Материалы, которые мы публикуем сегодня в рамках совместного проекта «Дня» и «Украинского клуба», — это полемика с Сергеем Дацюком и его «Принципами интеллектуальной политики» («День», № 78). Дискуссия продолжается, ждем ваших мнений по поводу развития проекта «Украина» и отзывов на предложенные экспертами стратегии. А в одном из следующих номеров «Дня» — читайте материал по первому заседанию в редакции «Украинского клуба».
Caveant consules, ne quid Res Publica detrimenti capiat. «Пусть консулы позаботятся, чтобы республика не потерпела никаких убытков». Такой была ритуальная формула постановлений римского сената в трудные для отчизны времена. Впрочем, в Украине сегодня она малоприменима. Перекладывать ответственность уже не на кого, к ответам граждане должны приходить сами.
Кажется, полным трюизмом является напоминание о том, что проект «Украина» до сих пор осуществлялся без всякого осмысленного плана. Разновекторные усилия строителей (или, вернее, «застройщиков») привели к возведению громоздкого, эклектического и неустойчивого сооружения, очень неудобного для большинства его жильцов.
Поэтому вполне прогнозированными являются интеллектуальные дискуссии на тему: а что делать с этим проектом дальше? Сергей Дацюк в обширной статье «Принципы интеллектуальной политики. Платформа единства» («День», 16 мая 2006 года) убеждает: сегодня на повестке дня стоит не что иное, как полное переоснование государства на новых, отличающихся от прежних, основах. И пытается очертить принципы, на которых такое переоснование должно базироваться.
Некоторые положения статьи С. Дацюка не вызывают у меня никаких опасений. Со многими другими, по моему мнению, стоит полемизировать. К тому же, в его тексте хватает внутренних логических противоречий (впрочем, осознаю, что по крайней мере часть из них может быть следствием терминологических несогласованностей). И универсальных рецептов автор не дает, ограничиваясь общими призывами к лидерству, общественному консенсусу и интеллектуальным усилиям, предлагая в то же время внедрять многоязычие и углублять цивилизационное отличие от России, еще и предостерегая: Европа также не является «учительницей жизни».
Однако вопрос заключается не только в идеальной модели дальнейшего развития проекта «Украина». Значительно интереснее, как по мне, другое: кто может выработать такую модель? Каким образом ее может воспринять общество и его элиты? До какой глубины можно осуществить перестройку возводимого на протяжении последних 15 лет малопрезентабельного сооружения? И, наконец, кто может выступить промоутерами, а кто — исполнителями такой перестройки?
Без ответа (даже приблизительного) на эти вопросы теоретизирования относительно самой модели останутся не более чем академическими упражнениями — безусловно, нужными с точки зрения поддерживания интеллектуального тонуса самих участников дискуссий, но слишком оторванными от реальной жизни.
ЧТО БЫЛО ДО СИХ ПОР?
Первые годы украинской независимости прошли под влиянием соревнования (а иногда — и ситуативных альянсов) трех разновекторных сил. Основными игроками тогда были:
— старая советская номенклатура в лице бывших секретарей парткомов и «красных директоров», которые стремились врасти в новую реальность, максимально использовав выгоды своего положения;
— национально-демократическая интеллигенция, которая в лице своих писательских и научных элит оказалась наиболее адаптированной к новой публичной роли «вождей нации»;
— и, наконец, идеологические «вечно вчерашние», которые искренне желали возврата ко временам СССР (и которые получили огромный козырь в виде гиперинфляции и обвала экономики).
Конечно, такая картина является слишком условной. И в советские времена грань между «творческой» верхушкой и номенклатурой была слишком размыта. И в первые годы независимости часть «красных директоров» считала приоритетом не так приватизацию, как возможность беспрепятственно действовать старыми административными рычагами.
Но важно другое: именно тогда были заложены основы общественного компромисса, который (в основных чертах) сохранился и до сегодняшнего дня, объединяя, кажется, вещи совершенно несовместимые. Например, формально национальный статус государства с одним государственным языком — и тотальное доминирование во многих регионах и во многих сферах общественной жизни языка другого, который номинально считается лишь языком одного из меньшинств. Декларируемое стремление к Европе — и «особые отношения» с Россией. И, наконец, заявку на роль заметной европейской нации, призванной играть существенную геостратегическую роль (со всеми положенными аксессуарами — армией и флотом, магистральными нефте- и газопроводами, унаследованным от империи сегментом советской науки, оперными театрами и симфоническими оркестрами — остановимся, чтобы не делать перечень слишком длинным) — и полным непониманием того, как надлежащим образом всеми этими аксессуарами эффективно распорядиться, и какой должна (и может) быть реальная роль Украины в международном разделении труда, капитала, товаров и услуг.
Со временем число игроков на сцене увеличилось. Появились топ-менеджеры и управленцы с выучкой (по большей части — довольно поверхностной) на западных кафедрах (по большей части — монетаристов, «кейнсианцы» в Украине долго не приживались). Именно они были авторами декретов о доверительных обществах и конструкторами банковской системы (не такой уж и плохой на фоне всего прочего, что мы имеем).
Появились олигархи, которые довольно быстро сообразили: в наших условиях надежнее не покупать политиков, а идти в политику самим. А потом утвердилось это пресловутое сочетание бизнеса и политики, при котором только административная должность могла принести большие деньги. И наоборот, только очень большие деньги могли обеспечить влиятельную административную должность. Эта связь до сих пор никому так и не удалось разрушить окончательно.
Появился, наконец, класс профессиональных публичных политиков новой генерации (уже не из кругов «творческой интеллигенции»), способных продавать лоббистские услуги тем, кто готов за них заплатить. (Существует в нем и прослойка тех, кому не чужды определенные идеалистические убеждения — но она слишком тонкая, чтобы говорить о ней подробно).
И, наконец, во время оранжевой революции на сцену вышел новый игрок, появления которого никто по-настоящему не ожидал — Его Величество Народ. А точнее — вновь сформированный средний класс («средний» — только по специфическим украинским меркам), который стихийно осознал свои интересы и решил до конца отстаивать собственное право на человеческое достоинство и на жизнь по законам, а не по «понятиям».
ЧТО МЫ ПОЛУЧИЛИ?
Победив, этот народ получил в наследство все те же старые элиты, сформированные на протяжении последних пятнадцати лет. Конечно, кого-то отодвинули на вторые роли, а кто-то прорвался на освободившиеся первые места. Но ни одна из выстроенных раньше бизнес-финансово-политических «империй» не исчезла окончательно. И, что значительно существеннее, не изменились в общем и сами правила игры.
Обещанного постоянного диалога власти с народом-победителем так и не получилось. Принимая прошлогодний мартовский секвестр бюджета, правительство Тимошенко менее всего интересовалось мнением среднего класса, который этим секвестром был затронут наиболее болезненно. И, одобряя весьма дорогостоящий проект перемещения своей резиденции, Президент Ющенко, похоже, даже не задумывался над тем, что налогоплательщики хотели бы, возможно, использовать эти средства по- другому.
Народу, как и раньше, отводилась роль одобрения действий мудрой власти. А фрагментированной экспертной среде — роль исполнителей преимущественно «технологических» заказов. Что же касается профессиональных ученых, которые во всем мире являются не только добытчиками и ретрансляторами новых знаний, а и главными экспертами при оценке проектов управленческих решений, то в Украине о них традиционно забыли вообще.
Однако, увлекшись борьбой за перераспределение сфер влияния, власть, похоже, элементарно прозевала то, что 1 января 2006 года правила игры в Украине стали другими. Что старая, выстроенная коррумпированными, но по-своему профессиональными администраторами пирамида, вершина которой — известный дом на Банковой, приказала долго жить. Что на местах сразу же образовался ощутимый вакуум власти (здесь сегодня уже пытаются учредить не обремененные ответственностью советы, а местные госадминистрации, на которые эта ответственность возложена законом, окончательно оказались в роли мальчиков для битья). Что, наконец, в Киеве уже никто не имеет контрольного пакета при принятии решений — и это из- за отсутствия любой традиции цивилизованных (а тем более публичных) договоренностей.
Добросовестные и профессиональные администраторы из лагеря Ющенко, похоже, думают в первую очередь о том, как сохранить хотя бы элементы прежней вертикали (в виде госадминистраций и части силовиков) и хотя бы отчасти обеспечить таким образом прогнозированность государства с почти гарантированно нестабильным правительством. Добросовестные и профессиональные эксперты из лагеря Тимошенко озабочены тем, как восстановить бывшую властную вертикаль, но замкнуть ее уже на главный кабинет в доме Кабмина (конечно, при условии, если владельцем этого кабинета будет сама ЮВТ). Прагматические и не менее профессиональные консультанты «Регионов» разрабатывают подробные схемы того, как обеспечить своим заказчикам весомый кусок «государственного пирога».
И если при этом и раздаются слова о стратегии развития, то они являются по большей части камуфляжем для чего-то совсем другого. Вовсе не отрицаю профессионализма изготовленного в ходе подготовки различных проектов программ интеллектуального продукта, но смею допустить: заказчиков интересовало в первую очередь то, что шло в проектах различных соглашений следом за программой и что стыдливо называлось «распределение сфер ответственности».
ЧТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ?
Не исключено, что усилия трех названных выше групп завершатся достижением определенного компромисса — не слишком стойкого и не слишком длительного. А после прогнозированного кризиса будет достигнут новый компромисс на несколько измененных условиях.
А потом это повторится еще, и еще, и еще раз... Пока вследствие каких-нибудь новых выборов конституционное большинство под куполом Верховной Рады, а также главное кресло на Банковой не окажутся в руках одной политической силы, возглавляемой ярким харизматичным лидером. Тогда нас действительно может ожидать возврат к президентской республике (которое утомленные бесконечными правительственными кризисами избиратели воспримут с видимым удовольствием).
Но трудно допустить, что кто-то в ближайшие годы получит в украинской политике контрольный пакет. Значительно проще спрогнозировать наличие множества пакетов блокирующих.
Отсюда — вывод первый: «переоснование государства» по воле какого- то новейшего «украинского де Голля» не будет. Конечно, в претендентах на такую роль нехватки не будет, но никто из них не получит в ближайшие годы единоличного мандата нации на осуществление радикальных перемен. И, по- видимому, это хорошо — потому что единой продуманной модели таких изменений еще не существует даже на уровне экспертной среды.
Не грозит нам и появление «украинского Гавела» — человека, способного в определенном смысле «переосновать государство» не железной рукой, а высоким моральным примером. Потому что слишком тяжким оказалось «посторанжевое разочарование», и, веря в идею, люди еще нескоро снова научатся доверять искренности намерений отдельного политика (говорю опять-таки не о сегменте преданных «фанов», — такого хватает и Януковичу, и Тимошенко, и даже Ющенко с его подупавшим рейтингом, — а об устоявшемся общественном большинстве).
А поэтому «переоснование государства» в чистом виде возможно лишь вследствие вызванного нестабильностью тяжелого социально-политического кризиса, когда волна может вынести на поверхность новые яркие лица, не связанные с прошлым. Но рискованность такого пути (и его несоответствие кроткому и рассудительному национальному нраву) побуждает автора не говорить дальше на эту тему.
С ЧЕМ СВЯЗАНЫ НАДЕЖДЫ?
Означает ли это, что ситуация абсолютно безнадежна, и что Украине в течение ближайшего времени угрожает малопроизводительный период бесконечных правительственных кризисов?
Опять-таки, вопреки всей сложности момента, я не осмелился бы быть настолько однозначным. Ведь общество в который раз продемонстрировало, что в нем существует мощный спрос на демократические перемены (и это уже проблема «Нашей Украины», что этот спрос материализовался в поддержке харизматичной популистки Тимошенко, а не «правильного во всех отношениях» Еханурова).
Напомню об еще одной красноречивой детали: мэры всего восьми областных центров сохранили после выборов свои кресла. То, что имеющиеся в наличии политические силы просто не ожидали такого спроса на обновление, свидетельствует даже пример Киева, где все без исключения главные партии отстранились от борьбы, негласно (или даже гласно) поддержав Омельченко, а киевлянам в итоге не оставалось ничего другого, как выбирать между банкиром Черновецким и боксером Кличко...
А любой общественный спрос должен неминуемо породить силу, способную его удовлетворить. В условиях политической свободы уже нет препятствий для финансирования такой силы со стороны национального бизнеса, — и все будет зависеть от способности политиков и их консультантов предложить конкурентоспособный продукт. (Хотя нужно иметь в виду: после «холодного душа» марта 2006-го, когда сгорели миллиардные политические капиталовложения, которые казались вполне надежными, убеждать потенциальных спонсоров будет непросто, и поэтому те 11 партий, которые по результатам выборов оказались все-таки в парламенте, уже получили солидную фору).
Следовательно, по крайней мере кучмовская стагнация Украине в ближайшее время не грозит. А неизбежное превращение партий в выразителей интересов реальных общественных слоев (а не простых инструментов в руках лидеров и лиц, которые стоят за ними) со временем неотвратимо приведет и к принятию более нормальных законов и более умных решений местных властей.
И в пределах парламентско-президентской республики (со всеми ее недостатками) украинские элиты просто вынуждены будут больше внимания уделять поискам компромисса (раньше такой потребности не существовало, — ведь все решала команда с Банковой).
Конечно, все это мало напоминает «переоснование» — но вполне может рассматриваться в рамках нормального (хотя и запоздалого) развития гражданского общества. И президент мог бы сделать до 2009 года еще немало полезного, если бы не пытался слепить остатки «вертикали» (в прошлом году, еще имея полномочия Кучмы, он не проявил себя достаточно убедительно в роли автократа), а принял на себя роль модератора главных общественных дискуссий.
ЧТО ДЕЛАТЬ ЭКСПЕРТАМ?
Ответ на этот вопрос предельно прост: работать. Профессионально работать со всеми без исключения потенциальными заказчиками, к какой бы политической силе они ни принадлежали. Ведь интеллектуальная стагнация в лагере, скажем, лично мне несимпатичных коммунистов (тут может стоять и другое название) не идет на пользу украинскому обществу в целом. Как не идет на пользу и фактическая автаркия названных коммунистов (опять же, может стоять и другое название), их неспособность вступать в открытые интеллектуальные дискуссии, где собеседники оперируют хотя бы одной терминологией.
А эксперты по природе своей призваны общаться между собой. И этим они (в отличие от «политтехнологов», которые специализируются на провокациях и разжигании вражды) способствуют реинтеграции политического поля Украины, внося выработанные во время общих обсуждений идеи в абсолютно разные сообщества.
Но при этом эксперты должны четко исходить из реалий злободневности и не предлагать вещей явно неосуществимых. Ведь, как свидетельствует история, политика малых шагов иногда бывала производительнее попыток утопических «больших рывков». (Будем откровенны: сегодня предпосылок для осуществления чего-либо подобного осмысленной и осуществленной как единый национальный проект послевоенной трансформации Германии или Японии в Украине еще нет. Но это не означает, что их не будет никогда. И обязанность экспертов — эти предпосылки конструировать).
Еще одна обязанность эксперта очень похожа на врачебную: не навредить. Нужно браться лишь за те вопросы, где эксперт на самом деле является экспертом. Пишу это потому, что впервые встав на реальную почву после высоких теоретизирований, С. Дацюк предлагает как панацею от сегодняшних проблем языкового противостояния... концепцию многоязычия украинского общества.
Я вовсе не отбрасываю априори и такую концепцию. Но нужно иметь в виду: воплощение реального либерального многоязычия (по примеру канадского) на всей территории государства требует, кроме всего, еще и огромных средств. Ведь должен быть обеспечен не только перевод всех официальных бумаг на все внесенные в определенный список языки, а и, например, право ребенка обучаться на родном языке (даже когда в радиусе ближайших 100 км никто такого желания его родителей не разделяет). По оценкам экспертов, на это ушло бы по меньшей мере 10% сегодняшнего госбюджета Украины. Не уверен, что даже рядовые избиратели Партии регионов готовы платить такую цену за двуязычие, и не удобнее ли им побыть еще определенное время в условиях сегодняшнего (пусть несовершенного!) языкового компромисса, пока жизнь (и эксперты) не подскажут путей его улучшения.
А кроме того, канадское многоязычие вовсе не гарантировало единства Канады. Ведь франкоязычный Квебек на прошлом референдуме отделяли от независимости несколько десятых процента голосов. Это уже дело канадцев: соглашаться (или нет) на сегодняшнее фактическое одноязычие Квебека (при значительно более высоком статусе французского в остальных англоязычных провинциях) во имя сохранения политической целостности своей страны. Но будет ли когда-нибудь реализована аналогичная модель для Украины (с юридическим признанием русского одноязычия Крыма и Донбасса; ведь нереально ожидать, что та же Партия регионов последовательно будет вводить здесь реальное двуязычие по либеральным западным стандартам) — сказать не берусь. Более того, как эксперт и как гражданин последовательно такой возможности буду оппонировать.
В то же время я еще раз подчеркиваю: и языковая сфера, и вопрос евроатлантической интеграции, и даже такие базовые экономический вопросы, как введение купли-продажи земли, или уровень налогов (который, не уничтожая производство, все же обеспечит определенные социальные стандарты в привыкшем к патернализму обществе) нуждаются в широком общественном компромиссе. Который, к тому же, никогда не перерастет в полный консенсус. (Впрочем, к сведению сторонника консенсуса С. Дацюка: в Польше, которая почти единодушно приняла идею членства в ЕС, два из трех членов сегодняшней правящей коалиции исповедуют евроскепсис). Роль экспертов в выработке приемлемой для большинства модели такого компромисса — очевидна.
И в заключение. Мы все еще долго будем обречены жить в эклектическом и неудобном сооружении под названием «Украина». И даже те попытки «евроремонта», которые время от времени будут предприниматься, иногда лишь будут портить настроение жильцам, мимо чьей двери будут проносить строительный мусор.
По-видимому, этот дом и не мог быть другим — из-за конкретных исторических условий его строительства. Однако, улучшая его, следует помнить не только об амбициозной архитектуре и бытовых удобствах, но и об имеющихся в наличии ресурсах для перестройки и о несущей способности основных стен.
А сами планы реконструкции будут нуждаться отныне в профессиональных разработчиках, которые к тому же сумеют убедить жильцов в их целесообразности, даже более — в неизбежности. Потому что определенный уровень свободы жильцы этого дома уже завоевывали.
На этом — dixi et animam meam levavi. «Сказал, и облегчил тем свою душу».
