Это последние слова нового романа Сергея Жадана «Ворошиловград». Почти последние — потому что после них есть два постскриптума, важных для завершения всего повествования — не так сюжетного, как эмоционального.
Это рассказ не столько о молодом человеке по имени Герман, сколько об определенном месте: условно обозначенное советским топонимом «Ворошиловград», оно является главным героем.
Это не то пространство, которое нужно преодолевать в рациональном порыве самоутверждения и построения своих планов: Ворошиловград, его небо и его земля требуют углубления, пристального взгляда — в свою очередь, вглядываясь в тебя. Ворошиловград просвечивает любого будто рентгеном, безошибочно выявляя соотношение достоинства, подлости или трусости.
Внутренняя драма любого пространства — рубеж, который ограничивает или разделяет. Граница между воображаемым и реальным стерта, но хватает других границ — от межгосударственных, на которых запросто могут убить, до внутренних пределов, до вечной проблемы выбора. Здесь дело чести не просто выиграть футбольный матч, а еще и отстоять выигрыш. Здесь, как на любом фронтире (так в США когда-то называли линию между освоенными землями и диким Западом), хватает дуэлей и противостояний — социальных, психологических, физических, даже метафизических. А общая локация, невзирая ни на какие границы, едина для всех — небесный Ворошиловград, место безвозвратных потерь и сильных чувств, земля самых больших сокровищ и ярких натур.
Жадан долго шел к этой книге через более или менее удачные прозаические попытки. В «Ворошиловграде» Сергею удалось, наконец, соединить свои таланты поэта — идеальное чувство ритма, метафорическую насыщенность, отточенность формы — и прозаика, что выразилось в «долгом дыхании» рассказчика, умении держать сюжет, наполнять текст огромным количеством лиц, прорисовывать героев, наделяя каждого из них неповторимыми чертами: некоторые сцены колоритны подобно фильмам Кустурицы лучшего периода.
Нужно заметить, что наша проза в значительной степени сосредоточена на реалиях запада страны. Носители «феномена Станиславского» провели свою границу во времени — практически каждый автор этой школы так или иначе оглядывается на прошлое, не имеет значения — будь то времена СССР, Польши или даже империи Габсбургов. Границы «Ворошиловграда» — здесь и сейчас, они проходят в обжигающе актуальном пространстве. Именно поэтому говорить, что у Жадана обрел голос наш восток, было бы лишь долей правды. «Ворошиловград» важен именно тем, что его парадигма не задана определенной часовой конкретикой, это не очередной эпос и не заплыв в мутной реке столетней мифологии. То, через что проходит Герман, может случиться где угодно и с кем угодно. Это история понимания — через это удивительное пространство под названием «Ворошиловград» — себя и людей вокруг себя. Понимание того, что собой представляют те банальные и вечные вещи — любовь, дружба, смерть, высокое небо, черная земля. Понимание того, во что стоит верить и как сохранить надежду, даже если ты брошен в глубокую яму и вокруг ходят голодные леопарды.
В ближайших номерах «Дня» читайте интервью с Сергеем Жаданом о «Ворошиловграде» как месте и книге.
