Начну с того, что моим материнским языком является русский. По логике вещей, дугины — затулины, колесниченки — киваловы являются самыми преданными защитниками моей идентичности, лучшими моими ангелами-хранителями. Но почему-то я этого не чувствую. Многомиллионная категория русскоязычных объединяет очень разных людей. Кто-то, может, и чувствует неприязнь к украинскому языку. Для меня же то обстоятельство, что родители-украинцы были русскими филологами, не является определяющим. Это не убило в моей душе любовь ко всему украинскому. Ведь она, душа-то, всегда хочет гармонии, а украинский, несмотря ни на что, остается языком моего народа; языком моих бабушек и дедушек, а тем более, тех далеких пра- пращуров, которых я не знал лично. Поэтому попытка регионалов хитро навязать моей Родине новый языковой закон стала для меня большой неожиданностью. Как гром средь бела дня. Если и мечтал о каких-то изменениях в языковой политике, то о других — диаметрально противоположных предложенным. Ведь более-менее защищенным я чувствую себя в Киеве, Львове, Черновцах, Черкассах, Житомире, Виннице... Тут никто не оборачивается на мой русский язык, терпимо относятся в этих городах и к литературному украинскому. Однако, если я чувствую некоторую защищенность в «оранжевой» части Украины, то в Харькове, Донецке, Запорожье, Одессе, Севастополе хотелось бы определенной «подстраховки» со стороны государства. Потому что здесь нетолерантных людей вполне достаточно для того, чтобы похоронить даже саму идею двуязычия. И что ж выходит? Я и раньше не имел той государственной «подстраховки» в упомянутом Юго-Восточном регионе, а сейчас даже мечты о языковой гармонии должен похоронить?
Может, меня обвинят в излишней категоричности — мол, уже и на Востоке есть немало украиноязычных, а откровенных шовинистов там не так уж и много. А я и не говорю, что их — абсолютное большинство. Но везде есть та роковая «критическая масса» украинофобов, она лучше любого закона определяет языковой статус урбанизированной среды. Как воевать с украинофобами (чиновными и «из народа») — мы до сих пор не знаем. Поэтому и проигрываем все языковые баталии. Голодовка в Киеве дает Украине неплохой шанс. Но только в том случае, когда подойти к делу с позиций компромисса.
«СЕРДЦЕВИНА» УКРАИНЫ
В тот жаркий день, когда я знакомился с голодающими, я, прежде всего поинтересовался географией — откуда они, из каких областей? Оказалось, что на тот момент голодала «сердцевина» Украины, потому что белые повязки нацепили выходцы из Киевщины, Черкасщины, Винниччины. Подолянин Леонид Бровченко (бывший офицер, поэтому его все называли «майором») — был главным движителем акции. Несмотря на истощение (голодал дольше всех!) пан Леонид всегда находил в себе силы поговорить с теми, кто подходил для поддержки голодающих. Наблюдая за ним, я жалел, что у нас мало таких же героических полковников и генералов. Что на майорском звании карьера таких искренних и импульсивных патриотов, обычно, и заканчивается. Отец Георгий Янковский (УПЦ КП) присоединился к голодающим, потому что хотел морально поддержать этого бывшего офицера, который у него также вызывал симпатию. Мыкола Голоско — тоже интересный тип украинца. Родом с Киевщины, но уже два десятилетия живет во Львове. Отец пяти детей. Греко-католик. Следовательно, человек, служащий своеобразным мостиком между Западом и Центром, потому что является «своим» и для галичан, и для надднепрянцев. Леонид Тертичный с Черкасщины приехал к Украинскому дому, потому что увидел сон: мама (она умерла уже двенадцать лет назад) упрекала сына, что тот сидит, сложа руки. Мать просила. присоединиться к голодающим и защитить родной язык! Леонид молчалив, на религиозного фанатика не похож! Не думаю, что выдумал о сне. Мысленно я назвал его Холодноярцем.
ДАЖЕ КОРОТКАЯ ГОЛОДОВКА «НОВИЧКА» ПОДДЕРЖИВАЕТ ВСЕХ ДРУГИХ
В тот же день спросил у ребят — будет ли какая-то польза от моей непродолжительной голодовки? Потому что работа не даст остаться около Украинского дома надолго. Ответили, что даже короткая голодовка «новичка», обычно, морально поддерживает всех других. Поэтому, на следующий день, и я сидел с белой повязкой. А это многое меняет: резко растет вероятность, что придется отвечать на вопросы киевлян и приезжих. Это меня не пугало, я был готов к искренним ответам. И теперь все полученные вопросы могу сгруппировать по темам. Какой-то процент людей (имею в виду именно оппозиционно настроенных к голодовке) обвинял голодающих в том, что они... раскалывают страну. Мол, таким образом, вбивается клин между двумя самыми большими языковыми группами Украины. Кивали головой на какие-то небольшие плакаты. Сразу я их и не заметил, а когда прочитал, то подумал, что сам под ними не подписался бы. Упоминание об «угро-финскости» русских, которое якобы так фатально отличает их от славян-украинцев, вряд ли увеличит силу всенародного протеста. Ксенофобия — плохое горючее для потенциальных киевских революционеров, в столице больше поверят жертвенным людям. А последних среди «чистокровных» славян почему-то также негусто. Не очень активно идет сбор подписей за язык. Киевляне могли бы обеспечить не менее миллиона подписей, а не каких-то там несколько десятков тысяч...
Вторая категория старалась убеждать, что языковой вопрос отвлекает от более важных вещей: экономики, охраны окружающей среды, наркомании, коррупции, будущих выборов, и тому подобного. Тогда я просил их представить на нашем месте поляков: как бы те отреагировали на закон кивалова — колесниченко? И не потому ли они в Европе, что язык и нация для них — святые понятия? Этого было достаточно, дальше со мной не спорили.
Запомнился мужчина, который не скрывал своего пренебрежения к голодающим. Мне он сказал такое: «Ну, что ты там написал у себя: «Голоду-ую». Ты сожги себя — вот это будет дело! Всем будет хорошо!» Отреагировал я неожиданно: «Вы, господин, по-видимому из Крыма. Из Севастополя. Угадал? Потому что таких свирепых шовинистов в других городах не найдешь...» Он отрицал: «Нет, я киевлянин. Настоящий киевлянин, а не из тех жлобов, понаехавших из села». Господи, этот убежденный «московский лапоть» с военной выправкой феесбешника считает себя эталоном киевлянина? Неужели и в самом деле киевлянин? Это вопрос больше всего мучил меня на протяжении всего голодания. Вспомнил своих родителей-учителей, которые активно, с комсомольским рвением русифицировали украинскую «глубинку» в 50—80-х годах прошлого века. Они искренне верили, что расцвет СССР будет зависеть и от языкового единства, то есть и от их учительской работы. Но не хотели они исчезновения украинского, верили в равновесие и гармонию! Вероятно, «московский лапоть», назвавший себя киевлянином, их раздражал бы не меньше, чем меня.
Когда же мы научимся держаться «золотой серединки»? Когда интеллигенция больших городов соберется и решит, что для гармоничной двуязычности необходимо сначала выровнять уровень толерантности населения? Ведь насколько более здоровой была бы ситуация в Украине, если бы в Харькове, Луганске, Мариуполе, Бердянске, Севастополе и Керчи на украинском языке на улицах разговаривало хотя бы 25% населения! Приблизительно столько же разговаривает на русском в «ультранационалистическом» Львове. И никто из русских в нем не ассимилируется, как и никто из украинцев не требует их депортации. Севастопольцы готовы к такой «зеркальной» двуязычности? Если так, то во имя компромисса можно будет опять ввести изучение русского языка в школах Западной Украины. В случае «встречного движения» украиноязычных и русскоязычных Львов будет восприниматься самими львовянами как эталон толерантности, а не как последний редут украинства. Если «Каку» не отменят, тогда, конечно, останется редутом. В первом случае изменения в интересах русского языка возможны, во втором — вряд ли. Потому что кто же будет рисковать последней крепостью?
Я призываю русскоязычных сограждан к размышлениям. Имею на это моральное право, потому что повторяю — родители так славно поработали на учительской ниве... Столько молодых русских филологов воспитали! Будет ли теперь шаг навстречу украинцам? Или жителям восточных мегаполисов посоревноваться с Львовом в уровне толерантности — «слабо»?
«ГАЛИЦКОЙ МОНОПОЛИИ» ОКОЛО УКРАИНСКОГО ДОМА НЕТ
Людей, которые приходили не ссорить, а поддерживать голодающих было намного больше. Запомнился Евген, молодой парень из Николаева, который предупредил, что до отхода поезда у него лишь полчаса, а потому он очень хочет успеть пожать руки голодающим. Говорит, что большинство николаевцев против закона кивалова — колесниченко. Киевлянка родом из Приазовья рассказала, что ее родственники в Бердянске дома разговаривают на украинском, но, идя на работу, оставляют родной язык дома, то есть «запирают его на ключ» до вечера... Говорит, что государство должно помочь хотя бы тем на Востоке, кто хочет разговаривать на государственном языке. Таких не большинство, но они есть. Одна приятная молодая женщина сказала, что, будучи студенткой, голодала «на граните» еще в 1990 году. Но теперь не может, потому что растит четырех детей... Я порадовался за нее, за Мыколу Голоско, у которого пятеро, за Леонида Бровченко, у которого трое (и все — патриоты!) Вот если бы все украинцы так серьезно относились к воспроизведению нации. Рожали детей, воспитывали их патриотами, рьяно защищали язык — какой процветающей и уважаемой в мире была бы Украина!
Интересно, что потом, на смену надднепрянцам поступило неплохое подкрепление из Галичины. Профессор Роман Кись из Львова, учительница Александра Дидык и художница Эмилия Бережницка из Коломыи, гуцул из села Спас (Коломыйщина) Михайло Пигуляк. Голодал даже американец украинско-польского происхождения, доктор медицины Мирослав Драган. В свое время он убежал от польского шовинизма в США. Именно польский шовинизм сделал из него, полуполяка, украинского националиста, более упорного, чем многие из «чистокровных» украинцев. В последнее время Мирослав Драган живет в Коломые. Этот город будто бы стало второй столицей Галичины, оно лучше, чем Львов поставляет Киеву голодающих. Вот и Юрий Тимошенко в чем-то близок к господину Мирославу. Потому что его отец — бывший военный, русский; мать Мирослава — гуцулка, но до сих пор общается с мужем на русском. Но это не мешает Юрию, истинному сыну Покутья, голодать за украинский язык. Но хочу подчеркнуть, что «галицкой монополии» на данный момент нет, потому что к голодающим недавно присоединился пенсионер с Кировоградщины Алексей Бурьян.
Замечу и такое: и голодающие, и кое-кто из поддерживающих киевлян говорили о необходимости тесных контактов с белорусами. Они раньше нас почувствовали, какой бедой может быть официальная двуязычность. Сябрам не повредит братская помощь с Украины (еще в годы президентства Ющенко можно было значительно лучше освещать этот вопрос!), а заодно и наши «зачаровані на Схід» «східняки» осознают, что такое «двуязычность» по-азиопски. Это не какая-то там Канада или Финляндия, это конкретный лингвоцид по древнему руссскому сценарию. Мир также должен иметь более полное представление о том, что делается в нашей части планеты.
