ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ И КУЛЬТУРОПОЛИТИЧЕСКИЕ ОРИЕНТАЦИИ НАШЕГО КОНТИНЕНТА
Геополитика — научная дисциплина, или, точнее, мировоззрение, которое в основание кладет принцип географических координат при рассмотрении любых вопросов экономики, политики, культуры. На место многомерного человека геополитика ставит «человека пространственного». Это мировоззрение — точно такое же ограниченное, как и любое одномерное мировоззрение — классовое или националистическое.
Ограниченность геополитики состоит не только в том, что она одномерно, упрощенно, схематично представляет те или иные явления, но также и в том, что используя историю в качестве примеров, она редко обращается к хронополитике, то есть к «человеку временному, человеку времени» и к культурополитике как сфере самосознания некоторого государства, сознательно и целеустремленно осуществляющего некоторую долгосрочную стратегию.
Источник идеологии российского евразийства — славянство, созданная внутри языкового содержания концепция единства, где из языковой общности выводится культурная общность (панславизм). Один из главных тезисов славянофила Константина Леонтьева, предшественника Савицкого, идейного отца евразийства, следовало бы напомнить — славяне, являясь языковой группой, не являются культурной группой, более того, не могут являться геополитическим образованием или некоторой надгосударственной исторической общностью.
Для устранения этой трудности и была создана концепция евразийства, более глобальная, поскольку она основывалась не на языковом, а на континентальном единстве. Последователи Савицкого — Трубецкой, Вернадский, Карсавин, Сувчинский и наиболее яркая фигура — Л.Н.Гумилев со своей теорией пассионарности (неоевразийство, где сделан вывод о тюрско-славянском слиянии и выборе исламских стран в качестве антиатлантического союзника).
Евразийство это попытка, как нам представляется довольно неудачная, создать концепцию управления континентом на основании того, что «неподвижная платформа» (т.е. Россия, которую называют «узлом евразийства») якобы является центром влияния на остальные страны континента в силу своего географического положения. Первоначально идея ключевой роли России появляется у Хэлфорда Джорджа Макиндера в работе 1904 года «Географическая ось истории». Идею евразийства для нужд германского могущества использует Карл Хаусхофер. Вслед за Хаусхофером евразийство понимается Савицким как евразийский центризм, где России принадлежит особая, исключительная роль. Этот тезис заявлен столь же последовательно, как и у германских геополитиков (проект Карла Хаусхофера), в значительной степени повлиявших на военную стратегию Гитлера. Вторую мировую войну с точки зрения геополитики можно рассматривать как борьбу главных центров евразийства — Германии и России (СССР) за господство на континенте. СССР оказался победителем в этой «евразийской» войне, но, в свою очередь, проиграл атлантистам в «холодной войне».
Наблюдая развитие событий последнего времени (развал СССР, распад Варшавского договора, продолжающийся процесс регионализации России, столкновение Росси с блоком атлантистов на Балканах), мы имеем все основания утверждать: не геополитика имеет перспективное значение для Украины, а культурополитика. Опыт истории второй половины XX века демонстрирует преимущество содержания культуры, а не географических параметров или условий.
ПЕРВЕНСТВО КУЛЬТУРОПОЛИТИКИ
Базовый геополитический культурный дуализм по теории элементов Карла Шмитта представляется двумя типами цивилизаций: талассократией и теллурократией. Первая — это морское могущество (вода, текучесть, демократия), вторая — сухопутное могущество (суша, постоянство, идеократия). Преимущественную роль этих культурных характеристик в противоборстве двух типов цивилизаций Карл Шмитт сформулировал в книге «Земля и море» в 1942 году, где этому различию дается философское толкование, связанное с базовыми юридическими и этическими системами. Геополитики часто делают серьезную ошибку, сводя это различие цивилизаций всего лишь к различию «суши» и «моря», то есть сводя различие двух разных по типу культур цивилизаций лишь к геополитическому различию типа местности.
Это различие более фундаментально — такой вывод следует из многих весьма серьезных работ ученых, писателей, философов, которые не сводили проблематику различия двух типов цивилизаций только к геополитическим различиям.
Эти исследования ученых, писателей и философов так или иначе ставят в поле зрения два главных начала в политике государства: обеспечение со стороны государства стратегической перспективы своему обществу и выдвижение культурных приоритетов развития для достижения этой перспективы. Что касается первой проблемы, то геополитика это лишь один из способов выражения исторической стабильности некоторого государства (территориальная стабильность), наравне с хронополитикой и культурополитикой. Вторая проблема выражается в нахождении адекватных способов обеспечения исторической стабильности государства (обеспечения его устойчивого развития на перспективу) — стратегического планирования с точки зрения культурных, технологических и социальных приоритетов.
Географическое пространство или природные ресурсы, демографические, религиозные или иные аспекты не исчезают — просто все это перестает действовать исключительно в географических координатах, и начинает действовать в координатах информационно-культурного пространства, тем самым выдвигая на передний план именно культурополитику. Географическое положение при современных средствах транспорта и коммуникации не имеет больше такого преобладающего значения, какое оно имело еще несколько десятков лет назад. Динамизм миграции или зависимость коммуникации от рельефа местности нельзя уже измерять географическими показателями с появлением кинематографа, телефона, телевидения, видео, компьютера и Интернет. Социальные изменения оказываются связанными не с буквальными территориальными изменениями, а с изменением пространства культурного влияния некоторого государства, с изменением его отношения ко времени: живет государство сегодняшним днем или долгосрочной перспективой. История же, рассматриваемая в хронополитическом аспекте, может оборачиваться актуализацией как одного, так и другого времени, и для этой актуализации не обязательно как-то фальсифицировать историю или переписывать ее заново, для этого необходимо просто актуализировать в самой культуре ту ее часть, которая связана именно с хронополитически выбранным периодом истории, с ориентацией на то или иное время.
Таким образом, если славянство, отличая себя от англосаксонского и романо-германского мира, — доктрина языкового размежевания государств, атлантизм и евразийство — доктрины цивилизационного различия ориентаций политического влияния на территорию и географических устремлений государств, то талассократия и теллурократия — доктрины культурного размежевания цивилизаций. В мире идет не геополитическая, а культурная война. В настоящее время происходящий передел языковых групп и континентального пространства связан с размежеванием культурных общностей или цивилизаций: талассократии и теллурократии.
Для первых характерно кочевничество (особенно морское), торговля, дух индивидуального предпринимательства, подвижность этических и юридических норм. Цивилизации этого типа быстро развиваются и легко меняют внешние культурные признаки. Цивилизации второго типа (теллурократические) связаны с фиксированным пространством, устойчивостью его качественных ориентаций и характеристик. Для этого типа цивилизаций характерны оседлость, консерватизм, закостенелость юридических норм, наличие мощного влияния идеологии (чаще всего мессианской), репрессивный характер коллективистской этики, устойчивая иерархичность социальной организации (как официальной, так и неофициальной).
Цивилизации второго типа, внутриконтинентальные, куда относится царская Россия (СССР), считаются «неподвижной платформой», «землей сердцевины», «географической осью истории», сохраняющими постоянство и неподвижность в истории. В то время как цивилизации первого типа, береговые зоны евразийского материка, являются зонами интенсивного культурного развития. Для теллурократии главным являются не ценности, а идеи, вписанные в целостную идеологию, и именно этой идеологии принадлежит системообразующая роль. Ценности — западный термин, означающий наличие обсуждаемых-обновляемых качеств, которые человек в своей жизни свободно выбирает, из которых конструирует смысл своей жизни. Главные характеристики ценности — подвижность и рациональный характер, возможность несистемного объединения. Ценности являются основополагающими для атлантической цивилизации, геополитическое пространство которой разворачивается вокруг Атлантического океана (США, Западная Европа). Идеи и идеологии являются основополагающими для евразийской цивилизации, геополитическое пространство которой связано с Россией, Белоруссией, Украиной и Восточной Европой.
ТАЛАССОКРАТИЯ И ТЕЛЛУРОКРАТИЯ
Ценности возникают как доказанные на индивидуальном опыте положительные жизненные стратегии. Западные ценности не организованы в идеологическую систему и неиерархичны по содержанию. Запад не строит свою жизнь (в отличие от так называемого славянско-евразийского мира) на идеологии, и поэтому называть западные ценности идеологией можно, но только для внутреннего употребления в теллурократических цивилизациях — некорректно применять к другому образу жизни свои мерки. Запад должен быть понят внутри его культуры, а не внутри культуры теллурократии. У постсоветских государств нет и не может быть ценностей. Ценности — порождение иной (талассократической) культуры. В теллурократической культуре ценности не могут существовать иначе, нежели в виде мессианской идеи, идеократии. Ценности для теллурократии — идеологические императивы, иерархичны по смыслу и тотальны по воздействию на жизнь (вмешиваются в личную жизнь, во все сферы культуры и т.п.). Ценности — порождение индивидуалистической корпоративной культуры, где частные мотивы и интересы осмыслены эпизодично и несистемно, перенимаются точно также на индивидуальном уровне (а не на уровне целостной тотальной идеологии) — в виде корпоративной (индивидуальной) этики, в виде успешных жизненных стратегий.
В талассократической цивилизации существуют ценности — право на жизнь, на свободу, на собственность. Возьмем частную собственность. Для талассократии — это ценность. В теллурократической цивилизации, частная собственность может быть легально разрешена, но она не является ценностью, поскольку не вписана в идеологию как идея (и именно идеология говорит: собственность это опасность, собственник — вор). Элита по отношению к этому разделяется на два враждебных лагеря; положительных примеров успешного применения собственности не существует, так как общество массово не признает эти жизненные стратегии успешными. В результате собственность не воспринимается как справедливо приобретенная, а полученное богатство не оценивается как справедливое. Наоборот, любой имеющий собственность воспринимается обществом враждебно. Большие массы людей находятся в состоянии ожидания найма на работу и оплаты. С другой стороны, коллективная собственность тоже не является ценностью, ее нельзя ощутить, ее нельзя индивидуально освоить, о ней нельзя сказать, что «она у меня есть».
По этой причине теллурократические цивилизации не могут развиваться, придавая подвижность определенным ценностям, потому что сами ценности отсутствуют как инструмент передачи культурного опыта. В этих цивилизациях существует другой инструмент передачи культурного опыта — идеология. Вместо ценностей теллурократия несет в себе Идею, как правило, мессианскую идею своей исключительности, особой миссии, особого пути, превращенную в систематизированную всеобъемлющую идеологию, которая вмешивается не только в трудовую коллективистскую деятельность, но и в семью, в частную жизнь, завладевает сознанием человека, иногда подчиняя всецело его личность и обезличивая его.
Когда возникает кризис в талассократической цивилизации, происходит переосмысление отдельных ценностей, переосмысление принципиально несистемное и не носящее тотальный характер, поскольку это переосмысление происходит на индивидуальном уровне, и лишь потом оформляется в виде стройной системы. Скажем, Вебер, Дюркгейм, Ясперс (можно дополнить список) осмысляли и систематизировали ценности лишь потом, когда они стали плотью и кровью многих индивидуальных жизней.
Совсем иначе происходит в кризисное время теллурократической цивилизации. Там обязательно встает вопрос о новой идеологии, о новой объединяющей всех мессианской идее, о собирании земель, об обязательном влиянии и подчинении других народов. Однако на этот раз кризис России и постсоветских государств намного серьезнее — он лежит в самой глубине православия как религии, коллективной этики как организующего начала и в принципиальном отсутствии такой идеологии, которая могла бы возобновить мотивацию к жизни, к труду, к продолжению рода. Эта мотивация больше на может быть возобновлена внутри идеологии из-за повального недоверия населения ко всем и всяческим идеологиям.
Во взаимном влиянии талассократии и теллурократии кроются главные противоречия: они стремятся управлять друг другом, навязав друг другу свои стратегии. И для теллурократии это представляет непреодолимое препятствие. Во-первых, управлять чем-то подвижным, можно лишь будучи самим подвижным. Закостенелая и трудно меняющая свои привычки, социальные правила и этические нормы теллурократия как постоянно тяготеющее к объединяющей великой идее сообщество не может распространить свое влияние на те страны, где идеология не является доминирующей. Во-вторых, как только, чтобы управлять (скажем, континентом Евразия), теллурократия будет вынуждена становится более подвижной, она неизбежно будет оказываться в зоне подавляющего влияния талассократии, то есть сама становится талассократией и примыкать к талассократической цивилизации. «Холодная война» понимается обычно в советском смысле — как война идеологическая (то есть внутри смысла теллурократии она таковой и была). Но выйдя за рамки культурных характеристик теллурократии, можно осмыслить «холодную войну» как войну двух типов цивилизаций, двух типов культур, двух типов этики, двух типов организации жизненного пространства, организации труда.
С другой стороны, талассократическая цивилизация гораздо легче может влиять на теллурократическую, поскольку это влияние идет на уровне отдельных ценностей, индивидуальных примеров успешных жизненных стратегий в странах талассократии, а вовсе не на уровне целостной идеологии. Поэтому талассократическая цивилизация может безболезненно интегрировать теллурократическую цивилизацию, не меняя ее внутреннее содержание, то есть на уровне отдельных экономических проектов, отдельных торговых рынков, рынков сырья и рынков рабочей силы, и это вписывается в ее системообразующую структуру. А теллурократическая цивилизация никак не может интегрировать талассократическую, не изменив ее внутреннее содержание. То есть для того, чтобы теллурократия интегрировала талассократию, первая должна изменить вторую, навязав ей свои принципы существования на уровне идеологии, то есть превратив ее в идеократию.
ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ И КУЛЬТУРОПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗМЕЖЕВАНИЕ
Теперь соотнесем два принципа размежевания: атлантизм — евразийство и талассократия — теллурократия. Эти размежевания не совпадают: противостояние атлантизм — евразийство не является выражением базового геополитического культурного дуализма — талассократии и теллурократии. Если атлантизм (осью которого в XX веке стали США) является приблизительным географическим выражением талассократии, то евразийство (узлом которого с начала века осознавала себя имперская Россия, затем в русле евразийства действовал СССР) нельзя отождествить всецело с теллурократией. Прежде всего, многие теллурократические страны не строят свою политику внутри концепции евразийства. С другой стороны, Евразия — континент, значительная часть которого относится к атлантической цивилизации. Да и в самом евразийстве как концепции экспансии теллурократии в талассократию заложено немотивированное преувеличение его влияния на континенте и внутренний культурный раскол.
Происходящий процесс в Украине можно охарактеризовать как медленное осознание и постепенное движение в направлении талассократической цивилизации. Когда Украина делает выбор в пользу талассократической цивилизации, подчеркнем — в пользу ее культуры, а не геополитического пространства (атлантизма), то Украина просто занимает свои старые исторические позиции — позиции своей культуры во времена Киевской Руси. Для нее этот шаг органичен — ей просто нужно пробудить свою историческую память, когда она существовала как отдельное государство еще до Московской Руси и всякого там славянского единства. Собственно поэтому нам приходится настаивать не столько на геополитике, сколько на хронополитике и культурополитике — идентификации Украины с определенным временем прошлого и будущего, осознания ею себя внутри определенной культуры. То есть Украине нужно идентифицировать себя с тем временем и той культурой, когда у нас было государство, со временем Киевской Руси.
Культура Киевской Руси была культурой талассократической, принципиально несовпадающей с культурой теллурократии, навязанной нам Россией, в результате чего мы попали под ее сильное геополитическое влияние, и вынуждены были многие столетия жить вопреки своим глубинным архетипам — индивидуализму, хозяйственной предприимчивости, наличию индивидуальных ценностей, подвижности этических и юридических норм. Политическое влияние России всегда было сугубо континентальным, сначала обращенным на Восток против татаро-монголов, а затем неразрывно связанным с бесконечными безуспешными попытками переориентации на Запад. Петр I, пытаясь изменить культурные характеристики государства, первым делом добивался выхода к морю. Вот почему, между прочим, Крым для Украины так важен не столько геополитически или экономически, сколько в культурополитическом отношении.
Украинский национализм XIX века возникает как реакция на неистребимое культурное различие России и Украины. Этот архаичный национализм — поверхностен, в то время как культурные различия более глубинны, и корни этого нужно искать в различии архетипическом, в том, что у нас многие называют ментальностью. Поэтому, в смысле культурополитики, национализм всегда будет ограничен, потому что здесь он может столкнуться либо в языковом противостоянии со славянством, либо в территориальном противостоянии с евразийством (на стороне атлантизма). Национализм не является магистральным для культурополитики Украины — в Украине сегодня происходит не национальное противостояние, а противостояние культурное, или точнее, культурополитическое: у нас не две нации борются, у нас борются две культуры.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ВЫБОР УКРАИНЫ
Сегодня Украина в этом раскладе оказалась на перепутье в смысле культурного выбора, и только от этого зависит ее географическая перспектива. Она может либо сразу сделать талассократический выбор, присоединившись к атлантической цивилизации, осуществляя борьбу за рынки сбыта, культурную экспансию вовне и участвуя в стратегическом поединке с атлантическими странами. Либо остаться теллурократией (а значит остаться в фарватере России, под влиянием противоречивого евразийства) и двигаться в сторону талассократической цивилизации совместно с Россией. Это нужно понимать именно как наш культурный выбор, сознательный и зависящий только от нас. В этом выборе нет никакой принудительности и обязательности. Как выбор в сторону России не является неизбежным, так и выбор в сторону талассократической цивилизации не является неизбежным.
Причем заметьте, что речь идет не о присоединении Украины к более сильному, как это часто любят повторять в России. Речь идет о сознательном выборе выстраданных нами ценностей своей цивилизации — индивидуального предпринимательства, профессионализма, корпоратизации, правового государства и права, подвижной этики и культуры, процедур мирного достижения и поддержания гражданского согласия. Это не выбор в пользу сильных стран, это выбор в пользу сильных ценностей. Это не выбор против слабой России, это выбор против слабых ценностей, ценностей ведущих к прозябанию и рабству, к этико-правовым репрессиям и физическому уничтожению больших масс людей в результате непрерывных гражданских войн. Евразийство — это неспособность к достижению и поддержанию согласия иначе, нежели в форме репрессирующей все и вся тоталитарной идеологии (будь она классовой или национально-патриотической). Евразийство — это война культур, непрерывная война культурно противоположных позиций внутри гражданского общества, доходящая до гражданской войны. Выступая за евразийство, наши политики должны понимать, что они ведут свой народ к войне.
В смысле культурополитических приоритетов нами должны быть переосмыслены все внешнеполитические инициативы Украины и существующие предпочтения. Скажем, что значит наша ориентация на Европу? Европа для нас означает не континентальное пространство и не совокупность государств в этом континентальном пространстве, а культуру талассократии. Значит наша ориентация в смысле торговли или общих внешнеэкономических устремлений может быть хоть на все четыре стороны, а не только в Европу (многовекторность), но в культурном смысле мы должны ориентироваться именно на талассократическую цивилизацию. Сама талассократическая цивилизация тоже неоднородна — евро-атлантизм отличается от американского атлантизма (различие в силе вмешательства государства в экономику, различие корпоративной политики, различие в отношении социальных гарантий, различный уровень культурной открытости, различие этики «равных возможностей» и этики «клановой солидарности» и т.д.). Мы принимаем дух культуры этих стран, а не соглашаемся с их политикой. Принять культурные ценности талассократической цивилизации еще не означает согласиться с политикой НАТО или политикой его стран-участников.
Когда Киевская Русь приходила в упадок, перед нашим государством стоял точно такой же выбор, но мы оказались не на высоте: элита за свою нерешительность и недальновидность поплатилась столетиями рабства. Мы должны осознавать масштабность нашего сегодняшнего выбора — мы можем закончить также, как и Киевская Русь, а можем получить толчок к новому этапу возвышения Украины. В любом случае последствия нашего сегодняшнего выбора — это долгосрочная стратегия культурного развития на несколько сотен лет. Нужно представлять себе уровень выбора — мы делаем выбор не между США и Россией (может быть через 200 лет ни той, ни другой страны не будет вообще); мы делаем выбор не между Европой и Азией (поскольку чисто пространственная их изоляция должна будет со временем исчезнуть), не между атлантизмом и евразийством (поскольку у второй концепции нет позитивно осмысленного единого культурного содержания); но мы делаем выбор между двумя типами культуры, двумя культурными типами цивилизации, и один из этих типов цивилизации сохранится и через 200 лет. Поэтому геополитический выбор — на десятилетия, культурополитический выбор — на столетия. И мы живем в то время, когда делается выбор не на десятилетия, а на столетия.
Атлантизм является таким же анахронизмом как и евразийство — это все уже двадцатый век. Атлантизм, будучи построен на доктрине геополитического противостояния, уже пережил себя. Собственно поэтому в заявленном в названии этой статьи противостоянии Украина не должна участвовать: у нее нет притязаний на доминирующее влияние на те или иные части континента. Украина должна рассматривать свой выбор не в координатах атлантизм-евразийство, а в координатах талассократия-теллурократия. Ее политика это культурополитический выбор, а не геополитический. Основной чертой нынешней внутренней ситуации в Украине является слабость и нерешительность украинской элиты в этом вопросе, отсутствие единства позиций элиты и желания вести открытый диалог на эту тему.
