«Тень» — ёмкое слово. Оно намекает на что-то эфемерное и таинственное. На нечто скрывающееся. Там, где тень, уже не кромешная тьма, но еще не полный свет. Тьма — зло, свет — благо. Идет это из глубин язычества, когда люди поклонялись Солнцу. Все, что в тени, подозрительно, таит опасность. Оно страшнее того зла, которое при ясном свете. Ибо оно уже чуть явлено, но эфемерно и обманчиво. Вот и в нашем языке все «теневое» вызывает негативные ассоциации, имеет криминальный оттенок. Думаю, этот смысл задан властью. Государево око желает света. «Света, больше света!» — взывал когда-то Ильич. Света хочет налоговое ведомство. Просвещения, то бишь эффективного просвечивания, жаждет таможенная служба. Для чего, не будем пока уточнять. Власть в целом хочет света. Ведь не только в налогах дело, дело в информации. знает общества, которым она, как ей представляется, управляет.
Эти расплывчатые мысли о свете и власти породило странное, на первый взгляд, высказывание Гарольда Ласки из предисловия к книге Алексиса де Токвиля «Демократия в Америке». Вот это высказывание: «Лучшим дством жизнестойкости американского общественного строя является тот факт, что американцы легко обходятся без помощи правительства, а их общество развивается вопреки деятельности администрации». Речь идет , заметьте, об общественном (а не государственном) строе и развивающемся обществе (а не государстве). Это сказано об американцах того времени, когда они начинали свою историю «с нуля». Не происходит ли нечто подобно яшней Украине?
Вообще говоря, нормальная власть и не стремится иметь исчерпывающее знание об обществе. Это о такой власти сказано: «Чем меньше у нас правительства, тем лучше» (Ралф Эмерсон). Власть тоталитарная, напро знать все, ибо она хочет управлять всем. И тогда общество как живая система, стремящаяся к самосохранению, уходит в тень. При тоталитаризме теневой жизни больше. Но это, в основном, — жизнь теневых мысле действий. Это — фига в кармане.
Власть и общество играют в прятки. Каждый игрок стремится понадежнее прикрыться. Просвещенные и свободолюбивые индивиды в составе общества требуют открытости и гласности. И вместе с тем взывают к защите ном права индивида на privacy, на тайну. Власть стремится расширить объем информации, подпадающей под определение государственной тайны. И вместе с тем контролировать потоки информации внутри общества. С недав пор головной боли добавил ей Интернет. Вот уж действительно мир без границ. Или мир во мраке. Здесь утратило смысл пространство, место. Здесь каждому обеспечено абсолютное алиби.
Предполагаю, что нынешняя власть при улучшении дел в экономике порой искренне удивляется: надо же, и откуда это улучшение? Ей невдомек, что дело в благоприятных условиях, а не в директивах или указах. эти складываются порой без участия сознания, мнящего себя управляющим. Как в народной поговорке о сельском хозяйстве: если дождики в маю’, агрономия, нормативно выражаясь, не нужна. Но мы привыкли, ч улучшается, то непременно благодаря «родному правительству». Откуда это? Ну, в этом суть политики вообще, так в любой стране. А применительно к нашим реалиям это идет еще и от большой науки. Когда-то есть объективные законы общественного развития и есть могучие умы, способные эти законы открывать. Им, согласно этой теории, и править. Первые из таких умов до захвата государственной власти не дожили. дожил, автоматически объявлялись могучими умами. К примеру, каждый генсек считался мыслителем, и его произведения, составленные борзописцами, изучались как последнее слово социальной науки. Считалось, наверху, знают все — и куда идти, и что строить. И что делать тем, кто внизу. А либералы, вроде Л.Хайека, и тогда не уставали говорить, что всё знают именно внизу. Не в смысле того, куда должна нефть по т или обратно, а в смысле локальных, частных дел, из которых соткана ткань жизни.
Тени, полутени… Не так, что вот — прозрачная власть, а вот — теневое общество. Во власти тоже тени. Во всех ее отраслях, и в той, что охраняет право, тоже. И приходится создавать внутренние структуры, охр от структур, охраняющих право. А что дальше? Создавать новые структуры? Философы называют это дурной бесконечностью.
Не факт, что если кто-то выйдет из тени, ему сразу станет хорошо. Вот Ходорковский вышел, и что? Он хотел просветленным идти в политику, нацелился на 2008 год. И стал действовать. По-моему, все началось сния на февральской прошлого года встрече бизнес-сообщества с российским президентом. От бизнесменов планировалось три доклада. В последний момент один из докладчиков заболел, другой отказался, а Ходорковс тупил. И сказал: «Господин президент, ваши чиновники берут взятки». Эка невидаль! Что он такое сказал, кто не знает, что чиновники берут взятки? Но кто, скажите, публично заявил об этом президенту? И в подт привел. «В институт Губкина конкурс — два человека на место, хотя стартовая зарплата после окончания института — 500 долларов, а в Налоговую академию — пять человек на место, хотя стартовая зарплата — 150 . (Зачем после этого факта дотошные социологические исследования о коррупции?) Президент, надо отдать ему должное, нашелся и выдвинул другую гипотезу: у некоторых олигархов вроде «ЮКОСа» есть проблемы с налогами, о и конкурс в академию большой. Иными словами, молодые люди поступают в Налоговую академию, движимые патриотическим устремлением пополнить державную казну. Такой вот обмен мнениями. Ну, не так прямо, разумеется, этот именно разговор стал причиной «наезда». Все началось с мыслей. С мыслей о социальной ответственности и политической роли капитала. Хороших мыслей и замечательных действий, из них проистекающих. Но, как св льствует российская действительность, несколько преждевременных.
Не факт, что если все выйдут из тени, то всем будет хорошо. Собранные через налоги средства власть непременно профукает. Не зря ведь сказано, что слон — это мышь, изготовленная по правительственному профукает, а народ в тени распорядится этими средствами, не собранными, разумнее. Народ безмолвствует, на улицы не выходит. По-моему, это — верный признак того, что люди в тени заняты своим делом. И Экономика, она и в тени — экономика. А помимо экономики в тени еще много чего. И такого, что, на первый взгляд, — невинно теневое. Вот, к примеру, брак. Тот, который граждане называют гражданским, а вким. Государство не признает, ну и ладно. Главное, чтобы мамы признавали. А когда появляется плод такой, фактической, любви, автоматически появляется и мама-одиночка. Со всеми вытекающими отсюда приви ми, которых не было бы при браке законном. Я уже неоднократно восхищался «на скамейке» этим существом — человеком, для которого юридическая реальность реальнее реальности объективной.
Надо, видимо, понимать так, что все, не признанное государством, находится в тени. А быть не признанным для многих не только опасно, но и тяжело в моральном отношении. Посему добиться признания — жизненная индивида, и всех институций. Об этом свидетельствует, к примеру, судьба нашего частного образования. Поначалу оно было частным в точном смысле этого слова. Его создавали люди, покинувшие государственную с ему, не желавшие иметь с ней дело. Они, освободившиеся, хотели учить молодежь тому, чему считали нужным, и так, как считали нужным. Очень скоро государство отреагировало аккредитацией. Accredere (лат.) — доверять, ами, государство соглашалось доверить частным лицам просвещение общества и подготовку специалистов. Но на его условиях, то есть при соблюдении заданных им стандартов. Тогда, мол, оно признает аттестаты и дипл стных вузов. Я бы отреагировал на это так: а зачем нам ваше признание?! Обойдемся, ибо ваши стандарты — это, прежде всего, масса «дисциплин», очень проблематичных в отношении их надобности. Если уж стремиться к стороны общества и конкурентов. Чтобы обрести подлинный имидж, а не дутый. Полагаю, что никто так не реагировал, покорно пошли на аккредитацию. Это печально.
Теневым может оказаться даже само государство, если оно не признано другими влиятельными государствами. В разговорах о глобализации чаще присутствуют темы экономики и торговли. Забывают о политике, котор ая глобализуется гораздо интенсивнее и определяет экономические реалии. Проблемные правители начинают понимать, что свой народ можно запугать или обмануть, но сегодня это не гарантирует спокойную жизнь. Есть еще ое сообщество и известные организации, признания которых надо добиваться. Последний пример такого понимания — поведение Муаммара Каддафи. А пример непонимания — невъездной Лукашенко. Полковник Каддафи сдался. Он отказался от оружия массового уничтожения, допустил экспертов МАГАТЭ к ядерным объектам, согласился выплатить 2,7 миллиарда долларов родственникам погибших при авиационном теракте вблизи шотландского город керби и выдал международному суду двух террористов. Это — прямой результат победы США и Британии над Ираком. Кстати, в видах признания мировым сообществом и выборы теперь не организуешь, как хочешь.
Ну что вы, скажут мне, всё тени да тени, всё обман, заискивание, необходимость юлить, суетиться, решать вопросы, искать крышу. Неужели так глухо? Нет, почему же. Моя утопия — люди при ярком свете, созирающих власть, исповедующих многообразие свободно избранных стилей жизни, бескорыстных, непритязательных, доверчивых, верных слову и в одном непоколебимых — в том, что нет ничего для человека важнее, свободный труд и дружеская беседа. Жители этой утопии, к счастью, реальны. Они составляют невидимое community, распределенное по всей планете. Вот два ярких примера. Американец Роберт Крайчнан — физик- последний ученик Эйнштейна. Недавно он получил научную награду мирового ранга. Живет, пишут газеты, на вольных хлебах, то бишь на собственные средства, как свободный художник. Не числится ни в каком ун дает консультации, выигрывает гранты. Другой живой пример — Мстислав Ростропович. Иногда его ученики, рассеянные по белу свету, съезжаются, чтобы провести фестиваль его имени. В Риге на таком фестива российскому корреспонденту он сказал: «Знаете, это особое ощущение, когда НИ К КОМУ не принадлежишь». А газета дала крупный заголовок: «Это особое ощущение, когда НИКОМУ не принадлежишь». Что это? Нед Опечатка, породившая иронию? Или хорошо продуманный философский фокус? Ведь, пропустив предлог «к», кто-то (кто?) трансформировал тему индивидуальной идентичности — сегодня для философов весьма хлему свободы, никогда легких хлебов не сулившую.
