для всех. Ни при каких обстоятельствах не может одно государство заявить на законных основаниях: «Вы – негодяи, а мы хорошие ребята, следовательно, для нас существуют особые правила». Нельзя не признать, что предшествующие действия и намерения имеют значение для составления суждения о том, следует ли опасаться нападения. Если говорить об отношениях Израиля и Ирака, бомбардировка Тель-Авива ракетами «Скад», предпринятая Саддамом Хусейном в 1991 году, имеет значение для оценки сегодняшних намерений диктатора в отношении Израиля. Однако такого рода свидетельств агрессивного поведения Ирака в отношении территории США не существует.
Это приводит нас ко второму условию применения самозащиты. Свидетельства агрессивных планов и намерений должны быть общедоступны и очевидны для всех. Гласность и публичность являются важным компонентом правовой культуры. Информация о неминуемой агрессии не может содержаться в секретных досье, она должна быть представлена широкой публике, скажем, в виде материалов, идущих по CNN. Агрессор должен сделать что-то, в чем все могли бы увидеть опасную угрозу, скажем, направить управляемую ракету на страну, угрожая ее использованием.
Если вернуться к абсурдным заявлениям об индивидуальной самозащите Маквея, Амира и других им подобных, можно увидеть, что их опасения были основаны на частных свидетельствах, известных в лучшем случае лишь небольшому кругу друзей и заговорщиков. Требование публичности доказательств предоставляет некоторые гарантии против параноидальной самозащиты со стороны отдельных индивидуумов и политических манипуляций со стороны национальных лидеров. Если требования обратимости и публичности будут применены к нынешним планам вторжения в Ирак, то и подтекст, и последствия прояснятся. Если нет, президент Джордж Буш рискует ввязаться в незаконную агрессию против иностранного государства.
Джордж П. ФЛЕТЧЕР – профессор юриспруденции Колумбийского университета, автор недавно вышедшей в свет книги «Романтика на войне: слава и чувство вины в эпоху терроризма».
