Смутна оселя. В веселій країні,
В горах зелених, в розкішній долині
Місця веселого ти не знайшов.
Смутний співець! Умирать в самотині
В смутну оселю прийшов.
Эти слова принадлежат перу Леси Украинки. Они выбиты на мемориальной доске, расположенной на одном из ялтинских домов по улице Бассейной. Волею случая номер дома — 24 — совпадает с количеством лет, прожитых Семеном Надсоном (1862 — 1887) — поэтом, который провел здесь свои последние дни.
Жизнь этого человека, пожалуй, намного более богата событиями, чем его поэзия — оригинальными рифмами. «Трудно и представить себе существование, в такой мере бедное счастьем и радостями, но зато столь богатое горем и утратами», — отмечает профессор А. Царевский в своей книге «С. Я. Надсон и его поэзия «мысли и печали», изданной в 1895 году в Казани. (Книга эта, кстати, также была найдена мною в Ялте, в антикварном магазинчике по улице Рузвельта. — М. М. ).
Уже в раннем детстве Семен Надсон остается без отца. Оказавшись без средств к существованию его мать — «природная русская дворянка, женщина образованная, необыкновенно добрая и редкостно красивая» — вынуждена стать гувернанткой. Новая ее попытка обустроить свою жизнь, выйдя во второй раз замуж, оказалась неудачной. Как выяснилось, муж был человеком психически нездоровым, и вместо нового главы семья Надсона обрела лишь новые заботы. Однако вскоре «в припадке умопомешательства» он повесился. Это происшествие, увы, было не последним трагическим событием в жизни Надсона. В возрасте десяти лет он потерял и мать, умершую от чахотки, а младшая (и единственная) сестра была взята на попечение кем-то из родственников и навсегда разлучена с братом.
Предоставленный сам себе, Семен Надсон, не имея ни малейшего к тому желания, ради казенного содержания поступает в Петербургскую вторую военную гимназию (кстати, в 1870 —1872 гг. будущий поэт учился в Киевской гимназии). Здесь он «пуще всех» в классе занимается музыкой, пением, устраивает самодеятельные спектакли, литературные чтения и музыкальные вечера, издает рукописные журналы, жадно читает книги из гимназической библиотеки и кроме того, «чуть ли не за всех в классе пишет сочинения». «Совестно как-то отказать; да и то правду сказать, что сочинения — моя гордость», — пишет он в дневнике, который ведет с первых дней своего пребывания в гимназии. По вышеописанным увлечениям легко понять, что карьера военного совсем не прельщала будущего популярного литератора.
Кстати, именно ко времени пребывания в гимназии относится и официальный литературный дебют Семена Надсона. В 1878 году, будучи пятнадцатилетним подростком, он отсылает свои первые стихотворения в редакцию «Северной Звезды». Дебют оказался невиданно удачным, и вскоре многие солидные российские журналы стали печатать на своих страницах произведения юного поэта, популярность которого росла с каждым днем.
Впрочем, успех на литературном поприще сопровождается новыми несчастьями в жизни Семена Надсона. Приблизительно в тот же период времени в семье своего товарища Надсон знакомится с его сестрой, ставшей предметом первой (и, как оказалось, единственной) любви поэта. Но знакомству их было не суждено продлиться долго — через несколько месяцев любимая девушка умирает. Своей любви, пишет профессор Царевский, Надсон остался верен до конца дней своих. Ей он посвятил не одно произведение, а также все собрание своих стихотворений.
Однако время шло своим чередом. В старших классах гимназии Надсон мечтает поступить в университет. Но отсутствие средств для существования, а также необходимость знать при поступлении в университет греческий язык и латынь, которые в военной гимназии не изучались, заставили Семена Надсона по окончании гимназического курса поступить в Павловское (военное) училище. В первый же год обучения там, зимой, на каком- то военном смотре Надсон сильно простудился и был направлен для лечения на юг, где провел целый год. После лечения Надсон закончил курс Павловского училища и получил офицерский чин, но не прошло и года, как он снова слег в постель — в этот раз от туберкулеза. Немного поправившись, Надсон вышел в отставку. Чтобы на что-то существовать, он решил стать народным учителем, сдал необходимый экзамен, но вдруг удачно пристроился секретарем при редакции журнала «Неделя». Впрочем, заниматься близким его душе делом довелось недолго — лишь несколько месяцев. Обострение болезни заставило Надсона ехать на лечение за границу (средства помогли собрать друзья и общественность). После года лечения, нескольких мучительных операций Семен Надсон возвращается на родину — фактически для того, чтобы медленно умирать на протяжении полутора лет. Для того, чтобы замедлить течение болезни, поэту пришлось уехать на юг Российской империи — сначала в Киев, а затем в Крым, в Ялту. Здесь, не дожив до очередной весны — самого любимого им времени года, он и умер 115 лет тому назад — 1 февраля (19 января по ст.ст.) 1887 года. Впрочем, после смерти поэту пришлось отправиться в еще одно — последнее — путешествие. Как пишет профессор Царевский, «возвращение умершего Надсона в Петербург было в некотором роде триумфальным шествием почившего: в Ялте, Одессе, Петербурге большие толпы русской интеллигенции с благоговейным торжеством его встречали и провожали, засыпали цветами и венками». Похоронили Надсона в Петербурге на Волковом кладбище, недалеко от могил Добролюбова и Белинского.
Реакция на известие о смерти Надсона лишь засвидетельствовала его популярность: некрологи, заметки о поэте, посвященные ему стихотворения появлялись даже в небольших провинциальных изданиях.
Читая теперь стихотворения Надсона, иногда — при всей несхожести биографий — вспоминаешь пушкинского Владимира Ленского, который в «песнях гордо сохранил / Всегда возвышенные чувства, / Порывы девственной мечты / И прелесть важной простоты». То же, в принципе, можно сказать и о Надсоне. И так же, как и Ленский, он «пел поблеклый жизни цвет, / Без малого в осьмнадцать лет» (хотя, согласимся, причины для этого у Надсона были более, чем весомые). Только в отличие от пушкинского героя, Семен Надсон — как сын своего времени — воспевает уже не «нечто, и туманну даль, / И романтические розы», а другие — пусть и тоже весьма размытые — идеалы: всеобщую справедливость, любовь к людям вообще, полезную деятельность на благо общества и т.п. «Пусть разбит и поруган святой идеал / И струится невинная кровь, / Верь, настанет пора — и погибнет Ваал / И вернется на землю любовь!», «Дружно за работу, на борьбу с пороком», «Верь в великую силу любви». В наше время подобные призывы вряд ли вдохновят кого-то. Впрочем, и другие его стихотворения с их зачастую неумелыми и избитыми рифмами (любя-тебя, моею-нею, крови-любви) и общими местами вроде «скорбных дум в безмолвии ночей» не позволяют назвать Надсона выдающимся поэтом.
И тем не менее, первый его сборник (1885 г.) был удостоен Пушкинской премии Академии наук, и только на момент выхода вышеупомянутой книги А. Царевского (то есть всего лишь через восемь лет после смерти Надсона) разошлось двенадцать (!) изданий его стихотворений. Что же было причиной успеха? Только ли трагическая биография и преждевременная смерть? Вряд ли.
Пожалуй, наиболее точно секрет популярности Семена Надсона определил талантливый литературный критик Юлий Айхенвальд. В своих «Силуэтах русских писателей» он, в частности, писал: «Очевидно, посмертная судьба Надсона, его долгий поэтический век объясняется не интересами художества, а какой-то иной причиной. Ясно, что его стихи, написанные «как- нибудь», оскорбление Аполлона, представляют собой не эстетический, а человеческий документ — отражение светлой души. И потому как раз в ту пору, когда души людей вообще светлы, когда на прозрачных помыслах не успевают осесть копоть и пыль житейской низменности, — тогда, при условии низкого уровня эстетической культуры, при условии пониженной требовательности к искусству, тогда Надсон вызывает к себе почти неодолимое родственное тяготение. С молодыми он говорит на одном языке — языке очень элементарном и полном общих мест, общих слов». И хотя вряд ли у кого- либо из представителей нынешнего молодого поколения творчество Надсона вызовет «родственное тяготение» (все-таки слишком уж сейчас «новое время» и, соответственно, песни), нельзя не отдать должное поэту «мысли и печали» хотя бы за его искренность. И хотя бы потому, что когда-то и для кого-то (и ведь для очень многих) он стал первым открытием литературы.
