16 и 17 сентября на сцене Театра им. Ивана Франко Московский
театр «Школа современной пьесы» представит «Чайку» режиссера Иосифа Райхельгауза.
За всю историю постановки «Чайки» частенько «вылетали в трубу», но этот
спектакль умудрился в течение сезона стать одним из самых кассовых в Москве.
Возможно, «Школу» Райхельгауза, как и в предыдущие посещения Киева, ожидает
аншлаг, хотя бы на почве полного разгрома «Чайки», устроенного российской
прессой. Московские театральные критики с наслаждением ощипали не только
райхельгаузовскую «Чайку», но и выдрали парочку перьев из хвоста, собственно,
чеховской (да и в портрет самого Антона Палыча воткнули пару булавок).
Более всех досталось, как и надлежит, молодому ученику
Марка Захарова, режиссеру Виктору Шамирову. Он дебютировал как актер в
роли Треплева и поставил мини-спектакль «Люди», которым и начинается «Чайка».
Все «шишки», которые не посмели бросить в Татьяну Васильеву либо Льва Дурова,
посыпались на молодых. Оно и понятно. На это, впрочем, и рассчитывал Райхельгауз,
закладывая в актерском составе не конфликт возрастов и авторитетов, а,
собственно, неиссякаемый источник энергии, который и приводит постановку
к ее успеху.
То, что в каждом из «мэтров», по словам самого Дурова,
живет своя Аркадина, великая артистка, с недоверием и сарказмом относящаяся
к метаниям творческой молодежи, кажется вполне естественным. Но вот что
делает Аркадина в каждом втором из театральных критиков, сказать сложно.
На Машу (Ольга Гусилетова) и Треплева повесили все возможные психиатрические
диагнозы — от невроза до шизофрении, обозвали «маргиналами» и почти наркоманами,
что в целом звучало как похвала и признание их современной актуальности.
Нину Заречную (Елена Ксенофонтова) критики назвали хищной и тщеславной
провинциальной карьеристкой, китчевой бездарностью, «походя клеящей всех
мужчин», признав тем самым, что и этот образ удачно адаптирован в историческом
времени и социокультурном пространстве. Ведь что может быть для нас насущнее
«истории сорвавшейся карьеры». Ну и исполнение, как- никак. Все-таки лучшая
ученица самого Райхельгауза по ВГИКу, столь удачно дебютировавшая еще на
втором курсе в роли уличной девки. Можно сказать, лично воспитанная режиссером
Нина Заречная.
Даже ярлыку «постановки, на которой не засыпают зрители»
пришлось поломать устоявшийся зрительский стереотип по поводу «Чайки» и
чеховских модернизаций вообще.
На самого же Иосифа Райхельгауза навесили позорную табличку
с надписью «постмодернист», что звучит проклятием в ушах современных служителей
высокого искусства. Он-де и чучело чайки посмел на колесиках по зрительному
залу катать (подрывая престиж эмблемы другого знаменитого московского театра),
и в «Мировую душу» мягкими игрушками кидаться. Да и игра актеров у него
— всех, как на подбор, словно из клиники душевнобольных — сплошное ерничанье
и «надругательство» над традициями. И вообще одеты они в лохмотья! И весь
этот фарс, мол, для того, чтобы публика на приевшейся чеховской «Чайке»
не заскучала, не дай Бог. Потому как сама пьеса — не то чтобы история болезни
и картина комплексов молодого и мятущегося Антоши Чехонте. Просто для актеров
сделать Чехова скучным — выше собственных сил.
Самое интересное, однако, что на самом-то деле спектакль
понравился, и его, скрипя зубами, все же хвалили. Сказалась еще одна истина,
усвоенная самим Антоном Павловичем после первого провала «Чайки» в Александрийском
театре: такой тонкий эксперимент, как осовременивание бессмертной пьесы,
можно доверить только рукам проверенного экспериментатора. Чехов (а экспериментатор
Райхельгауз, ужесточая чеховские приемы, ни на шаг не отступает от них)
писал о нас, простых людях, а расхваливать в открытую себя как-то не принято.
