Спектакль в постановке Виталия Малахова вызвал бурную, однако противоречивую реакцию публики и критики, что как раз и есть одной из примет успешного и востребованного проекта. Мы же попытались выяснить у самого режиссера, как спектакль создавался.
— Виталий Ефимович, как возникла идея постановки Стейнбека?
— У меня в доме делали ремонт венгерские закарпатцы из Тячева, и мы каждый вечер за бутылочкой вина разговаривали. На живом примере увидел ситуацию, когда путь убивает цель. Они по 17 лет работают за границей в надежде когда-нибудь на родине выстроить дом, хотя за это время старший сын уезжает в Петербург, младший зарабатывает астму, жена 17 лет без мужа. То есть духовный дом уничтожается напрочь. И я пообещал в их честь поставить спектакль. Предлагал Хостикоеву давно этот материал, считая, что он идеален для них с Бенюком. Они не верили: мол, трагическое, нудноватое. Для начала им нужна была комедия. Спустя год они сами обратились ко мне с просьбой поставить «Про мышей и людей». Я откликнулся на просьбу, потому как считаю, что спектакль актуальный, игровой, а главное — добрый. Когда меня спрашивают: «О чем ваша новая работа? — я, не задумываясь, отвечаю: «О любви двух мужчин». Дальше пусть каждый думает все что угодно. А любовь отца и сына — это разве не любовь двух мужчин?
— Зачастую работа режиссера в антрепризе проводится по принципу: «Сдал и забыл». Вы планируете продлить свое участие в спектакле?
— Я всегда много работаю с актерами после премьеры. Записываю очень скрупулезно все замечания, как правило, они на уровне текста. Я очень люблю работать с текстом, каждый раз нахожу в нем что-то новое. Слова не бессмысленны, в них драматург всегда компрессует реальность. Актеры моего театра знают, что я стремлюсь к совершенству глубины, а не формы. Они так воспитаны. Здесь оказалось немного сложнее. Только очень умные актеры отличают отношение к персонажу от отношения к себе. Я все время им говорю, что спектакль должен быть злее и жестче. Мне кажется, что даже обожаемый мною Богдан Бенюк не до конца правильно играет финальную сцену, он заливает подмостки слезами. Но даже это он делает талантливо. Я, кстати, очень рад, что Богдан, наконец, выскочил из всевозможных «попугаев» и «холостяков», потому как единственное о чем говорит в перерывах Женя Паперный, так это о новых анекдотах. Наташу Сумскую очень сильно заштамповали в родном театре. Спектакль сделан очень быстро, практически за месяц. И он, конечно же, требует контроля, жесткости. Я постараюсь им внушить, что они не совершенство. Поймут — тогда все будет хорошо, не поймут…
Я вам скажу так: очень сложно работать, когда на сцене такое количество народных артистов. В любом случае, я думаю, что спектакль правильный. Рад, что все же сделал его, а Толе с Богданом доказал, что можно играть не только комедии. Я не приверженец громких слов, но все же можно сеять разумное, доброе, вечное.
— Довелось услышать мнение одного зрителя: «Зачем при нашей сегодняшней тяжелой жизни ставить спектакли, после которых муторно на душе»?
— Спорный вопрос. Сегодня мелодрама — очень модный жанр. Но я считаю, что лучше играть «Про мышей и людей», чем театральный вариант «Бригады». Я отвык ориентироваться на публику. Как сказал кто-то из великих: «Горе мне, если мои убеждения будут колебаться в зависимости от моего пульса». Может у кого-то плохое настроение, и ему сегодня не хочется смотреть такое, а кому-то — наоборот. Кстати, мне на второй день после спектакля позвонила знакомая и сказала: «Ой, спасибо вам большое, я так наплакалась, голова до сих пор болит». Вот это комплимент! Печаль светла — это грусть, которая приносит освобождение. Не спорю, что комедия лучше воспринимается публикой. Я вовсе не случайно ввел несколько легких моментов в спектакль, так как зрителям надо давать передохнуть.
— Но на эти моменты зритель чересчур бурно реагирует и аплодирует зачастую совсем невпопад.
— Все правильно. Более того, в финале, если вы заметили, не звучит выстрел — это специально сделано. Знаю на горьком опыте «Дяди Вани» — выстрела зритель пугается и начинает… смеяться. Здесь не хотелось бы такого. Я могу на 90% предсказать реакцию зала, поэтому тут все ходы просчитаны. Все-таки, делался спектакль для широких слоев населения. Он не эстетский, он очень простой, но одновременно — довольно стильный, не «разлюли малина». Хотя знаю, как можно было бы сделать, что бы плакали ну в каждой сцене. На самом деле все просто. В основе спектакля должна быть хорошая, глубинная литература. Вот почему я считаю, что на сцене нужно возрождать пьесы Горького, Брехта. Сейчас от такой литературы стали уходить, и ставить какие-то концептуальные режиссерские спектакли — весь Чехов в один вечер, например. Возвращаясь к вопросу о работе с актерами (благодаря мастерству Стейнбека), — в нашем спектакле можно копать безгранично и находить что-то новое, придумывать.
— Расскажите о роли, которая досталась Владимиру Абазопуло. Ведь у Стейнбека герой иной. Почему вы изменили, трансформировали образ?
— Он не просто трансформирован. Роль написана специально для Володи, у которого прошла операция и врачи удалили горло. Актер на самом деле так разговаривает. Это не игра. Надо отдать должное Анатолию Хостикоеву, который увидел, что после операции Володя ходил как убитый. Актер без голоса — страшное наказание. Но Володя сильный человек. Он не ушел из профессии. Изъявил желание работать в спектакле. Я пообещал придумать мотивировку. Чуть позже прочел в интернете, что в случае, если человека спасли после повешения, то страдает трахея. Это и стало легендой для героя Абазопуло. Специально для Володи в Америке был куплен аппарат, который создает эффект дребезжащего голоса. На каждый спектакль мы ставили специальный усилитель.
— Планируете продолжить работу с компанией «Бенюк и Хостикоев»?
— Ничего определенного пока не могу сказать. Сейчас буду ставить произведение современной английской драматургии. Автор пьесы Келли Черчилл. Это постановка для двух актеров. Одну из ролей я предложил сыграть Анатолию Хостикоеву, а кто станет его партнером — пока думаю. Это будет история о судьбе 52- летнего врача. Он пережил трагедию. 30 лет назад в автокатастрофе погибла его жена, а их шестимесячный сын оказался в очень тяжелом состоянии. Герой пьесы — генетик. Он занимался модной для Англии темой клонирования. Проводя опыты, он сделал, на всякий случай, три десятка маленьких сыновей... И вот спустя годы, ученый встречается с пятью выросшими парнями. Внешне абсолютно похожи, но воспитаны по-разному. Для спектакля мне нужно подобрать сильный актерский дуэт. Пьеса представляет интересные роли для Отца и особенно для Сына. В Москве эту постановку играют Виторганы. В ноябре я собираюсь приступить к репетициям.
Очень хочу поставить горьковское «На дне». У меня рядом с домом пункт приема вторсырья. Каждое утро, выгуливая своих собачек, я встречаю опустившихся людей. Разговариваю, пытаюсь понять почему покатилась под откос их жизнь. Они — наша реальность. Мы еще не понимаем к чему привел капитализм, мы только в него вступаем и у меня есть очень серьезные опасения. Моя дочь живет в Англии, поэтому я с этим уже столкнулся. Капитализм — это непростая система. Она бесчеловечна. Происходит полное отторжение. Когда в семье моей дочери проблемы — они звонят только мне, потому что «те» хорошие, положительные, богатые мама и папа никогда в жизни ничем им не помогут. Для них действительно непонятно, как два человека могут друг за друга отдавать жизнь. Ведь у нас тоже сегодня уже никто не одалживает денег и не говорит, какая у него зарплата. Я не понимал зачем строится столько ресторанов и кафе( Кто в них будет ходить( Раньше у меня люди дома сидели. Сейчас все встречи назначаются только в ресторанах. Я не консерватор и не считаю, что нужно вернуть прошлое, но необходимо все же помнить о хорошем, которое было там. Благополучный Запад убил все простые человеческие чувства. Там все сводится к контролю суммы на карточке, знакомства, встречи делятся на «нужные» и «ненужные».
