— Согласны ли вы с тем, что результаты студенческих
протестов могли быть более весомыми?
— Постановление Верховного Совета от 17 октября 1990 года,
в котором было решение провести референдум о доверии парламенту еще УССР,
а перед тем принять законы о референдуме, о политических партиях, о выборах
на пропорциональной, партийной основе, принято 314-ю голосами. Неспособность
воплотить это постановление в жизнь была тогда нашим потерянным шансом.
Сейчас мы понимаем, что в случае выполнения того постановления Украина,
возможно, пошла бы другим путем и у нас сегодня были бы совсем другие проблемы.
Такие, которые есть у Польши, Венгрии, Чехии, стран Балтии. Тогда у оппозиции
не хватало политической воли, умения и желания рисковать своим будущим
ради будущего страны.
— Именно тогда и определились противоречия в национал-демократическом
лагере, одним из которых было противоречие между молодыми политиками и
старшим поколением. Прошло десять лет, а положение не изменилось.
— К сожалению, не состоялся системный приход политиков
моего поколения в структуры власти, принимающие решения. Отдельные исключения
только подтверждают этот факт. Некоторые участники студенческой революции
1990 года стали депутатами советов различных уровней, предпринимателями,
издателями, но говорить о них, как о консолидированной силе, к сожалению,
не приходится. Болезни, присущие старшему поколению национал-демократов,
присущи и молодым политикам не в меньшей, а может и в большей степени.
— Тогда, в начале девяностых, когда одна часть молодежи
участвовала в акциях протеста, требовала революционных изменений в обществе,
другая, не меньшая, часть молодых людей смогла на основе собственности
бывшего комсомола создать удачные коммерческие структуры и получить ресурсы,
которые позволяют сегодня влиять на политику государства. Борцы так и остались
борцами, не получив средств для продолжения своей борьбы. Средства оказались
в других руках.
— В девяностом году одни студенты изучали английский язык,
а другие в это время бегали по баррикадам. Бесспорно, что требовалось и
то, и другое, однако достаточно успешно сделать все одновременно мало кому
тогда удалось. Те, кто, образно говоря, учил английский, достигли успеха
в бизнесе и потом пришли в политику. Пока одни требовали национализации
имущества КПСС и ВЛКСМ, другие это сделали, разумеется, в свою пользу.
В отличие от национал-демократов, у которых преобладают констатации и декларации
и почти нет реализации, политики, которые пришли из бизнеса, сильны именно
в реализации своих идей и замыслов. Новообразованные партии, которые сейчас
принято называть олигархическими, намного лучше претворяют в жизнь конкретные
замыслы.
— Не значит ли это, что так называемые идейные партии
постепенно потеряют свое влияние, или будут вынуждены сильнее зависеть
от тех, кто может помочь финансово?
— По моему мнению, уже не существует сугубо идейных партий.
Те, кто не имеют ресурсов, не могут донести свои идеи до широких слоев
населения и постепенно превращаются в политические клубы. В то же время
партии, у которых есть эти ресурсы, ищут привлекательные идеи, которые
бы расположили к ним избирателей. Эти два процесса взаимно пересеклись
и на следующих парламентских выборах простому избирателю будет тяжело отличить
корпоративные интересы от мировоззренческой идеи.
— Украинский народный Рух поддерживает партию «Батьківщина»,
что как раз и является смешиванием корпоративных и идейных подходов к политике.
Привлекательная на первый взгляд идея заручиться определенными ресурсами
поднятия своего авторитета может окончательно похоронить Рух Костенко.
Не думаете ли вы, что известный принцип «бензин ваш — идеи наши» окончательно
подорвет доверие избирателя к тому Руху, из которого вышла партия УНР и
нанесет удар по всему национал- демократическому лагерю?
— Я принципиальный сторонник другого подхода. Вижу необходимость
создания если не блока, то хотя бы предвыборной коалиции четырех наибольших
национал-демократических партий, которыми являются оба Руха, партия «Реформы
и порядок» и Конгресс украинских националистов. Это партии с практически
одинаковыми идейными основами. Такой блок или коалиция отвечает интересам
национально сориентированного электората.
— Пока что очень тяжело представить реальное воплощение
подобного сценария. Но если он действительно осуществится, кто будет лидером?
При всем уважении к руководителям названных вами партий, вряд ли кто-то
из них является тем харизматичным лидером, который нужен упомянутому национально
сориентированному электорату. Отсутствие же яркого лидера значительно ухудшает
шансы на выборах. Может ли рядом с известными уже политиками появиться
новая или относительно новая фигура молодого лидера из вашего поколения?
— На время политической коалиции роль лидеров вполне могут
выполнять нынешние руководители партий. Только бы совпали их интересы.
Если будет образована коалиция, все существующие политические звезды найдут
в ней должное место. Относительно новых политических звезд, то их рождает
революция, которая и была, например, в начале 90-х годов. Теперь же революции
нет, а есть сложная конфигурация политических интересов различных сил в
обществе и во власти. В таких условиях шансов вспыхнуть для молодой политической
звезды нет. Разве что ее сделают. Это уже другой подход. Если сделают,
то вспыхнуть могут многие. У нас достаточно талантливых людей. Считаю,
что лидерами являются и Юрий Костенко, и Виктор Пинзеник, которые имеют
для этого достаточный потенциал. Но «делать лидеров» следует уже сегодня.
Непосредственно перед выборами будет уже поздно.
— Названные вами политики могут претендовать на лидерство
среди правых сил. Стать лидерами общенационального масштаба им не даст
ограниченный процент избирателей, которые будут голосовать за национал-демократов.
Не следует ли в таком случае пойти на объединение с центристами и правоцентристами,
которое бы дало возможность получить убедительную победу на будущих парламентских
выборах?
— У меня есть сомнения в том, что подобная феноменальная
конфигурация может иметь место в ближайшее время. Но не исключено, что
будут найдены какие-то точки соприкосновения ради реформ между правыми
и центристами.
— Говорят плох тот солдат, который не стремится стать
генералом. Если молодые лидеры национал-демократической направленности
ограничатся правым электоратом, они заранее будут обречены постоянно быть
на почетных, но на вторых и третьих ролях, на которых сейчас находятся
их старшие коллеги. Молодежи же присущ максимализм. Президентские выборы
показали, что народ неохотно голосует за тех, кто не имеет шансов на окончательную
победу. Унизительно низкий процент голосов, полученных на этих выборах
кандидатами от обоих Рухов, это подтверждает. Руховца бесспорно не изберут
Президентом в ближайшие годы. За что же тогда бороться молодым национал-
демократам?
— Бесспорно, нынешняя молодежь любит успех. В этом огромная
проблема национал-демократов. Досадные поражения на выборах в последнее
время поставили нелегкий выбор как перед партийными активистами, так и
перед избирателями, которые голосовали или собирались голосовать за правые
партии. Суперсложной проблемой является сочетание наших основных принципов,
которые совсем не устарели, с новыми подходами, которые заключаются в том,
что нельзя начинать политическую кампанию, зная, что ты ее проиграешь или
не доведешь до конца. Должна быть победная, оптимистическая перспектива.
— Такую перспективу в прошлом году пытались получить
лидеры партии «Реформы и порядок», предложив Виктору Ющенко выставить свою
кандидатуру на президентских выборах. Т.е. партия попробовала соединить
свой достаточно ограниченный авторитет с общенациональным именем, которое
бесспорно есть у нынешнего премьера. Не это ли пример новых подходов, о
которых вы говорили? Известно, что ведутся разговоры о том, что именно
Ющенко может возглавить предвыборный блок национально-демократических сил.
Тем более, что политику нынешнего Кабмина безоговорочно поддерживает УНР
Костенко.
— Сколько бы мы не говорили на эту тему, все это останется
разговорами. Все зависит лично от Виктора Ющенко, от его позиции по этому
вопросу. Поскольку этой позиции нет и быть не может, говорить о конкретных
возможностях слишком рано. Это все пока на уровне чувств и не больше.
— Если вернуться к молодежи, то что может сегодня сделать
молодежь такой же политически активной, как и в начале 90-х?
— Тогда была другая молодежь. Нынешнее поколение не менее
политически активное, что показали последние выборы. Просто изменилось
поведение молодых людей, они больше внимания уделяют своим, молодежным
проблемам, которые есть и были всегда. Я не вижу ничего плохого в том,
что проводятся политические акции в виде фестивалей и концертов — это прямой
путь к широкой молодежной аудитории, так же как и спорт, другие зрелища,
отдых, досуг. Массовые мероприятия прошлогодней избирательной кампании
политизировали молодежь, сделали политику интересной для тех, кто ею вообще
не интересовался. У нас есть достаточно молодежных политических и общественных
структур, которые имеют большой потенциал. Сегодня, в период между выборами,
он не очень заметен, но за активность молодежи на следующих выборах можно
не беспокоиться. Сегодня молодых интересует образование, бизнес, возможность
достичь успеха. Когда эта возможность появится в политике, у нас будет
более чем достаточное количество молодых активистов, которые не будут такими,
какими были мы десять лет назад, но они будут.
— Связаны ли они с многочисленными «молодежными» парламентами,
которые с удовольствием играются в политику?
— Заигрываться, думаю, не стоит. Чем раньше молодые люди
перейдут от достаточно комфортной игры в политику к настоящей жесткой политической
жизни, тем больше они будут иметь перспектив.
— Возвращаясь к поколению, которое осуществляло «студенческую
революцию», можете ли вы назвать людей того поколения, которые полностью
реализовались, которые могут уже сегодня претендовать на первые роли в
политике?
— Почти каждый из тех людей сегодня достаточно опытен и
достаточно профессионально состоятелен в избранной им сфере деятельности.
Можно уже говорить о феномене отдельных людей, но нельзя пока говорить
о феномене поколения. Если бы опять объединить наш потенциал ради общей
высокой цели… Не думаю, что это уже исключено.
