Смолоду тянулся за ним шлейф смелого экспериментатора сцены, решительного реформатора театра. Громил своих оппонентов он направо и налево. Но со временем его художественные страсти стали поутихать, стал успокаиваться его авангардный зуд. Все чаще посещали Дадонова мысли о спокойном пенсионно-творческом периоде. Но молодая режиссерская поросль не давала покоя почтенному коллеге и «чтоб концы своих театральных владений охранять от нападений, должен был он содержать многочисленную рать». Очередные режиссеры не дремали, но никак не успевали. Только поставят какой никакой спектакль, лихие критики лезут с подсказками, поставят другой никакой, коллеги злорадствуют. Иногда даже от досады плакал режиссер Дадонов, обижаясь за свой тридесятый театр родной, главный в государстве. И решил он обратиться с просьбой о помощи. К Мудрецу театральному, звездочету, который знал всех звезд-драматургов наперечет. Послал ему письмо по почте электронной. Пришел Мудрец, «стал и вынул из мешка «Золотого петушка». Пьесу небывалую, написанную человеком из птичьего клана, модным драматургом Петушковым, в единственном экземпляре. «Эксклюзивный вариант, — испугал Мудрец режиссера заморским словом. — Поставишь эту пьесу у себя в театре, будет успех небывалый, станешь ты первейшим режиссером, знаменитым и недосягаемым.»
Дадонов в восхищении Мудреца благодарит, обещает за это любую волю его исполнить.
И стал он готовиться к постановке эпохальной этой пьесы экск…, эксклюз…, тьфу, в общем, «Золотого петушка». Смел решительной рукой со своего стола режиссерского все пьесы старые. Полетели в корзину и традиционная «Курочка Ряба с ее золотым яйцом», и обновленная версия сказки «Любовь к трем апельсинам», туда же отправились сказка «Про Балду» и про «Тридцать трех богатырей», которые даже в мусорной корзине «блестели» чистотой своих убеждений. Оставил на освободившемся столе, как на чистом листе, Дадонов лишь труд незабвенного учителя Станиславского «Моя жизнь в искусстве», наброски своих мемуаров с таким же названием и вожделенного «Золотого петушка».
Можно было приступать к работе. Выстроил в голове своей Дадонов и концепцию режиссерскую, выверил все подтексты, подтянул поближе к первым вторые планы, сверхзадачу государственного масштаба ввернул в сценическое решение, остро наметил конфликт масштабный. Даже сам придумал сценографическое оформление и даже дал задание постановочным цехам строить огромный, добротный курятник, раскинувшийся с востока на запад, по замыслу, обустроенный так хорошо, что должны были ужиться в нем петухи всех мастей, не говоря уже о золотых. Все шло хорошо. Не доставало одного — исполнительницы главной роли — «Госпожи Удачи», за благосклонность которой петушилось все мужское население пьесы. Долгими бессонными ночами перебирал Дадонов все женское актерское наличие театра, перешерстил в памяти актрис соседних театров — ну, не было достойной кандидатки на эту судьбоносную роль. Решил тогда Дадонов заслать гонца в ближнее зарубежье, там пошустрить и предложить актрисе эпохальную роль. Поехал режиссер Безбашенный проводить кастинг в соседнем государстве, так и объявили там его название — «Народные артистки». Надолго застрял в гуще молодых претенденток Безбашенный. Видит Дадонов, нет от него толку. Посылает на поиски второго режиссера Бушуй-Разгуляйского-YI. Но тот, вместо того чтобы искать героиню, стал искать смысл искусства, ушел в дебри авангарда и не вернулся.
Делать нечего Дадонову, Золотой петушок кукарекает призывно, на авансцену просится, от занавеса крыльями отмахивается, гребнем кулисы задевает, по сценическому кругу бегает как не в себе, на актрис косо поглядывает. Поехал Дадонов сам искать героиню. Нашел красавицу-актрису, чудо как хороша! «Настоящая девица — шамаханская царица!» А уж что талантлива и умна, ну просто Удача! Не было надобности Дадонову «прослушивать» актрису на своем руководящем диване, хотя, ох как хотелось, но тут с первого взгляда ясно было — эта с ролью справится.
Дадонов восторженно потирал руки от предстоящего грядущего успеха. И тут, проигнорировав мобильную связь, без приглашения, в театр явился Мудрец. Только взглянул на актрису-Удачу и понял, какая замечательная судьба уготована этой провидческой пьесе о благоденствии в отдельно взятом курятнике с мудрым впередсмотрящим флигелем — Золотым петушком. Понял и просто-таки потемнел от зависти, вихрем прилетел в кабинет к Дадонову и воскликнул: «Разочтемся наконец! Помнишь? За мою услугу Обещался мне, как другу, Волю первую мою Ты исполнить, как свою».
«Что ж ты хочешь?» — спросил уверенный в себе Дадонов, уже ясно видящий себя в лавровом венке на пьедестале славы. «Хочу, чтобы автором этого проекта был я», — выпалил Мудрец, увидевший не менее ясно себя, столкнувшего Дадонова с пьедестала славы. Режиссер просто задохнулся от возмущения, в голове лихорадочно закрутилось: «…суд, авторские права, проценты от проката…» Он тихо прошипел в лицо Мудрецу: «Убирайся, пока цел!» И даже удивился, как быстро Мудрец исчез с его глаз.
Унимая волнение, Дадонов вернулся к своему столу. Онемев от пришедшего к нему понимания происходящего, он увидел уже только последние страницы пьесы «Золотой петушок», медленно таявшие в воздухе. Похлопав для верности руками по тому месту, где только что лежала пьеса, он тихо охнул. Улетел Золотой петушок, на глазах растворился, даже перышка из хвоста не оставил. Будто его и не было. На пустом столе Дадонова остались лежать том Станиславского «Моя жизнь в искусстве» и наброски его мемуаров с таким же названием.
«Сказка — ложь, да в ней намек!» Она хоть и выдуманная, но поучительная.
