— Я познакомился с некоторыми материалами по делу Богдана Сташинского, убийцы Бандеры. Потом написал статью, где показывал, насколько упрощенно осмысливались и фигура Сташинского, и личность самого Бандеры, которого называли просто бандитом. Он, конечно, организовывал убийства, но не так все это было примитивно, как изображают большевики.
И второе. Сейчас, напротив, есть тенденция подавать Бандеру этаким Дедом Морозом, романтизировать этот образ. Я считаю, что в нем надо разобраться без излишней патетики.
Этот период был настолько драматическим, что осмыслить его способен только Шекспир. Я только собираю документы. Мы очень много утрачиваем оттого, что боимся всерьез копнуть нашу собственную историю.
В конце 30-х годов Бандера организовал два известных убийства: одно — министра внутренних дел Польши Перацкого, и второе — ОУНовцы хотели убить советского консула во Львове, но по ошибке убили высокого чина НКВД. Было два громких судебных процесса, после которых имя Бандеры прогремело на весь мир, а в Западных областях Украины стало культовым среди тех, кто поддерживал идеи независимости Украины. Кроме того, ОУН организовала ряд терактов и ограблений. С позиций сегодняшнего дня это выглядит кроваво и ужасно, становится страшно от количества убийств, грабежей, числящихся за ОУН. Но с точки зрения того времени... Вся Европа 30-х годов была под властью тоталитарных режимов, которые действовали отнюдь не менее кроваво, и победить их можно было только кровью.
— Стоит ли любая идея такого количества крови?
— На этот вопрос невозможно дать однозначный ответ. ОУН в 30-х действовала в основном на территории Польши, и убийства были ответом на политику Польши по отношению к украинцам. Ответ ей был вполне адекватен для своего времени. Я не собираюсь кого-либо оправдывать. Я описываю то, что имело место в истории, и пытаюсь анализировать.
Я был в Мюнхене, где жил Бандера в последний период своей жизни и где его убили, снимал на пленку могилу, встречался с его соратниками, с его телохранителем Сушко. В тот день Степан Бандера буквально удрал от своей охраны, приехал домой, а между вторым и третьим этажами его ожидал Сташинский... Пистолет убийцы был заряжен ампулами с ядом, жертва вдыхала пары, и впечатление складывалось такое, что человека свалил сердечный приступ. Но в случае с Бандерой у него пошла кровь, и соратники настаивали, что имело место убийство. В Лондоне, в музее я снял для фильма костюм Бандеры, залитый кровью. За два года перед этим Сташинский так же убил одного из крупных деятелей ОУН Льва Ребета, и никто ничего не заподозрил.
Из Лондона я привез кинопленку с изображением живого Бандеры. Многие слышали об этой пленке, но никто не мог ее найти. Причем там есть эпизод, когда он идет вдвоем с Мельником — лидером противоположного ему крыла ОУН. Никто и не подозревал, что подобное могло быть. Есть у меня и настоящий паспорт Степана Бандеры, выданный, видимо, администрацией американской зоны оккупации на имя Степана Попеля — под этой фамилией он жил в последние годы..
— Как вы представляете себе эту ленту?
— Это должен быть солидный документальный фильм, своеобразный детектив. Тут в Киеве живет внук Степана Бандеры, — тоже Степан Андреевич Бандера, этот образ станет тем стержнем, на который мы будем нанизывать информацию про его деда.
Весьма интересна история самого убийцы, Сташинского. В свое время я написал о нем статью: «Убийца, умевший любить». Когда на него надавило НКВД, он предал всех, кого мог предать, родных, близких, он убил Ребета, убил Бандеру, но когда встал вопрос о том, что угрожали жизни его любимой женщины, он пошел и сдался американским властям. Ему не поверили, что он убил Бандеру, и он целый год был вынужден это доказывать. Наконец, он доказал, что он — убийца, его судили, дали восемь лет, через четыре года освободили, и он исчез. Ходили слухи, что во время конфликта ЮАР и Конго американцы использовали Сташинского в качестве советника.
Во всей этой истории столько невероятных переплетений, закулисной борьбы, крови, амбиций... Она еще ждет своего исследователя.
— Используете ли вы кадры из украинских киноархивов?
— Эти темы были сильно засекречены, и их не снимали, даже в НКВД. А вот хроникальные съемки 40—50-х годов использую для создания ощущения времени.
— Как вы относитесь к тому, что некоторые воины УПА были в составе полицейского 118 батальона, который сжигал Хатынь?
— Когда в одной киевской газете была опубликована статья Ярослава Тинченко об этом, ко мне пришел один историк УПА и доказывал, что те вояки не представляли УПА. На той войне села сжигали и фашисты, и коммунисты, и полицаи, и партизаны. Только Ковпак сжег свыше 20 сел. Такая война была.
И моя задача в этом фильме — не давать оценок тому или иному поступку, той или иной личности с высоты нынешнего дня и при сегодняшней политической конъюнктуре. Я хочу иного: попытаться восстановить исторические факты, какими они были. Надо просто изучать свое прошлое, независимо от того, как сейчас мы к нему относимся. Это — было. И это — надо знать.
