Четыре стены
Экспозицию своих работ, которая открылась в галерее «Ирэна», молодой киевский график Михаил Завальный назвал «Выставка в четырех стенах».
— «Четыре стены» — это концептуальная метафора: условного времени-пространства, в котором человек остается асоциальным, метафизических границ, за которыми обрываются все внешние связи, — говорит Мария Фартушная. Впрочем, помимо такого концептуального пояснения существует и чисто внешнее — мир молодого графика принципиально невелик, откровенно замкнут (иногда — действительно комнатой, иногда — городом, иногда — страной) и в то же время способен даже не раскрываться, а разверзаться вглубь, в себя — в бесконечность, а лучше сказать — в бездну.
Михаил Завальный — студент издательско-полиграфического факультета КПИ, ученик известного графика Владимира Иванова- Ахметова (подобно выставлявшемуся в «Ирэне» до него Игорю Канивцу; галерея, кажется, готова предоставить свои стены всей мастерской) — напрочь лишен какой бы то ни было сентиментальности. В свои 20 лет он много и охотно обыгрывает тему детства, но названия, как например «Мамина кукла» или «Солнечные зайчики», не должны никого вводить в заблуждение. В известном смысле детство для Михаила Завального — образцовый пример «четырех стен», а ребенок — существо, искренность которого переходит в откровенность, а ассоциативность — в бесстрашие. Между тем даже неодушевленные вещи уже теряют эту своеобразно трактованную невинность («Комната для гостей», «В ожидании теплой воды», «Снятая одежда»). Игры же взрослых (а тема игры в графике Завального — одна из ключевых) куда сложнее, но и куда опаснее («Игра в прятки», «Смена декораций»), причем к их числу принадлежат такие высокие материи, как любовь («Поцелуй на прощание») и большая политика («Ливадийские фотохроники»).
Бесконечность в деревянной инкрустации
В Доме актера проходит персональная выставка Станислава Войцеховского. Художник работает в изысканной, редкой и весьма трудоемкой технике маркетри — разновидности деревянной инкрустации. Однако в его работах дерево обретает силу и красочность живописи, сохраняя, однако, свои естественные достоинства.
Демонстрацией подлинного всесилия техники маркетри стал цикл, в основу которого положен библейский сюжет — «Страсти Христовы». Впрочем, блистательная виртуозность отличает и другие произведения Станислава Войцеховского («Воспоминания», «Целитель»), в том числе его портреты («Бетховен»). Однако едва ли не самое большое впечатление производят работы более лаконичные, построенные на бережном сохранении эффекта, производимого материалом — теплым, золотистым деревом разнообразнейших оттенков и рисунков («Тишина», «Грот», «Последние лучи»). Именно в них техника маркетри, как кажется, обретает собственный голос, перенося любой доверенный ей сюжет в волшебную, но уютную бесконечность.
