Выставка «Come-in», созданная Штутгартским институтом международных связей и репрезентованная «Гете-институтом» в Киевском центре современного искусства, носит тематический подзаголовок «интерьерный дизайн как медиа современного искусства Германии». Экспозиция с такой прикладной направленностью внове для ЦСМ лишь на первый взгляд. По большому счету, в том тенденция всего современного искусства, не только тех его образчиков, что традиционно выставляются по соседству с Киево-Могилянской академией: актуальный художник в первую очередь стремится создать некую среду для потенциального зрителя и (или) заказчика.
Цели при этом могут быть достаточно разные — от обволакивающего уюта до шока. Впрочем, публику ныне удивить чем-либо сложно. Текущий арт-процесс воспринимается как своего рода парк аттракционов, где на равных работают самые высокие идеи и простейшие импульсы удовольствия. Дизайн здесь давно уже не является узко обслуживающим ремеслом, точно так же, как и устремления высоколобых инсталляторов и перформансистов все более походят на проекты обустройства интерьеров.
Собственно, на таком пограничье — между дизайном и художественным концептом — и составлялась «Come-in». Простота торжествует, доступность и узнаваемость возведены в принцип. Ничего, режущего глаз, нет в «Скульптуре Кола- лайт» Штефана Керна: скамеечка, опирающаяся на несколько ящиков с пресловутой «Колой», значит не больше, чем она есть. Столь же стандартно выглядит «Вращающийся стул» Гайде Дайгерт. Четыре пластиковых сиденья наподобие тех, что устанавливаются в вокзальных залах ожидания, на единой вращающейся основе — не столько стул, сколько компактная комнатная карусель; никто, правда, в этом качестве названный объект опробовать не решился.
Экспонат авторства Клауса Фоттингера — небольшой полукруглый бар с огромной макдональдсовской буквой «М», инкрустированный фотографиями немецких придорожных закусочных — обладал неизмеримо большим потребительским потенциалом. По крайней мере, от посетителей отбоя не было. Те же соображения элегантной пользы торжествовали и в конструкциях Евы Гертцш и Адама Пейджа. Собранный из однотипных элементов турникет, как можно было понять из пресс-релиза, с легкостью трансформируется в любые иные устройства обеспечения безопасности.
Другая группа участников, обозначенная как «Инсайдеры», позволяет себе роскошь иронических жестов. Петер Розель сочинил развесистые «Монстеру», «Фикус» и «Юкку» в кадках из обрезков полицейской униформы. Вполне представимо в офисе или на вилле какого-нибудь богатого оригинала. То же можно сказать о броских артефактах Доротеи Гольц. Неудобные располовиненные стулья, сообщающиеся сосуды, сплавленные из кофейных чашек (налить что- либо, наверное, можно, выпить — нет), вызывающе кичевый торшер — чудный декор для бизнесмена, жаждущего казаться прогрессистом.
При таком подходе возможен и полный отказ от каких- либо интерьерных изысканий. Кристина Долл вспоминает, скорее всего, мещанских слоников и псевдокитайских болванчиков в сервантах, когда устраивает фарфоровую Лиллипутию. Белые блестящие маленькие шкафчики, под стать им человеческие фигурки — выполненные по фотографиям реальных людей — это даже не моделирование обстановки, но издевательский оттиск с нее.
Подгруппа экспонатов «Сome- in- дом» — обломки, наброски, воспоминания о некогда существовавших жилищах. Гигантская надпись «Не беспокоить», знакомая каждому, кто хоть раз бывал в гостинице, воплощена Эриком Шмидтом путем совмещения различных пейзажей и глянцевых образов повседневной городской жизни. Тот же визуальный материал наполняет «Кабину/место ожидания» Йоганнеса Шпера — фанерный закуток разрисован фрагментами бурного градостроительства. А «Модель Аахена» Тобиаса и Рафаэля Данке — ретроспекция детства, куски спинок стульев, на которых когда-то игрались будущие художники, фотографии типичных домиков и садиков 1950-х.
Контраст этой идиллии — «Комплект» Андрее Корпис и Маркуса Льоффера (секция «Места»). Вроде бы ничего примечательного — пара матрасов с одеялом и подушками без наволочек, несколько репродукций на стенах, допотопный телевизор, невзрачный столик, пара кресел, полки с папками и пишущей машинкой. Все неприметно, обыденно, с одной только поправкой — именно так в точности выглядела 25 лет назад конспиративная квартира знаменитой террористической группы РАФ. Обыденность сразу же приобретает пугающее качество...
Наиболее сложные и многозначные проекты сосредоточились в «Живых фикциях». Бйорн Далем свой «Клуб Бетафлор» считает идеей, — наподобие идей Платона, — жилища как такового, где на белом многограннике ютится «Комнатное растение Девида Линча», а стены ни от чего не защищают. Озорной «Капитан Шериф плывет посуху» Джона Бока больше похож на реквизит к какой-нибудь фантастической сказке. Странное суденышко из разнокалиберных бревен несет куклу-пассажира, часы, цитару, картину, экземпляр «Старика и моря» Хэмингуэя. А на мониторе по соседству демонстрируется абсурдистский хеппенинг, исполненный самим художником во время плавания вдоль берегов реки Вессер.
Но, пожалуй, наиболее значимым объектом экспозиции стал видеофильм Грегора Шнайдера, документирующий путешествие внутри его «Дома ur». Этот долговременный проект, непригодный для проживания дом, который усилиями художника постепенно превращается в лабиринт, получил в прошлом году «Золотого льва» на Венецианской биеннале — высота, равная Каннам в кино. Зритель, пройдя сквозь строение Шнайдера, если и не испытывает катарсиса, то выходит, точно, с совершенно новыми ощущениями. Ни на что не похожий, многомерный дом исподволь меняет каждого, кто посещает его — и потому выглядит исключением в ряду иных выставочных объектов.
Ведь, как сказано выше, «Come-in» трудно считать чисто художественным собранием. Скорее, это развернутый план всеобщего, всеприемлемого комфорта. Так, наверно, в конце концов и заживем. Ничто не слишком. Ничто не режет глаз. Мягкая, уютная пустыня.
