Тяною — это поклонение красоте в сером свете будней.
Едва ли найдется хоть один европеец, который при слове «Япония» среди прочих культурных ассоциаций «первого дежурного ряда» (самурай, кимоно, каратэ…) не вспомнит о чайной церемонии. Куда меньше таких, кто хоть раз в жизни видел эту церемонию своими глазами. Еще меньше — тех, кто по-настоящему проник в ее смысл. В прошлую субботу киевлянам представилась редкая возможность стать зрителями и даже участниками «тяною» (так называется эта церемония по- японски) и попытаться понять ее суть, смысл и истоки. В рамках проводимого посольством Японии в Украине цикла культурных мероприятий «Японская осень в Украине — 2002» в Киев приехали представители московского отделения чайной школы «Урасэнкэ», чтобы напоить нас чаем по-японски.
В зале презентаций Украинского дома — четыре с половиной татами (классический размер чайного домика), ниша-токонома с традиционным свитком с написанным на нем изречением: «За всю жизнь — одна встреча» (т.е. каждый миг жизни неповторим, и в каждый миг вы такой, каким никогда не были и никогда больше не будете; поэтому и каждая встреча, каждая чайная церемония в частности — уникальны) и ваза с одним-единственным цветком. Иероглифы на свитке написаны так называемым «уставным» письмом, безыскусным и не бьющим на эффект — ничто не должно отвлекать от смысла изречения. Цветок в вазе — обычный, полевой, обязательно представитель местной флоры и ни в коем случае не заморский экзотический гость. Как пояснил комментировавший всю церемонию преподаватель кафедры японской филологии Института стран Азии и Африки при МГУ Виктор Петрович Мазурик, этот единственный цветок, мимо собратьев которого вы, возможно, прошли по дороге к чайному домику, даже не заметив — воплощение и концентрация красоты всего цветочного луга. Ваза, в которой он стоит — простой формы, даже грубоватая на первый взгляд. Все соответствует принципу «ваби», основополагающему принципу японской эстетики, который в известной книге В. Овчинникова «Ветка сакуры» сформулирован всего двумя словами: «красота простоты». Это эстетика мастерства, достигшего такой высокой стадии совершенства, что оно, по словам В. Мазурика, «не пожелало оставаться в плену у этого совершенства и снова открылось для процесса движения». Потому что в этом и заключается суть «чайного искусства», как и любого из традиционных японских искусств: медитация в движении, дорога к самосовершенствованию.
Итак, на татами в импровизированном «чайном домике» сидят четверо добровольцев из публики. Это важная фаза чайного действа, которая называется «ожидание»: гости настраиваются, рассматривают свиток в нише, раздумывают над написанном на нем высказыванием, которое как бы «задает тему» церемонии. По крайней мере — предполагается, что они должны думать об этом; на самом же деле, возможно, они просто размышляют, удастся ли им высидеть 40 минут в традиционной японской позе, на пятках… И вот, наконец, появляется хозяйка и приступает собственно к церемонии приготовления чая. Вся утварь, кроме льняной салфетки, которой оборачивают чашку, прежде чем подать гостю, и бамбукового ковшика, которым зачерпывают кипяток, покрыта налетом времени, хотя и безукоризненно чиста. Это — тоже неотъемлемая часть японской эстетики. «Европейцы употребляют столовую утварь из серебра, стали либо никеля, начищают ее до ослепительного блеска, мы же такого блеска не выносим. Мы тоже употребляем изделия из серебра... но никогда не начищаем их до блеска. Наоборот, мы радуемся, когда этот блеск сходит с поверхности предметов, когда они приобретают налет давности, когда они темнеют от времени... Мы... любим вещи, носящие на себе следы человеческой плоти, масляной копоти, выветривания и дождевых потеков», говорит японский писатель Дзюнъитиро Танидзаки. Сам процесс приготовления чая прост — или кажется таковым. Все движения хозяйки предписаны традицией и отшлифованы многократным повторением: порошковый зеленый чай насыпается в чашку, заливается водой, вскипяченной на жаровне, и взбивается бамбуковой кисточкой. Результат ни вкусом, ни видом не напоминает того чая, который мы пьем по утрам (по выражению В. Мазурика — «чайных консервов»): получается нежно-зеленая жидкость, поверхность которой покрыта пузырьками пены. Что же до вкуса — увы, вашему корреспонденту попробовать ее не удалось, но по словам тех, кто был более удачлив, это как бы живой чайный лист, высушенный, растворенный в кипятке и снова распустившийся во всей своей полноте и сути. Что ж, поверим на слово… Тем более, что все-таки главный результат чайной церемонии — не напиток, а медитация, то состояние спокойствия («яку»), отрешения от материального, очищения и познания истинной сути вещей, которому служит соблюдение трех принципов «тяною»: гармония, почтительность и чистота. Гармония в настрое гостей и хозяина достигается гармонией убранства чайного домика, предметов утвари (в которых, кстати, представлены пять элементов, или стихий, согласно буддийскому учению: дерево — подставка для утвари, огонь в жаровне, земля — глина чашек, металл — чайник, и вода, которая его наполняет) и, наконец, самим процессом. Движения хозяина и гостей, поклоны, передача чашек с чаем — все это создает предпосылки для взаимной эмпатии, синхронизации чувств и душ присутствующих. Почтительность друг к другу, к чаю, к утвари (прежде чем передать чашку гостю, хозяин дважды поворачивает ее вокруг оси, то же делает и гость, взяв ее — таким образом чашка тоже учтиво «кланяется» обоим), ко всему происходящему действу помогает раскрыть душу окружающему миру, живому и неживому. Наконец, ритуалы очищения: гости омывают руки у колодца- цукубаи, хозяин вытирает утварь салфеткой (кстати, интересный пример общеизвестной «всеядности» японской культуры, которая с легкостью принимает элементы чужих культур, поглощает их и перерабатывает по-своему: по словам В. Мазурика, движения, которыми мастер чайной церемонии вытирает чашку, позаимствованы из католической мессы!) — все это помогает очиститься изнутри, навести порядок в сознании.
Конечно, «светская» чайная церемония — это лишь упрощенное подобие настоящей. Конечно, к чайному домику полагается идти через чайный садик с его «росистой землей» и дорожкой из «летящих камней», а не через осеннюю ярмарку, весело шумевшую на всех этажах Украинского дома. И не подъезжать к нему на лифте, а пролезать, согнувшись, через низенькую дверцу, оставляя за порогом свою гордыню, привязанность к земному и прочие мешающие действу вещи. И сама церемония в полном объеме длится обычно более четырех часов и включает в себя, кроме «жидкого чая» со сладостями, еще и закуски, и «густой чай», питье которого требует от гостя не меньшей подкованности в искусстве чая, чем от хозяина, а главное — неспешную беседу об истории чашек, из которых пили, о свитке в нише, о красоте вазы и цветка в ней. И все же, наверное, все мы — и те, кто участвовал в церемонии на татами, и те, кто пил чай, сидя на европейских стульях, и даже те, кто просто наблюдал, — в какой-то степени сумели ощутить дзеновский покой и красоту происходящего и хотя бы отчасти «синхронизировать наше дыхание».
И напоследок приведем слова выдающегося мастера чайной церемонии XVI века Сен-но Рикю, в которых он описал суть чайного искусства. «Все очень просто. Кипятите воду, заваривайте чай, добивайтесь нужного вкуса. Не забывайте о цветах, они должны выглядеть как живые. Летом создавайте прохладу, зимой — приятную теплоту. Вот и все». И потом он добавил: «Покажите мне того, кто постиг все это, я с удовольствием стану его учеником».
