Это ожидание захватило как актеров, которые предложили на рассуждение столичной публики свою версию знаменитой беккетовской пьесы (классики театра абсурда), так и зрителей, которые превратились в участников пространства-ожидания.
Известно, что пьеса «Ожидая Годо» поставлена во многих театрах мира, прочитана, перечитана и интерпретирована не одним поколением режиссеров и актеров в контексте своего времени, а также адаптирована к проблемам сегодняшнего дня. Курбасовцы же во главе с Алексеем Кравчуком создали своего «Годо» — потому в этом ожидании, которое, правда, воспринялось зрительской аудиторией на одном дыхании, есть все то, что волнует их: специфика актерской профессии, представители которой якобы вынуждены поддерживать сплошное мировое лицедейство, и острота во взаимоотношениях человека и общества, и «клоуновская» сущность самого человека.
Спектакль начинается своеобразной визуальной увертюрой: при помощи диапроектора с увеличенной скоростью транслируется «немой» сюжет — пустыми лестницами своего театра бегают Алексей Кравчук и Олег Стефан. Запись напоминает киноленту с Чарли Чаплиным: комичные, суетные, быстрые движения актеров, словно иллюстрируют их жизнь — жизнь лицедеев, которые вынуждены бегать, петь, танцевать, и им, кажется, недостает времени для того, чтобы остановить ся и... просто подумать (хотя бы над проблемами своей собственной жизни). Вместе с тем, такая экспозиция окунает зрителя в другое — параллельное — пространство. Таким образом, картинка будущего действия становится более объемной, многогранной, и немое кино «со стены» материализуется в живое и реальное пространство. Кроме того, визуализация представления рефреном время от времени возвращает зрителя с киевской сценической площадки в личные ожидания и поиски курбасовцев.
Все остальное действие — это ожидание, преисполненное добродушной клоунады, смешной и, иногда, до слез трогательной, которая просто вызывает желание стать с этими лицедеями единой духовной силой. Эстрагон (Алексей Кравчук) и Владимир (Олег Стефан) ожидают на своего Годо, который, как известно, так и не появится. И, вместе с тем, если бы даже так называемый инфернальный Годо все же пришел, то герои, которые уже давно потеряли и духовные ценности, и желания действовать, и какие-либо человеческие мечты, не знали бы, что у него просить. Они — изуродованные души, не способные на поступки, но обучены «подыгрывать» этому миру, приспосабливаться к его фальшивым акциям. Они статичны в жизни, и даже сбросить ботинок или повеситься —у них для этого не хватает активности. Хотя из уст Владимира и звучит лейтмотивная фраза: «Когда ожидаешь, ничего не происходит. Что мы здесь делаем?» А, следовательно, герои на интуитивном уровне понимают досадность своего положения, хотя бороться для них нет никакого стимула, ведь они — логические порождения этого бессмысленного мира.
Сценографическое пространство спектакля — неприхотливое, как это и свойственно театру абсурда: большие часы, которые теряют стрелку, ведь время для героев останавливается, а также воображаемое дерево, функцию которого выполняет… вешалка. И не зря, ведь герои или хотели вешаться, или опять разыгрывали хоть какую-то активность?.. Однако все это пространство впоследствии превращается в целый коловорот трюков, актерских оригинальных выпадов, эксклюзивных «небеккетовских» текстовых пассажей, метких подтекстов, фантазийных актерских аттракционов… Энергетическая амплитуда сценического пространства меняет эмоциональную атмосферу зрительского зала: он то смеется от души — весело, доброжелательно, то вдумчиво реагирует на горькую иронию, предложенную участниками действия, и, даже, плачет...
Каждый актер, «выжимая» все возможное из своей энергетики, психофизических данных, мастерски работает в актерских дуэтах (характерная черта курбасовцев). Например, экспрессивный и эпатажный Олег Цена в роли Поццо диктует свои правила игры Эстрагону и Владимиру, а перевоплощаясь в мальчика-посланца от Годо, он, кажется, одевает на себя совсем другую маску. Проявляет свое мастерство и представитель актерской молодежи театра им. Леся Курбаса: молчаливая игра Николая Березы (в роли Лаки), а затем его монолог после приказа хозяина «думать» — это сплошная, долговременная текстовая эквилибристика, которая не может не удивить, во всяком случае количеством алогичного бессвязного текста, который запомнил актер и «выдал» его на одном дыхании.
Хотя среди театральных элементов «от себя», которые являются вкраплениями в беккетовскую текстовую канву, есть и несколько грубые шутки и намеки, которых можно было бы и избежать, однако, с другой стороны, они поддерживают то клоуновское — цирковое — начало представления.
Конечно, поражает и растрогавший до слез последний монолог Владимира, который еще раз доказывает неоспоримую истину: смеялись мы на протяжении трех часов… с себя, с нелепости, бездумности и алогичности собственной жизни. И все мы — такие же лицедеи, как и герои пьесы С. Беккета «Ожидая Годо», марионетки в руках Чего-то или Кого-то… Возможно, какого-то Годо?
