За последние несколько месяцев Александр Кутиков приезжает в нашу столицу уже второй раз. Летом басист «Машины времени» посетил нашу столицу вместе с группой «Воскресение», которая праздновала на берегах Днепра свое 25-летие. К юбилею «Воскресения» Кутиков имеет тоже непосредственное отношение — именно он в качестве звукорежиссера записывал в студии ГИТИСа первый альбом группы. На сей раз музыкант приезжает к нам со своей родной командой. «Машина времени» совершает концертные туры в связи со своим тридцатипятилетним юбилеем и 26 ноября выступит в НД «Украина».
«ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС БЫЛ ДЫРЯВЫМ КАК РЕШЕТО»
— Александр, как начинался путь легендарной «Машины времени»?
— Я пришел в «Машину времени» в семьдесят первом году, она к этому времени уже года два существовала. По основной своей специальности я звукорежиссер. В 1970 году начал работать в Государственном комитете по радиовещанию и телевидению, в цехе трансляции нестудийных записей. В группу же я попросился, потому что она мне очень нравилась, я ее слышал неоднократно на вечеринках, на клавишах в то время у них играл Сережа Кавагоэ, которого я знал по двадцатой спецшколе. Он учился в одном классе с девочкой, по которой я очень сильно страдал в период полового созревания. Честно говоря, я не думал, что мое увлечение музыкой будет так серьезно и так надолго. Хотя отдавались мы этому делу — вернее даже на тот момент увлечению — не то, что на сто, а на двести, на триста процентов. Все наше жизненное время было посвящено «Машине времени».
— То есть известные на всю страну музыкальные команды создавались скорее для собственного удовольствия: собирались друзья, и просто начинали играть на вечеринках?
— Да, создавали группы, как правило, одноклассники, друзья. «В «Машине времени», например, никогда не ставилось на первое место исполнительское мастерство, важны были вкус, понимание, ощущение музыки. На первом плане всегда были взаимоотношения, и даже в те моменты, когда я уходил из «Машины времени», мы продолжали дружить, продолжали общаться. Теперь я не представляю свою жизнь без этих людей — Андрея, Валерки, Сережки Кавагоэ, Женьки Маргулиса.
— Думалось ли тогда, что вы создаете легендарную группу?
— Я никогда не смотрел на «Машину времени» со стороны, поскольку всегда находился внутри. Мне кажется, как только ты начинаешь отстраняться от своего дела, в этот момент само дело заканчивается. Нужно все время находиться внутри, все время жить вопросами, проблемами и радостями того дела, которым ты занимаешься. Конечно, для меня удивительно, что через тридцать лет нас стали называть легендой. Но мы, слава Богу, существуем в настоящем времени, и существуем весьма неплохо, как мне кажется, весьма достойно играем, пишем. Думаю, что мы имеем такое же отношение к современной жизни, как имели к той жизни, которая была в семидесятых годах прошлого века.
— Вы вспомнили о спецшколе. С вами вместе учились дети высокопоставленных родителей. Кто или что помогало рождению советского рока? Откуда вы получали информацию о современной западной музыке?
— Отпрысков высокопоставленных чиновников с нами не было. Из нашей команды, пожалуй, только Юрка Борзов, первый барабанщик «Машины времени», вырос в такой «крутой» семье. Его папа был маршалом авиации. По-моему ему подчинялась вся морская авиация Советского Союза. Но Борзов-старший совершенно не способствовал тому, чтобы наша группа развивалась. Что касается информации, то самые свежие новости музыки и культуры мы научились получать сами. Да, в ту пору мы все жили в закрытом обществе, но кое-где было и решето. Через него многое втекало и вытекало. Если бы было иначе, то вряд ли бы мы сейчас жили в свободной стране. А остались бы за тем «железным забором», который пытались построить партчинуши...
«МЫ БЫЛИ НЕОФИЦИАЛЬНЫМ ЭКОНОМИЧЕСКИМ ЭКСПЕРИМЕНТОМ»
— Вспоминая о том времени, вы о чем-то сожалеете?
— Абсолютно ни о чем не сожалею, это часть моей жизни, и то время такое же замечательное, как и сегодняшний день. Единственная разница в том, что я тогда был моложе, а сейчас у меня иногда болит голова или я не совсем хорошо себя чувствую, короче старею. Мне уже пятьдесят третий год пошел, я самый старший в «Машине времени». Конечно же, это не двадцать пять, но душой, как мне кажется, я абсолютно не изменился.
— У «машинистов» вовсе не гладкая биография. Например, был период когда вашей группе не разрешали выступать в Москве…
— Да, был период, когда нам официально запретили выступать в Москве и из-за этого группу не выпускали за границу, хотя нас туда приглашали неоднократно. Но это связано с глупостью того государства, в котором к несчастью мы все родились. А может быть и к счастью. К счастью с той точки зрения, что все мы, рожденные в бывшем СССР, встретились и продолжаем дружить до сих пор. Нам не давали выступать в Москве, зато мы объездили с концертами по всей стране. Да, мы были не выездные для заграницы, но с огромными аншлагами выступали в странах Прибалтики, которые для многих советских граждан были почти что заграницей. С конца семьдесят девятого года мы числились в «Россконцерте», в неофициальных беседах говорилось, что «Машина времени» — это наш экономический эксперимент. Только за первый год работы в этой фирме мы принесли 17 млн. рублей прибыли.
— Но вам с этих миллионов перепадали копейки…
— Нас эксплуатировали, конечно, по полной программе, но мы этого не понимали. Хотя с учетом того, сколько мы получали денег, это можно назвать эксплуатацией. Скажем, мы приезжаем в начале лета восьмидесятого года в Петербург и за 12 дней играем 26 концертов во Дворце спорта «Юбилейный». И все они прошли на аншлагах. За десять лет нашей работы в «Россконцерте» мы сыграли более 2,5 тысяч концертов. При этом за свою работу мы получали 10 рублей за выступление- это была наша официальная ставка. Во дворцах спорта нам платили двадцать рублей. Но, если отнять налоги и учесть то, что нам приходилось жить на два дома, то это совсем немного. Мы же все время находились на гастролях, надо было семью содержать, которая находилась дома, и самим что-то есть, пить и выглядеть прилично. Мы все же были достаточно известными людьми. Так что теперь можно понять, насколько нас эксплуатировали.
— Известен случай с Лешей Романовым, которого судили за так называемые финансовые злоупотребления...
— С Романовым была подстроенная, заказная ситуация. Я знаю, что он героически выдержал все свалившиеся на него беды. Суд его оправдал. Но сам факт, что человеку досталось за многих музыкантов, очень красноречив.
«Я ЖИВУ В СЕГОДНЯШНЕМ ДНЕ»
— У вас нет ощущения, что энергия сопротивления давала необходимый драйв, который исчезает, если у тебя все благополучно?
— По крайней мере, у меня, такого ощущения нет. Я считаю, что искусство рождается на грани сопротивления со стороны властей. Именно властей, а не жизни, тут есть разница. Конфликт в искусстве — это очень важная составляющая, но мне кажется, если конфликт имеет социальную, а не творческую основу, то с исчезновением этого конфликта, исчезает и само искусство. А если существует творческий конфликт — когда человек создает что-то новое и возникает непонимание, — то это нормально для искусства.
— Как складывались ваши отношения с официальной эстрадой советского периода? Кто- то группе помогал?
— С известными в стране эстрадными певцами мы крутимся на разных орбитах. Но если говорить о чисто человеческих отношениях, то в свое время нам сильно помог Иосиф Давидович Кобзон. Он настоящий трудяга, большой артист, замечательный певец. Кто-то любит кантри, джаз, рок-н-ролл, народную музыку или классику — все это должно мирно сосуществовать. Между различной музыкой нет конфликта. Певцы, музыканты, работающие во всех направлениях, особенно те, кто находится наверху и по праву считаются звездами — это великие артисты. И в советской эстраде, которую я не очень люблю, были великие артисты — тот же Иосиф Кобзон, Лев Лещенко.
— Александр, вы склонны к воспоминаниям? Или как человек, устремленный в будущее и не ведающий, как, например, Водолеи, тоски по прошлому? Кто вы по гороскопу?
— Я — Овен. Считаю, что каждый человек движется по жизни вперед, с головой развернутой назад. Нам не дано увидеть следующий день, к сожалению, мы видим только день сегодняшний и вчерашний. Я больше живу в сегодняшнем дне, чем в прошлом. Хотелось бы, конечно, больше жить в будущем, но это крайне сложно. Жить же сегодняшним днем для меня не составляет сложности.
